Прошла вечерняя прогулка, затем поверхностный медицинский осмотр. Делалось это для того, чтобы убедится, что в строю нет тех, кто у кого проблемы со здоровьем.
Наряды теперь распределял не я, и слава богу. Муторное это неблагодарное занятие — считать, кто и сколько уже отходил, кому нужно накинуть дополнительно. Умывшись и почистив зубы, я отправился к своему спальному месту. Мне сразу показалось, что синее одеяло, которым была застелена кровать, лежит как-то неестественно, даже примято. Откинув край, я стал свидетелем того, что весь пододеяльник был перемазан гуталином.
— Ну что за детский сад? — пробормотал я, оглядевшись по сторонам. Почти сразу столкнулся взглядом с Зайцевым.
Тот выдавил кривую усмешку, отправился в умывалку.
Ладно, мы не гордые. Сорвал пододеяльник, смял его. Отправился за придурком, уже понимая, что гуталин был использован ими как предлог, чтобы взбесить меня. Взбесить не удалось, но внимание к себе они привлекли безусловно. Неожиданно, на моем пути возникло препятствие. Дверь каптерки распахнулась и оттуда выбрался Васильев — вид у него был странный, как будто что-то задумал.
— Оп, Савельев! — он ткнул в меня пальцем. — Так! Рыльно-мыльные процедуры закончил?
— Так точно, — вздохнул я, понимая, что стороннее обстоятельство обойти не получится.
— Вот и хорошо. Заходи, — он кивнул на дверь в каптерку.
— Зачем?
— Не понял. Савельев?! Это приказ! — возмутился сержант, тут же нахмурившись. — Сейчас наряд выхватишь. Ну?
Я кивнул, вошел внутрь, Васильев прикрыл за мной дверь.
Внутри каптерки уже сидели Петров и Бойко, оба в одних штанах, без верха. Оба вспотевшие. На полу лежал спортивный инвентарь. Ну, все ясно.
Частенько замечал, что после отбоя наши сержанты занимаются спортом. Очевидно, что к дембелю хотят массу нарастить, жир согнать ну и чтоб мышца появилась — нормальное желание каждого солдата, готовящегося к дембелю. Надо же потом покрасоваться накачанными мышцами?!
Для этого они заранее натаскали в каптерку гантели, гири. И по вечерам, через день устраивали прокачку, соревнуясь друг с другом. Иногда приходили сержанты с других точек, у которых личного состава не было.
— Так, Савельев! Ты вроде не дрыщ, давай так... — начал воодушевившийся Бойко. — Отожмешься больше чем я, получишь банку сгущенки!
— Ну-у, ты не распыляйся особо, Серега! — фыркнул Петров, оценив приз.
— Нормально все! — тот, не приемля возражений, качнул головой. — Банка сгущенки самое то! Я у Макара в столовой аж шесть банок отжал. Все равно столько сами не сожрем. Да и достала она уже. Лучше бы тушенку дал.
— Угу... А он где жрать будет? — Петров махнул в сторону двери рукой. — Под одеялом?
— А если я проиграю? — уточнил я, прервав дискуссию.
— Ха-ха... Э-э! Ну ладно… Наряд вне очереди, во внешний патруль!
— Идет! — усмехнулся я.
Перспектива, конечно, так себе. Бродить по периметру в течении суток мне не сильно хотелось, зато была куча времени подумать.
— Ну, тогда первый и начинай! — потер руки Бойко, затем достал из-под стола банку, бахнул ее об стол. — Вот суперприз! Давай, упор лежа принять!
Я принял стойку, начал под счет. Делали без контроля, расстояние от груди до пола не фиксировали. Мы же не на олимпиаде, в конце концов.
Первые тридцать раз прошли легко и быстро — Васильев считал как положено, без обмана. Еще двадцать пять я сделал уже с должным усилием, но по правилам и в счет. Следующие двадцать пошли уже через силу и напор, таким образом, добив общее число повторений до семидесяти пяти. Иногда сержант филонил, пропуская отдельные повторения. Я не реагировал.
— Ну, Савельев! Выдохся? Нет? Что, неужели так сгущенки захотелось? — подначивал Петров, глядя то на меня, то на младшего сержанта Бойко. Последний стоял рядом со столом, вид у него был озадаченным.
В общем-то, на алюминиевую банку со сгущенным молоком внутри мне было фиолетово, тут дело принципа. Продолжал выполнять, уже порядком устав и вспотев. Появилась одышка, а мышцы, хотя и подготовленные, тоже начали ощутимо ныть. С каждым повторением все сильнее.
— Девяносто! Девяносто два! — Васильев уже просек, что я выдыхаюсь, а потому и считал уже с большим азартом. — Сто одиннадцать.
Зато Бойко все больше мрачнел — видать, счет был выше его возможностей.
На девяносто девяти я выдохся. Руки предательски подвернулись и я рухнул плашмя на пол. Мышцы словно задеревенели.
— Вот и все. — Васильев довольно хлопнул по столу, — Девяносто девять раз. Еще бы раз и сотка, ну да силенок не хватило. Серега, мне кажется, он тебя сделает! Давай, твоя очередь.
Тот потер ладони друг о друга, вдохнул-выдохнул. Принял упор лежа и принялся за дело. Поначалу, у него шло не очень — торопился и видимо считал, что не осилит, зато потом выровнялся. Дошел до восьмидесяти, приостановился, чтобы перевести дыхание. Силы почти исчерпал, но действовал лишь на морально волевых и осознании того, что не может проиграть простому срочнику. То, что я был не простым срочником, во внимание не берем, потому, что об этом знал только я.
Младший сержант упрямо выжимал повторения дальше, но все-таки не выдержал и рухнул животом на деревянный пол. Судорожно выдохнул, что-то процедил.
— Ну-у, Серега! Девяносто семь! Ты, чего еще пару раз выжать не мог! — разочарованно произнес Петров. — Тебя же Савельев сделал! Бабка ты чахлая!
— Отстань, ты и девяносто не вытянешь, — с досадой процедил Бойко, кое-как поднимаясь с пола и разминая затекшие руки. Посмотрев на меня, он с нескрываемым уважением произнес. — Молодец, твоя взяла. Но сгущенку не дам. А то Кабанов увидит, вопросы будут. Он уже даже по сержантским тумбочкам роется.
— Как раз сам собирался отказаться! — пошутил я, бросив взгляд на банку. — А вот в наряд я бы за территорию все равно сходил бы.
— И на черта тебе это? — хмыкнул Васильев.
— Да что-то в роте душно, — признался я, вспомнив про «друзей».
Сержанты переглянулись.
— Не понял, это как?
— Да никак. Проветриться после госпиталя хочется.
— Темнишь, Савельев! Ну да ладно... Как раз завтра мой наряд, заступаю начальником патруля, — сказал Петров. — Со мной и пойдешь. Все. Дуй отсюда! Так, стоять... Что с пододеяльником?
Только сейчас они заметили, что в руке у меня был смятый и перемазанный гуталином пододеяльник.
— Ты что им, сапоги вытирал?
— Да нет, Шутка неудачная, — пробормотал я.
— Возьми другой, завтра застираешь. Сегодня не успеешь, — внезапно смягчился Бойко.
Я произвел замену, затем двинулся к выходу. Толкнул дверь, шагнул на центральный проход и нос к носу столкнулся с Трусовым. Скорее всего, эта мышь казарменная стояла под дверью и подслушивала.
— И почему я не удивлен? — хмыкнул я, затем рассмеялся.
Ответа я от него не ждал, и так все было понятно. Прошел мимо, направился в сторону умывальной комнаты.
По пути взглянул на часы — до отбоя оставалось еще несколько минут.
Зашел, быстро смыл пот. Вытерся полотенцем. Из туалета послышались голоса. Кто там был, я и так знал.
Вышел. Как раз дневальный дал команду строиться на проходе.
Все двадцать пять человек выстроились в одну шеренгу. Из каптерки вывалился Васильев. Он уже привел себя в порядок — как ни крути, а за внешним видом временно исполняющий обязанности старшины, следил и на построениях выглядел так, как требовал устав.
— Становись! Равняйсь! Смирно! — скомандовал сержант, окинув нас хмурым взглядом. — Равнение налево!
Приставив руку к голове, он двинулся в сторону канцелярии, но Кабанов выбрался оттуда и сам.
— Товарищ старший лейтенант, взвод к отбою построен. Личный состав проверен, в наличии!
— Вольно! — лениво отозвался тот, проходя мимо строя. — Жалобы просьбы или пожелания есть?
— Никак нет! — хором отчеканили двадцать пять глоток.
— Ну и хорошо, — он остановился, смерил всех нас недовольным взглядом. — Отбой!
Все бегом бросились к своим кроватям. Погасили свет, оставив только дежурное освещение.
