том, как грешно мы живём. Каким образом это сочеталось в ней с любовью к дурманосодержащим жидкостям, оставалось для меня загадкой. Наверно, дурманящий напиток и был для неё этим самым ближним.
— Просто Дин. Про прощение, это ты брату своему скажи, вон он сидит, корчит из себя оскорблённого, как будто это я его ублюдком назвал, а не он меня.
— Хорошо, Дин, я бы хотела чтобы ты не занимался сегодня и завтра своими ужасными тренировками, до прихода рекрутора. Если ты станешь магом, они тебе уже не понадобятся.
— Определяющее слово "если", мама. С чего ты так уверена, что у меня достаточно способностей?
— Думаешь, я слепая?! — Внезапно плюхнув почти пустым бокалом об стол, прошипела моя собеседница, пристально уставившись на меня. Её брат на протяжении всего диалога не отрывал от меня буравящего взгляда, так мог бы смотреть Королевский Сыскарь на подозреваемого в покушении на королевскую семью. — Или думаешь, я дура?! Забыл уже свой тринадцатый день рождения?!
— Вот только не нужно мне напоминать о том, что мне почти каждую ночь снится в кошмарах! — Теперь Килику буравил взглядом уже я. Тут пришлось для эффекта слегка преувеличить, кошмары, конечно, мне действительно снились так часто, как я сказал, только вот тематика была намного разнообразнее, как говорится, во многих знаниях много печали.
— Сестра, успокойся, я говорил тебе не раз, незачем ему эта проверка, и мага из него точно не выйдет, для этого нужно чтобы голова не просто торчала, а ещё и работала. — Дядя попытался подколоть меня шуткой, конечно же несмешной, чего ещё можно было ожидать от бывшего военного, которого выгнали из армии за хищения. На мой взгляд, вместо слов успокоения, лучше бы отобрал у сестры бутылку, все эти перепады настроения и резкое изменение поведения суть следствие злоупотребления дурманом.
— Мой мальчик станет великим! Самым лучшим магом, самым сильным! — бескомпромиссно заявила Килика, наполняя слегка дрожащей рукой бокал из бутылки, в которой, к слову, оставалась едва ли треть, притом что дядя к дурману даже не притрагивался. — Соберет себе команду из Приспешниц, и они сожгут этих клятых гурров дотла, всю их поганую Великую Пустошь! — Она опрокинула в себя бокал с таким видом, словно только что произнесла тост.
— Боюсь тебя разочаровать, мама, всё может оказаться совсем не так… — тихо произнес будущий великий маг, отодвигая от себя пустую тарелку. — А от тренировок я не откажусь ни при каких условиях. Доброго дня.
Покидая помещение, я бросил незаметно взгляд на стол, используя для этого шкаф со стеклянной дверцей. Санлис что-то нашептывал Килике, та сидела с расстроенным видом, словно бы не слушая брата. На миг сердце кольнула жалость по поводу резких слов, но потом я вспомнил подвал, боль во всём теле, семь мёртвых тел, непонятно как оказавшийся в руке окровавленный нож и яростные крики матери "Ты убил его, сволочь! Я тебя ненавижу, ненавижу!", и сочувствие как-то резко испарилось. Они все считали, что я очнулся позже и не помню ничего из того, что происходило в тот злополучный день, я же не спешил никого в этом разубеждать. Так было нужно для того, что мне предстояло сделать, если я хочу выжить.
Двинув под палящим светилом на задний двор, я увидел Тревора возле кузни. Тот рассматривал заточку своего клинка и задумчиво хмурился. Пройдя мимо его широкоплечей высокой фигуры, я зашёл на склад возле кузни и взял из угла два деревянных тренировочных меча. Вернувшись, я кинул ему один меч, после чего мы отошли от стены в центр двора.
— Ты, говорят, скоро отсюда уедешь, малец? — Тревор остро глянул на меня, не спеша приступать к учебному поединку.
— Кто говорит? Санлис? — Я опустил учебный меч, судя по всему, придётся сначала поговорить. — Он разве способен разговаривать обо мне без ругательств и пены у рта?
— Да хотя бы и он, какая разница кто, важен сам факт того, что это последняя тренировка. Ты станешь магом и махать железками тебе будет не резон. Видал я вашего брата в деле. Сколько уже лет прошло? Года четыре? Да не суть, — отмахнулся Тревор и почесал усы, — пойдем-ка посидим в теньке, поговорим сначала, нет у меня никакого желания махать деревяшками на такой жаре.
Я не возражал, поскольку эти тренировки нужны были вовсе не для того, чтобы научиться махать острым колюще-режущим. Мы уселись на бревно возле стены, после полудня это место будет залито летним жаром, но сейчас утро, и я наслаждался островком прохлады.
— Так вот, было это во вторую гуррскую войну, как её теперь называют… — начал мой собеседник, обычно из него слова лишнего не вытянешь, а тут такая словоохотливость. — Разведка доложила, что на наш форт будет наступление, причём очень солидными силами. Мы одновременно готовились к штурму и прощались с жизнью. А потом, вечером, перед предполагаемым утренним нападением, прибыл к нам один франт из Цитадели. С дамочками-помощницами, как это у них водится, значит, непростой кто-то, из элиты. Имечко у него ещё странное было, Велес, кажись. В общем, мы его сразу невзлюбили, ходит такой, во всем чистеньком, свежий, и дамочки такие же, а он так с ленцой им указывает, что делать. Сразу захотелось ему в морду дать, да жалко стало. Себя жалко, не его, меня ж потом за такое начальство порвало бы живьём.
Тревор сделал паузу, глотнув какой-то жидкости из небольшой плоской фляжки, судя по символу на боку, как раз военный трофей тех лет. Я мысленно хмыкнул, сразу видно, настоящий военный, не боится ничего, ни магов, ни противника, только своего командира. — Дождались мы утра, естественно, никто не спал, не из-за волнений, просто готовились к последнему, как все мы считали, бою. И вот, утром, когда эти черномордые твари выстроились к атаке, этот хторов выкормыш на стене встал, а девушки рядом сели, ноги скрестили, а одна из них повернётся и крикнет "глаза берегите". Я тогда не сообразил сразу, к чему это, но на всякий случай зажмурился и рукавом прикрылся. А потом полыхнуло так ярко, что если бы просто глаза закрыл, ослеп бы наверно. А через пару секунд громыхнуло так, что все на время оглохли. И ветром так сильно в стену шибануло, что те, кто на стене оставался, послетали к хторовой заднице во двор. А магу этому с бабами все
