Я в мгновение ока ощутил себя бредущим по самой настоящей пустыне. Мои босые ступни погружались до середины голени в обжигающий белый, словно сахар, песок, а ветер бросал в лицо с удивительным жестоким постоянством множество режущих кожу мелких кристалликов.
Я попытался остановиться и повернуться спиной, чтобы защитить лицо и глаза от назойливых секущих ударов. Вместо этого, прямо на моих глазах кожа стала изменяться сначала небольшими участками, отливающими стальным блеском, а затем, спустя считаные мгновения, всё тело затянуло тончайшей плёнкой, полностью защитившей от воздействия белого песка. Даже неимоверно горячее дыхание пустыни сошло на нет.
Откуда-то пришло понимание, что время здесь в пустыне теперь течёт с той же скоростью, что и там в вагоне с пленными. Без особого напряжения я почувствовал, что стоит мне захотеть, и я немедленно вернусь в тело своего аватара без всяких болезненных последствий.
От всех этих превращений в моём сознании разыгрался нешуточный азарт. Что помешает мне осторожно поэкспериментировать на этом своеобразном полигоне? Интуиция молчала, как заговорённая, что, конечно, немного успокаивало, но и об осторожности не стоит забывать.
На глаза попался Матрикул. Здесь, в этой реальности он приобрёл совершенно иной вид. На стальной коже предплечья была видна не привычная мне двухцветная татуировка с замысловатыми письменами. Руку охватывали три толстых металлических обруча со сложным руническим рисунком. Два угольно-чёрного цвета и один изумрудно-зелёного. Все обручи тускло мерцали в такт ударам сердца, а при внимательном взгляде стало заметно, что от их внутренней кромки в моё тело тянутся тончайшие корни, разветвляющиеся на множество отростков, которые оплетают руку выше локтя и продолжаются сквозь мышцы плеча к грудной клетке, формируя в области сердца сложный интенсивно пульсирующий клубок.
Удивительно, что все эти подробности я начинал видеть, стоило мне всего лишь задержать взгляд на очередном участке поверхности тела. Я с лёгкостью «проникал» взглядом вдоль очередного тянущегося и разветвляющегося «корня». При этом фантастический скачок масштабирования происходил вполне естественно. Ни одному микроскопу в мире подобное было не доступно.
Потянувшись ещё глубже, я с новым скачком оказался рядом с клубком корней, оплетающего пульсирующее сердце. Потрясающе детализированную картину дополнила проступившая объёмная проекция внутренних органов, попавших в зону основного вектора корней Матрикула. Необычности этой картине придавал тот факт, что в отличие от любого муляжа или статичной виртуальной схемы открывшийся анатомический театр был представлен в действии, то есть во всём многообразии выполняемых органами функций.
Стоило задержать взгляд на том или ином участке тканей, как он из размытых очертаний немедленно превращался в сложнейший многослойный объект, пронизанный не только токами кровообращения, но и странным движением разноцветных точек самых причудливых конфигураций.
Откуда-то из пределов понимания деликатно пришла сторонняя подсказка: я вижу взаимодействие клеток и тканей, сигнатур, биологических сигнальных молекул и медиаторов взаимоотношений, а также гормонов, метаболитов и каскад превращений чёрт знает, чего ещё. И всё это в реальном времени!
Сложнейшая гармония и одновременная многомерность открывающейся картины потрясла меня не менее, чем факт того, что я воспринимаю и понимаю её безо всякого труда. А от понимания того, что я вижу своё тело, ткани и клетки, душу стал переполнять благоговейный ужас перед силами, сделавшими всё это возможным.
Конечно, медицина — моя специальность, но столь детальной и всеобъемлющей визуальной демонстрации функций человеческого организма я и представить не мог! Всё это больше походило на состояние наркотического экстаза, как его описывают почитатели ЛСД. Казалось, стоит мне протянуть руку — и я легко смогу, например, перенаправить поток сигналов из этой области в скопление нервных узлов вот сюда…
Находясь будто во сне, я так и сделала, внутренне замерев от страха и восторга. Но эмоции были немедленно скомканы и отодвинуты мощной неведомой силой с неотвратимостью урагана куда-то далеко, за горизонт событий.
А здесь, в этой точке пространства и времени, почему-то уверенный в правильности и, более того, жизненной необходимости внесённых изменений, я продолжал действовать.
Мои мысленные посылы и лёгкие движения пальцев будто подчинялись какому-то сложному и грандиозному плану извне. Я находился в каждом конкретной точке и одновременно повсюду! Это было необъяснимо и в то же время вызывало мистический восторг. Любое нарушение в структуре организма, несоответствие логике, воспринимающееся как дисгармония, фальшивая нота в божественной симфонии, немедленно подсвечивалось, выпячивалось так, что участок укрупнялся и настойчиво лез мне в глаза, пульсируя ярким светом.
Лишь однажды, на секунду, я попытался противиться мягкому принуждению, как немедленно был наказан. Ощутил вполне реальный и болезненный удар по затылку, своеобразный предупредительный шлепок: «Не сметь!» Отчего сразу захотелось прекратить все попытки сопротивления и продолжать действовать по невидимой указке.
Присутствие чего-то или кого-то сильного, направляющего мои действия было недолгим. Я переместился к коре головного мозга, воспринимая его своим новым видением не просто, как скопление серого вещества или сложную архитектуру комплекса клеток и межклеточных связей, а как переплетение туго натянутых миллионов струн, тончайших нитей, каждая из которых вибрировала на только ей присущей частоте, издавая причудливое и уникальное сочетание нот, рождая набор удивительнейших мелодий.
Время резко ускорило ход. Почти не успевая ничего понять, я, понукаемый невидимой силой, стал перебирать струны, понимая, что передо мной начинают мелькать с фантастической скоростью картинки образной, предметной, ассоциативной и чёрт-знает-какой-ещё памяти, мои умения, навыки, способности, приобретённые в разные моменты жизни. Чувства и ассоциации. Сбывшееся и несбывшееся. Боль, страх, растерянность, счастье, любовь, сострадание, тоска — всё это и многое другое начало скоротечно смешиваться в чудовищный коктейль, из которого я то и дело на миллисекунды выхватывал какую-либо из струн, чтобы изменить её конфигурацию, натяжение, звучание…? И с каждым изменением я всё сильнее терял связь с реальностью, ощущая, как накатывает вязкая пелена беспамятства, как, подчиняясь ей один за другим, тают образы из моего прошлого… Промелькнуло или кто-то рядом произнёс вслух: «Оптимизация личности…инверсия памяти…эмоциональная блокировка…»
— Нет!!! Не хочу-у-у!!! Вон из моей головы!!!
Всё закончилось в одно мгновение. Я уже не брёл, а стоял, обессиленный произошедшим со мной, на вершине бархана из белого песка. Ни ветра. Ни движения. Ни звука…
Хотя нет, где-то там, далеко, почти на грани ощущений слышался какой-то ритмичный перестук. Вот, вот, ещё раз!
Словно потерпевший кораблекрушение и почти утративший надежду спастись, я уцепился за этот звук, как за образ появившегося на горизонте корабля.
— Врёшь, не возьмёшь! — мне показалось, что я крикнул, ходя губы едва пропустили слабенький поток воздуха. Тем не менее звук резко приблизился, окружил меня со всех сторон, сминая патологический многоголосый шорох песка и разрывая густой и вязкий воздух.
— А-а-а-а-а!!! — застыл я, с запрокинутым в ночное небо лицом.
Я снова ехал в вагоне с остальными пленными. Несмотря на ночь и движение поезда, в воздухе разливалась неимоверная духота. Я оказался мокрым как мышь.
— Что, Петро, кошмары? — из-за спин, стоящих передо мной пленных послышался голос Матвея.
— Д-да… — прохрипел я иссушённым горлом.
— А мы уж думали ты того…отходишь. Первые сутки вроде как спал, потом всё бредил, затем надолго замолчал. А сам-то с лица вроде как в гроб краше кладут. Ни под себя не ходишь, ни в себя не приходишь, как тебя Иван не дёргал за уши да за нос. Уж думали — всё. Ты, брат, не обессудь, мы твоё съестное добро поделили. Прости, если что. Но флягу с водой до последнего берегли, — чьи-то руки втиснули мне в руку что-то твёрдое, — попей, боец, не держи зла.
