— Я тогда спер для тебя ноты, потому что ты хотела выучиться играть эту партию, — я смотрел ей в глаза. — Я не боялся выставить себя еще большим придурком, чем являюсь, просто мне позарез нужно было подарить тебе эти чертовы ноты. А знаешь, что я сделал, когда встретил Луизу? — она покачала головой. — Я выдал её замуж. И поверь, я очень этого хотел. Так что вытирай слёзы и запоминай, мне никогда не нужна была Луиза и всегда нужна была ты. — Снова раздался взрыв. Отсюда он был слышен глуше, но все же слышен.
— Что там происходит? — она окончательно успокоилась, и теперь прислушивалась.
— Вот это я и хочу выяснить. Что там наши химику-физики намешали. Ненадолго уеду, так что оставайся в тереме и жди своего господина, — я снова чмокнул её в нос и поднялся с кровати.
— Я не хочу есть, а ты не завтракал, я знаю, — Мария откинулась на подушку. — Я буду готова, когда ты приедешь. Позавтракаем вместе?
— Конечно, если ты хочешь, — я вышел из спальни и столкнулся с Кондоиди.
— Ваше величество, доброе утро, — лекарь поклонился, я же кивнул в ответ.
— Павел Захарович, как дела у её величества? — я закрыл дверь, чтобы Машка не подслушивала и отвел лекаря в сторону.
— Уже лучше, — лекарь покосился на мою руку, которой я крепко держал его за плечо. — Мы разработали для её величества специальную диету и режим дня.
— Она сможет без особых трудностей перенести дорогу? — хмуро спросил я Кондоиди.
— Думаю, да. Если делать не слишком длинные переходы и останавливаться на полноценный отдых, а не просто для того, чтобы переночевать.
— Ладно, тогда через три дня выезжаем, — я вздохнул и отпустил руку лекаря. — Если что-то пойдет не так, хоть что-то, сразу же мне сообщайте.
Бехтеев ждал меня рядом с оседланными лошадьми. Два гвардейца сопровождения были уже в седлах. Вдалеке снова прогремел взрыв. На улице его было слышно довольно отчетливо.
— Да чем они там громыхают? — недоуменно пробормотал Бехтеев.
— Адронный коллайдер изобрести умудрились по приколу и теперь пытаются антиматерию получить, — процедил я себе под нос, вслух же произнес. — Не знаю, кто им чем не угодил, но кого-то они очень сильно пытаются взорвать. Надо хотя бы попытаться помешать им сделать их черное дело.
Мы тронулись в путь. Ехать было не слишком далеко, поэтому то я и выбрал поездку верхом. И прогуляюсь, и выясню в чём дело.
Когда мы подъехали к тому самому полю, которое было отдано под полигон, взрывы уже прекратились. Во всяком случае, за время нашей поездки не прозвучало ни одного. Выехав на специальную смотровую площадку, я спешился, оглядываясь по сторонам. Поле было словно перекопано. По нему ходил Ломоносов и палкой измерял глубину рытвин. За ним почти бежал какой-то мужик, которого я не помнил. Но, у Эйлера был карт-бланш в привлечении кадров, так что он мог кого-то уже заманить в свой университет. А вот и сам Эйлер, что-то сосредоточенно записывающий сидя за установленном на краю поля столом.
— Оставайтесь здесь, — приказал я Бехтееву и гвардейцам и отправился прямиком к Эйлеру.
Он был очень увлекающейся натурой и его нужно было порой слегка поворачивать на правильную дорогу. Но, наверное, это была характерная черта любого гения, а в том, что Эйлер был гением, никто не сомневался. Подойдя поближе, с слегка нагнулся к нему и сильно понизив голос, почти шепотом спросил:
— Ну как, получилось? — Эйлер в это время смотрел на поле, и практически не обращал на меня внимания.
— Да, — ответил он рассеянно. — Но вещество получилось неустойчивое. Не думаю, что его можно применить в ударных запалах, хотя, если придумать, как его стабилизировать... — и тут он повернул голову в мою сторону. Пару раз моргнув, Эйлер вскочил. — Ваше величество.
— Доброе утро, — я улыбнулся. — Оно у всех началось сегодня очень рано, благодаря вам.
— Эм, — Эйлер задумался. — Наш небольшой эксперимент вас разбудил, ваше величество?
— Небольшой эксперимент? — я выглянул из-за его плеча. Как же это стремно не обладать ростом моего деда. Почти все мужчины или моего роста, или выше. — Если это небольшой эксперимент, то какой тогда большой? Можете не отвечать, это был риторический вопрос. А вот на этот вопрос потрудитесь ответить. Почему никто не предупредил меня и охрану дворца, что здесь небольшой эксперимент готовится?
— Мы не подумали, — Эйлер заметно сконфузился. — Просто не терпелось провести испытания...
— Что хотя бы испытывали? — я вздохнул. Няньку к ним что ли приставить какую.
— Вот, случайно удалось синтезировать это вещество, — и Эйлер осторожно высыпал на стол немного белых кристаллов с редкими серыми вкраплениями. — И сейчас мы проверяем, можно ли передать его в мастерские Тульского завода, или все-таки лучше поискать что-то другое...
Он продолжал говорить, а у меня перед глазами встала картинка: класс химии, немного таких кристаллов под каждой ножкой стула. Толька Иванов плюхается на стул, легкий взрыв, скорее просто треск с дымом, и он падает на пол, больше от неожиданности, а мы малолетние кретины ржем, потому что нам это кажется дико смешным. Эти кристаллы никогда не назовутся уже бертоллетовой солью. Потому что её синтезировал и испытал не тот человек, что в моем времени. Неужели они действительно способны сделать патрон и винтовку, которая будет этим патроном стрелять, или какие-то очень близкие аналоги? Но это невозможно! Или все-таки возможно?
— Вот что, продолжайте, — я кашлянул, пытаясь скрыть охватившее меня волнение. — Только в следующий раз, господин Эйлер, если не согласуете такие эксперименты, не обижайтесь.
— Конечно, ваше величество. Я все понимаю, этого больше не повториться.
— Да, гремучую ртуть попробуйте. А от этого не отказывайтесь. Эта штука тоже может найти применение, — и я пошел к ожидающему меня Бехтееву, стараясь не сглазить промелькнувшую безумную мысль.
Глава 17
Турок не любил бывать за границей. Он не любил Варшаву, недолюбливал Париж и просто ненавидел Киль, Берлин и все остальные немецкие города. Турок прекрасно знал несколько языков, включая зубодробительную латынь, попытки изучить которую даже Пётр Федорович в свое время оставил, но всё равно, как только он попадал туда, где вокруг все говорили не на родном русском, сразу же включалось то, что Пётр Фёдорович называл «защитная реакция». Хотя от чего эта реакция защищала, Турок так и не понял.
Париж же вызывал у него двоякое чувство. С одной стороны, город казался ему в чём-то более неустроенным, чем другие европейские города, а с другой — его полностью устраивали люди, со многими из которых было довольно легко договориться. Не со всеми, понятное дело, но со многими. Да что далеко ходить, если уж сама королева, как и маркиза де Помпадур весьма охотно принимали драгоценные подарки в обмен на небольшие услуги, то что про других говорить?
Турок подошел к окну и посмотрел на улицу. Да, были среди окружения короля и порядочные люди, которые радели за своё Отечество, вот только долго они там не задерживались, уходя на второстепенные должности. К счастью, поручение Петра Фёдоровича не включало в себя попыток контактов именно с этими твердолобыми господами. Те, которые ему были нужны, очень охотно брали взятки, тем более, что Турок не просил у них ничего сверхъестественного, наоборот, его просьба могла принести в стремительно пустеющую казну немалые барыши, поэтому его миссия и заняла и должна была завершиться сегодня, хотя со дня его приезда в Париж прошло всего-ничего две недели.
Почти в каждой европейской столице и более-менее значимых городах Пётр Фёдорович велел купить дом, где поселились доверенные люди в основном выкормыши Ушакова с незначительным штатом прислуги. Деньгами не сорили и вели довольно скромную жизнь рантье, доход которых не поражал воображения. Кроме оценки общей обстановки в городах, о чём каждый из них делал обстоятельный ежемесячный отчёт Ушакову, который передавался в посольство, а далее посольской почтой в Петербург, в задачи этих «рантье» входило встречать вот таких вот гостей, как Турок и помогать им в их миссиях по мере своих возможностей.
