А Андрей Георгиевич ее и так жалел, логично и сообразно карьере и судьбе, а все-таки. Куда он залез? Он даже страдал по той светлой и беззаботной поре юности, когда было-то всего забот — сохранить лишний рубль, благо он здесь были весомым, да хорошо писать. И вот он поднялся в карьере и жизни. И что? Денег все равно как-то не хватает, хотя он уже и не успевал их сосчитать. И чины высокие, и ордена почетнейшие, и император Николай его лучший друг, а дома душу и тело радует красавица и умница жена. А все не то. НЕ ТО, НЕ ТО, как говорил, то есть будет говорить великий русский писатель граф Лев Толстой.
О, император поддал знак, пора ему сказать свою речь, которая либо восславит его навсегда, либо опозорит на столько же. Он внушительно и гордо поднялся, поскольку сидел на почетном месте рядом с императором, то есть на большой моральной горке, поэтому оказался очень высоко по сравнению «рядовыми» членами Советами, всеми этими князьями и великими князьями, просто высокопревосходительствами с почетными званиями графов, баронов, и «рядовых» столбовых дворян.
Вообще, Государственный Совет имел очень противоречивое место в XIX веке. Согласно мнению его создателя Михаила Сперанского, это был бы законодательный орган, который серьезно бы ограничил полномочия правящего монарха. Однако, тогдашний император Александр I, вначале давший Сперанскому сигнал на создание Госсовета, потом, как это зачастую у него водится, передумал и тот стал как бы обычным учреждением, никак не затрагивающим власти государя.
И все же он зримо отличался от остальных административных структур. С одной стороны, это была своего рода надстройка аппарата, среди 55 его членов почти все были сановники и высокие дворяне. Департаменты его касались самых существенных моментов государства — корректировка законов, государственного бюджет и прочее. Его председатель, назначаемый самим императором, почти век одновременно становился главой кабинета министров.
Но, с другой стороны, он не имел права законодательной инициатив, что было не раз подчеркнуто императорами за текущее столетие. Сам же председатель, несмотря на звонкие должности — председатель Государственного Совета, председатель кабинета министров, не имел никаких обязанностей и прав, сановники получали его членство, как почетную отставку. Они практически ничего не решали, бездумно голосуя за подкорректированные департаментами документы.
И вот он здесь. Что ж, господа, посмотрим! И Андрей Георгиевич держал первую публичную речь, ибо то блеянье перед министром Подшиваловым и членами его комиссии, не могло считаться речью даже с очень сильным сожалением.
Главный его тезис был следующий — Бог на Небе один, Всемогущий и Всесильный, а формы его, придуманные людьми, существуют лишь на Земле. А потому мы можем безсожаления ликвидировать их. При этом в Российской империи (исключительно по желанию императора Николая) официальной формой религии будет православное христианство. Все другие религии, если они не секты, тоже имеют право свободно существовать.
Макурин, как сегодня, прочувствовал тяжкий вздох монарха. Свои воззрения он, как человека, он так и не изменил и потихонечку злился на святого, но, как государственный деятель и как истинный христианин, понимал, что это воля Господа и она хорошо повлияет и на общество, и на государство. Надо только потерпеть и свою перестройку взглядов, и недовольство народа, который в большинстве сперва будет недоволен.
И, напоследок Андрей Георгиевич сделал еще некоторый экивок в сторону аппарата — прочитал список религий, которые отныне будут свободны и равноправны. А это не так легко, как можно подумать. Ведь если католичество, ислам и в какой-то мере буддизм не вызывают недовольства, то старообрядцы, и особенно, еврейская религия, были продавлены Макуриным только частично, с пояснением, что религия может и да, но административные ограничения пока останутся.
— Вот, господа, и все, — закончил, наконец, оратор. Наступила тишина, как всегда в таких случаях, звенящая. Через несколько минут император наконец-то встал и демонстративно несколько громко хлопнул несколько раз в ладони. Мол, я категорически ЗА, а кто не с нами, тот против нас.
И толи окружающие ждали только этого, толи пришли в себя после чтения очень уж радикального документа, который, в отличие от остальных даже ни разу не был отмечен. Но члены Государственного Совета обрушили на монарха и на его оратора море громких аплодисментов.
А чтобы они никак не сомневались, Самодержец тут же вручил одну из высших наград Российской Империи — орден святого князя Владимира I. Кроме того, император объявил, что награжденный становится его генерал-адъютантом и членом Государственного Совета.
Это, а также уже известный статус святого, один из живых людей, говорящих с Господом, заставил членов Госсовета смириться. Сила солому ломит. Многие из них, к старости ставшие весьма циничными, особенно после пары бутылок шампанского, не очень-то и верили в Бога, а тут живой свидетель, который лечит словами, а, говорят, может и наказывать. Тьфу-тьфу-тьфу, делайте, что хотите, только меня не трогайте!
Император с Макуриным шли первыми с заседания по своему положению. Еще бы — земной повелитель российский император и святой посланец Небес, можно сказать небесный покровитель России. В XXIвеке только бы автографы с них собирали, а нынешнем столетии провожали почтительными взглядами.
— Государственный Совет ты прошел. Как мне кажется, со скрипом. А твое какое чувство? — спросил императором уже в придворной карете, когда стало ясно, что здесь никто их не подслушает.
— Честно говоря, я думал, ваше императорское величество, будут недовольные возгласы и, даже может, демонстративные уходы из зала, — откровенно ответил Андрей Георгиевич. Подслушивания он не боялся — его новые сверхъестественные ощущения могли это почувствовать, а после этого надежно экранировать собеседников.
— Ого! — удивился Николай I. Он не мог поверить, как это — его монарха, помазанника божьего, могут так просто послать по матери? Он ведь четко показал всем — он со святым. Макурин же очень легко бы показал, но августейшего собеседника уверять в обратном не стал. При нынешнем императоре этого все равно не будет, а то, что его сына, пока еще цесаревича, среди белого дня в самой столице убьют, так пусть об этом другие думают, хотя бы будущий убиенный.
— Я думаю, сейчас надобно бы написать императорский указ, — предложил Макурин. Подчеркнул: ВАШ УКАЗ, государь.
Николай молча кивнул, и они уже целенаправленно направились в рабочий кабинет императора.
Императорских указов в повседневной жизни России было много. Иной раз по несколько штук за день. И в большинстве случаев Николай лишь пробегался по тексту и подписывал. Так, чтобы гордое — в подлинном Его Императорское величество самолично поставил свою подпись.
Но некоторые подобные документы, очень важные и очень личные, он создавал самолично, неоднократно не раз переписывая. Или вот, как сейчас, переписывал особо надежный письмоводитель.
Они, как в добрые старыевремена, сидели так же — он, по-хозяйски, во главе стола, Макурин же, как скромный письмоводитель, обозначился на торце, с бумагами и с пером, наполненным чернилами.
Но работали уже по-другому. Не только император, но и сам Андрей Георгиевич обозначал главные мысли документа, обосновывая их объяснениями. Именно ему был написан ключевой момент Указа — поданные могут быть полностью свободны в своей религии и их никто не имеет права заставлять.
Честно говоря, попаданец ожидал, что Самодержец буквально взбунтуется. Свобода была еще не очень популярна в феодальном не только государстве, но и обществе. Относительно свободны были только благородные дворяне, а остальные всего лишь обязаны работать на своих господ.
Однако, это было все же религия, а не помещичье хозяйство или светская политика государство. Здесь император, вольно или не вольно, вынужден был делиться с Богом определенной религии, пусть даже он и не был признан им. Тем более, они вчера уже немного поспорили и Николай чуть-чуть, но оказался подвинутым. И главное, монарх был сломлен тем, что Макурин цитировал Бога. Не Библию, не книги святых отцов, которые никогда не видели Господа. Самого Вседержителя. А когда он в пылу спора предложил доказать ЕГО СЛОВА, с неба при чистом небе упала такая большая молния, что удар от нее оглушил всех. Лошади в дворцовой конюшне обезумели, а в округе пронеслась какофония ржания. Император же вынужден был успокаивать свою семью, при чем не только детей, но и взрослую дочь Татьяну и даже жену императрицу Александру Федоровну. Лишь только один цесаревич Александр был спокоен, хотя и заметно бледен.
