Хозяин сказал, что мебель, такая мебель, долго ждать не будет, она вечная, а на вечность желающих много.
Я вздохнул и ответил, что понимаю, и не буду в претензии, если кто-то мебель эту перекупит. Дело-то серьезное, и поступаться своею выгодой ради незнакомого человека хозяин нисколько не обязан. Да я и не спешу. В феврале еду в Копенгаген, если что, куплю там. Слышал, что и современная мебель в Дании вполне приличная. Или в Швеции посмотрю, там рядышком.
Нет-нет, сдал хозяин, особой, вот прямо сию секунду, спешки нет. Когда бы мог посмотреть мебель мой эксперт?
А как договоримся, так и посмотрит. В любой день. Завтра? Нет, лучше послезавтра, ему же из Черноземска ехать. Степан Михеевич человек в возрасте, с причудами, но дело знает туго.
И мы договорились.
Вернулись в гостиную. Люди время не теряли, пили водку, закусывали сыром, колбаской и почему-то шоколадными вафлями. Мода такая в Москве, что ли?
Я поискал Луи, не пора ли возвращаться? Он, конечно, не пил, за рулем ведь, а трезвому среди пьющих не очень уютно.
— Приехал, — сказала стоявшая у окна дама.
И в самом деле, кто-то въехал во двор.
— На «Мерседесе»!
Тут и остальные подсыпали к окну.
— Высоцкий, — одними губами сказал мне Луи.
Интересно.
И черед пару минут в гостиную вошел Владимир Семенович. Бодро вошел, резко, размашисто.
— Привет всей честной компании!
Нестройные приветствия в ответ.
— Володя, это Чижик. Чижик, это Володя, — познакомил нас Виктор.
— Здравствуйте, Владимир Семенович! — пробормотал я.
— Здравствуй, здравствуй, победитель Фишера, — ответил Высоцкий, но далее развивать общение не стал.
К нему подскочили дамы, пошли разговоры о том, о сем. О московском, о театральном. О «Мерседесе» тоже.
Я, конечно, Высоцкого слышал не раз. В смысле — песни. И, при случае, мог бы и имитировать. Только зачем?
Спустя четверть часа наш хозяин принес гитару. То есть принес-то он футляр, хороший, жёсткий, но было очевидно, что внутри гитара. Не пулемёт же.
Мне это знакомо. Медику в гостях частенько начинают досаждать просьбами подсказать, посоветовать, а то прямо и посмотреть недужного прямо здесь, сейчас и немедленно. Ага, ага, а если гость — землекоп, попросить его тут же выкопать могилу.
— Владимир, не могли бы вы оценить инструмент, — попросил хозяин.
Высоцкий раскрыл футляр и сказал даже с каким-то облегчением:
— Нет, это же шестиструнная. С шестерками я не знаюсь, уж пардоне муа.
Было видно, что и гости, и хозяин разочарованы. Видно, ждали концерт-экспромт.
— Да и зачем вам я, если здесь композитор, музыкант, профессионал и лауреат? — продолжил Высоцкий и посмотрел на меня. Как-то нехорошо посмотрел. Недобро. Настроение за это время у Владимира Семеновича переменилось радикально. И не только настроение — с улицы вошёл человек лет тридцати пяти, а сейчас на вид ему можно было бы дать все пятьдесят. И с каждой минутой больше.
— Сыграй нам, Чижик, — нарочито ласково сказал он. — И спой, если хочешь.
Я взял гитару. Хорошая гитара. Испанская, классика. И, чувствуется, её подстраивали совсем недавно. Может, часа два назад.
— Тихо! Чижик играть будет! — сказал Высоцкий, словно я Чапаев, а он Петька.
— Отчего бы и не сыграть, — я сел поудобнее. И сыграл. Бах, токката и фуга ре минор.
К каждому инструменту нужно привыкнуть, приноровиться. Но гитара вдруг стала продолжением меня, будто я с ней всю жизнь живу. Даже не знал, что так бывает.
Я кончил играть, уложил гитару в футляр, а Высоцкий всё молчал. И остальные тоже.
— Хорошая гитара, — нарушил тишину я. — Я бы взял, если не станете дорожиться.
— А сколько бы вы дали? — спросил хозяин.
— Ваш инструмент, ваша и цена.
— Даже и не знаю… Владимир, как думаете?
— Чего тут думать, — сказал Высоцкий, и вышел из комнаты. Видно, нужно.
— Ну… — видно было, что драматург боится продешевить. И дорожиться тоже боится. А отложить на завтра — так завтра меня не будет.
— Тысячу рублей! — сказал один из гостей, актер на характерную роль. Резонёра. Сказал в шутку, но цена была названа.
— Тысяча? — вопросительно повторил хозяин. — Это настоящая испанская гитара, в тридцать восьмом привезена из Испании.
— Дороговато, — сказал я. — Ну, да ладно. Пусть.
Медленно достал из внутреннего кармана пиджака бумажник крокодиловой кожи (купил в Триполи), раскрыл, на виду опустошил отделение. Десять сторублевок. Захватил на всякий случай. Вот такой.
— Пересчитайте, — потребовал.
Что там считать, десять бумажек. Но хозяин дважды сбивался. Может, от радости. Может, считал, что продешевил.
— Теперь деньги ваши, а инструмент мой. При свидетелях.
Гости закивали — как же, как же. В глазах предчувствие радостей — как они будут рассказывать эту историю другим.
Вернулся Высоцкий, успокоенный, опять помолодевший.
— Что, пропустил самое интересное? Вот так всегда. Ну, что ж, я, пожалуй, поеду. Хочу вернуться засветло. Что-то знобит…
И мы откланялись тоже.
Хотя и не знобило.
Авторское отступление
Как звучит Бах? Примерно так: https://youtu.be/ojBYW3ycVTE
Глава 20
25 декабря 1976 года, суббота
Там, за солнцеворотом
— Поздравляю, ещё раз поздравляю с победой, — Миколчук тряс мою руку, заряжая энергией. Как жужжащий фонарик с динамкой. Ещё раз — потому что поздравлял уже вчера, на закрытии турнира. — Тринадцать очков — отличный результат. Надеюсь, вы не верите в приметы?
— В плохие не верю, в хорошие верю, — ответил я.
Я закончил чемпионат, опередив занявшего второе место Балашова на полтора очка. Для шахмат отрыв немаленький. Вообще-то по игрецкой логике у меня должно было быть двенадцать с половиной, и тогда бы разрыв оказался в пол-очка. Маленький, минимальный. Но соперник был настроен решительно, отказался от ничьей, предложенной мной на двадцатом ходу, стал играть на выигрыш — и заступил за черту. Пришлось побеждать. Ещё раз утвердился в том, что планы планами, а реальность сопротивляется. Но ничего, получилось неплохо. Отлично получилось — плюс девять.
— Что требуется вам для подготовки к матчу с Мекингом? — спросил Миколчук.
Я задумался.
Да, в феврале начнутся четвертьфиналы претендентов. Из восьми участников пятеро — наши, советские. Корчной, Полугаевский, Петросян, Спасский, и я, Чижик. В полуфинале гарантированно будет двое наших, поскольку Корчной играет с Полугаевским, а Петросян со Спасским. Обе встречи пройдут на нашей земле, везёт же людям. И потому за исход этих матчей у шахматной федерации голова не болит. За матч Ларсена с Портишем тоже не болит, это понятно. А вот исход встречи Мекинга со мной — важен. И непредсказуем. Чижик, хоть и силён, но сегодня он всего лишь первый среди равных — так трактуют итоги чемпионата Союза шахматные аналитики. Играет осторожно, на уравнение, много ничьих. Всего-то на полтора очка опередил! А должен был и вовсе на половинку!
За что я и боролся. Пусть Миколчук сотоварищи немножко поволнуются. Попереживают. Это будет полезно — мне.
— Полагаю, ничего, — ответил я после раздумья. — Матч через пять недель, а боржом я пью давно. Постараюсь справиться, — и вздохнул.
— Может, вам стоит провести подготовительный сбор? Сочи, Ялта, Кисловодск?
Предложение хорошее, предложение правильное, предложение, заслуживающее внимание. Но нет, не могу. Причина в сессии, которую и я, и Лиса с Пантерой хотим сдать досрочно. И у Антона тоже сессия. Так что подзарядить ментальные аккумуляторы в Кисловодске сейчас не получится.
— Это обязательно, но уже позже, к полуфиналу, — ответил я.
— Кого вы хотите видеть в своей команде?
— Тренер-секундант — Антон Кудряшов, как обычно. И всё.
— Всё? — Миколчук сделал вид, что удивлен. — А как же девушки-медики? Ассистентки?
— У девушек сейчас другие заботы, — ответил я. Да, по научным расчетам рожать им придется на рубеже января-февраля. — Потом. К полуфиналу, к финалу.
