— Все нормально, Жень? — встревоженно спросил Бульбаш и потряс меня за плечо.
— Все в норме, Виталий Николаевич, — я заставил себя улыбнуться. — Устал просто. Ты давай пока в цех иди, а я следом. Мне чуть посидеть нужно, в себя прийти. Скажи, что меняем полосу Мирбах на горячее расследование от Сони. Надеюсь, Марта Рудольфовна на меня не сильно обидится.
Бульбаш закивал, суетливо собрался и пошел к верстальщикам. А я смотрел на изможденное лицо Павлика Садыкова по центру непринятой полосы и думал. Его все равно спасут, убеждал я себя. Он под присмотром грамотного врача, учителя Аглаи Ямпольской. Плюс о нем знают наша парторгша и первый секретарь райкома. Ему не дадут умереть. Ему помогут. Так зачем мне тогда рисковать своим будущим?
В голове пронеслись мои грандиозные ленинские планы. Развить газету, создать медиахолдинг, рулить медиаполитикой Андроповского и скоро опять Любгородского района. Ничего этого не будет, если я упрусь рогом и пойду наперекор Краюхину и Громыхиной. А так… Его спасут, а я продолжу развивать родной советский «принт», буду готовить его к новым временам. И никто не уйдет обиженным. Лучше пожертвовать пешкой, чем королем…
Бах!
Я так сильно ударил кулаком по столу, что в первые секунды испугался, будто получил перелом. На звук, заполошно цокая каблучками, прибежала секретарша Валечка, но я успокоил ее, сказав, что все в порядке. Она покачала головой и скрылась в приемной.
Не смей, Кашеваров! Или Кротов, кто я сейчас больше, даже не знаю. Павел Садыков — не пешка. А ты — не король. Ты, Евгений, главный редактор, но прежде всего ты еще человек. Порядочный человек, а не крыса. Историю ликвидатора читатели должны узнать без прикрас. И не только историю, но и судьбу его самого, а заодно еще около ста восьмидесяти таких же Павликов из Андроповского района. В каждом из которых тлеет искра бомбы замедленного действия, им которой Чернобыль.
Плевать! С моим талантом и знаниями о будущем я не пропаду. В конце концов, для чего судьба дала мне еще один шанс? Для того, чтобы я добился успеха, идя по головам, или чтобы оставался человеком? Думаю, для второго.
Я решительно встал и направился в цех предпечатной подготовки. Но перед этим схватил ручку и скопировал подпись Громыхиной на чистой копии полосы со статьей о чернобыльцах. Будь что будет! На душе стало одновременно противно и радостно. Странное ощущение. Я подделал подпись парторга, по сути, совершил должностное преступление, но в то же время я этим самым спасаю людей. Пусть даже без их ведома.
— Наконец-то, Евгений Семенович! — обрадованно воскликнул метранпаж Правдин. — Все в порядке? Замен нет, кроме полосы Мирбах?
— Все… — начал я, и тут дверь в цех отворилась.
В помещение вошла Клара Викентьевна и строгим внимательным взглядом обвела присутствующих. Задержалась на мне. Сердце замерло, руки непроизвольно смяли полосу с подделанной подписью.
— Все готово, Евгений Семенович? — спросила Громыхина, подходя ко мне с неотвратимостью танка и аккуратно выхватывая из моих рук злосчастный листок. Посмотрела на текст, на якобы свою подпись.
— Да, — еле выдавил я из себя, готовый ко всему.
— Тогда чего тянем? — прозвенел по цеху ее металлический голос. — Полосы сверены, все подписано. Сдавайте в печать!
Глава 3
Газета ушла в печать по графику, а Громыхина попросила меня зайти к себе в кабинет. Однако разговор у нас с ней все-таки состоялся раньше — когда мы ехали в лифте на четвертый этаж.
— Скажу прямо, Евгений Семенович, — Клара Викентьевна смотрела на меня поверх стекол очков, — ваша выходка с моей подписью обескураживает. Но при этом… вы меня восхитили, как бы это ни прозвучало.
— Чем же? — я удивленно поднял брови.
— Решимостью, — мгновенно ответила парторгша. — Вы и вправду очень изменились. В лучшую сторону. Подделка подписи — это лишь форма. Я верю, что вы это сделали из лучших побуждений. Но на будущее прошу: не делайте столь поспешных движений, чтобы не наломать дров. Лучше для начала поговорить.
— Согласен, — кивнул я. — Простите меня, Клара Викентьевна.
— Вы меня тоже, — улыбнулась Громыхина, правда, улыбка получилась довольно грустной. — Мне кажется, я слишком передавила…
Странная фраза. Но уточнить я ее не успел. Мы как раз доехали до нужного этажа, дверцы кабины разъехались, и мы вышли в опустевший коридор. Пожилая уборщица возила серой тряпкой по полу, пахло слегка хлорированной водой. Пропустив нас, женщина улыбнулась, поправила косынку и продолжила свой нелегкий труд.
— Кофе? — предложила Клара Викентьевна, когда мы вошли в ее кабинет, и я плотно затворил дверь.
— Не откажусь, — кивнул я.
Пока Громыхина хлопотала у небольшого столика, я еще раз обвел взглядом помещение. Клара Викентьевна определенно любила читать, это я подметил уже давно. Вот только если раньше мне бросались в глаза хорошие, но довольно типичные для полок парторга книги, то сейчас я заметил явное обновление. «Три мушкетера» Александра Дюма, собрания сочинений Марка Твена, Антона Павловича Чехова и… «Большая медицинская энциклопедия», «Гражданская оборона» под редакцией Алтунина, уже известная мне книга маршала Василия Чуйкова. Этого раньше точно не было.
— Прошу вас, Евгений Семенович, — Клара Викентьевна поставила передо мной чашку с ароматным напитком и села в свое кресло. — Заметили обновление в моей библиотеке? Да-да, я тоже всерьез занялась этим вопросом.
— Скажите, почему вы не сразу одобрили материал? — я задал вопрос, интересовавший меня сильнее всего.
— Я думала, это и так стало понятно, — она удивленно пожала плечами. — Чтобы проверить, насколько это для вас на самом деле важно, искренне ли вы верите в свои слова или просто нашли новый способ сделать карьеру. Только я все же думала, что вы просто будете более настойчивым, сможете убедить меня, где-то пошли бы на компромисс…
— Но зачем так сложно? — я отреагировал слишком эмоционально, даже едва чашку с кофе со стола не смахнул. — Почему нельзя было просто сказать?
— Это не сложно, — Громыхина внимательно посмотрела на меня и покачала головой. — Главный редактор должен быть уверен в своей правоте и должен уметь договариваться. А не бежать подделывать подписи.
Мне стало стыдно. Теперь по-настоящему. С одной стороны, я терпеть не мог таких витиеватых схем, когда тебя фактически поддерживают, но прямо об этом не говорят. А с другой, я и впрямь выбрал сомнительный путь. Да, своего добился. Но какой ценой? Мы ведь до этого еще даже не дошли.
— А что Анатолий Петрович? — мне очень хотелось, чтобы Громыхина рассказала больше, чтобы не оставила сомнений, объяснила все.
— Понимаете, он не хотел скандала, — ответила Клара Викентьевна. — Советский Союз столкнулся с настоящим бедствием, и сейчас меньше всего нужны разного рода инсинуации… В западной прессе уже вовсю муссируется тема нашего разгильдяйства.
— Так поэтому ведь и нужно обо всем этом говорить! — возмущенно воскликнул я, даже привстал со стула.
— Сядьте, Евгений Семенович, — легким жестом остановила меня Громыхина. — Анатолий Петрович консультировался по этому поводу в обкоме, его просили… гм, не педалировать этот вопрос. Сейчас к теме Чернобыля приковано слишком много внимания тех, кому знать о нем нежелательно.
Я посмотрел на раскрытую книгу, лежащую по левую руку от Громыхиной. Судя по разноцветному рисунку на развороте, это географический атлас. Клара Викентьевна изучает на досуге политическую карту мира?
— США? — уточнил я. — Великобритания?
— Весь коллективный Запад, — подтвердила Громыхина. — Но вам, товарищ главный редактор, следует помнить, что помимо врагов внешних существуют враги внутренние. Агенты влияния. Диссиденты. Подпольные антисоветские организации. Для них проблемы чернобыльцев станут лакомым кусочком, если мы неправильно их преподнесем. Это же будет удар по советскому строю. Понимаете?
Я прекрасно уловил мысль Клары Викентьевны. Восьмидесятые стали переломной эпохой в истории СССР, и тот же Чернобыль уже скоро будет считаться одной из точек невозврата. Своего рода катализатором развала. Во-первых, это огромные финансовые затраты на ликвидацию последствий. А во-вторых, результаты той самой гласности — люди были шокированы масштабом происходящих в стране событий. Афганистан, Чернобыль, маньяки Чикатило и Фишер, крупнейшие катастрофы на транспорте[1]. Все это подкосило людей, осознавших, как много от них скрывали. Масла в огонь подлили неизвестные дотоле факты из истории СССР вроде Новочеркасского расстрела, Куреневской трагедии в Киеве или радиационной аварии на уральском комбинате «Маяк».
