Девочка побледнела, как полотно, Хатеми, заметив это, извлекла откуда–то из складок кимоно пузырек с остро пахнущей жидкостью. И сунула его под нос племяннице.
В глазах у девчонки немного прояснилось.
— Ладно, иди–ка ты, Ино, отдыхать. Я скажу маме, чтобы поговорила с тобой завтра, а сегодня тебе надо поспать. И скажи там кому–нибудь, что я хочу видеть Сабуро.
— Да, папа, хорошо — девочке стало легче, и на щеки снова возвращалось какое–то подобие румянца — Я скажу.
Иноичи Яманака.
… — Нет, Иноичи–сама, не видел. Один из вражеских шиноби ударил молодого Учиху и напал на старшего, я же атаковал двух других. Но они разделились, и пока один связывал меня боем, второй… Я не смог защитить вашу дочь, и это пришлось делать мальчишке. Мне нет прощения.
— Это так. Что мне с тобой делать?
Невысокий, плотно сбитый светловолосый шиноби, склонив голову молчал.
Молчала и Хатеми.
— Решим позже, но знай — сейчас ты жив лишь потому, что моя дочь невредима.
— Да, Иноичи–сама.
— А теперь скажи, что ты смог заметить? Я понимаю, в ночном бою не до этого, но все же? Ничего странного?
— Они не хотели шуметь. Наши с Учихой противники поначалу использовали лишь мечи и кунаи, но лишь до того времени, пока кто–то в стороне от поляны не применил какую–то из стихийных техник. Они один, может, два раза сделали попытку прорваться к юному Учихе, который лежал в траве без сознания, но мы теснили их, и они уже собирались отступать, когда появились вы. И АНБУ.
— Что ж, и так было понятно, что явились за Учихой… Ты свободен, Сабуро.
— Да, Иноичи–сама.
Подождав, пока шиноби клана Яманака покинет зал, глава клана, устало опершись локтями на стол, повернулся к сестре.
— Что можешь сказать о Есиде? Его можно привести в порядок? Мне не надо, чтобы он стал здоровым — но надо, чтобы он смог сообщить нам пару интересующих и меня, и прочих, вещей. Ты и сама понимаешь, каких.
— Что за технику ты использовал против него — вопросом на вопрос ответила Хатеми — Давненько у меня не было пациентов, которых… испортили так основательно.
Иноичи пожевал губами.
— Ну же, Иноичи, что это было?
— Сан–о–дороппу–но-дзюцу.
Хатеми скривилась.
— И с каких это пор ты стал применять пыточные техники в бою? «Капля кислоты» — и сколько чакры ты туда вложил, чтобы свести Есиду с ума?
Иноичи тяжело вздохнул.
— Да, я совершил ошибку. Лишь болевой шок должен был быть результатом, но… Но что прикажешь мне делать? Нукенин уходит, кричит моя дочь — и что я вижу? Умирающего джинчуурики девятихвостого! Так что, что вышло — то вышло. Но скажи мне, Есиду можно привести в порядок, хотя бы ненадолго? Ты не представляешь, что мне пришлось сегодня выслушать от Хирузена!
— Проще добить.
Брат и сестра немного помолчали.
— Что можешь сказать о противнике Узумаки? Ты должна была осмотреть тело.
Женщина немного оживилась.
— Узумаки славно постарался. У этого нукенина мелкие ожоги по всему телу, даже на лице — видимо, от гоккакью. Еще есть довольно глубокий ожог на левом плече — женщина задумчиво вертела в тонких пальцах чашку с уже остывшим напитком — Я могла бы сказать, что применялась какая–то из техник Райтон, но не уверена. Еще разбит коленный сустав, подробнее я не смотрела. Причиной смерти стало…
— Вот это — Иноичи извлек из–под стола кривой нож, покрытый запекшейся кровью. А колено Узумаки разнес ему вот этим — на столе появились два обрывка шнура, один с петлей, второй со свинцовым грузиком.
— Ммм… Торинава! Давненько не видела такого — нож женщину не заинтересовал совершенно — Короткая только, разве что. Хотя, если делали для ближнего боя, то понятно.
— Неплохо для необученного сироты, не так ли? Торинава, которой тот где–то научился владеть так, что смог достать взрослого, готового к бою шиноби. И убить его одним ударом, когда смог подобраться поближе. Да какого Бусо вообще Узумаки таскается с оружием по деревне? Он чего–то опасался?
Женщина молча пожала плечами.
— Конфликт с братьями Инудзуки вроде бы решен вмешательством самой Тсуме, я сомневаюсь, что кто–то из ее детей посмеет ослушаться ее прямого приказа… Хотя… Ино рассказывала, что отношения у Наруто и Кибы, да и с Ханой и Сеном по прежнему натянутые, пусть до драки и не доходит. Я переговорю с ней, как–нибудь, невзначай. Намекну, чтобы следила за детьми, потому как, случись еще одна стычка, и я не сомневаюсь, что Узумаки применил бы свой арсенал, а что он умеет с ним обращаться — мы уже убедились. Еще нам тут кровной вражды не хватало.
Иноичи одобрительно покивал головой.
— А что ты говорила, про странные повреждения у Узумаки?
— Ну, что с животом — понятно. Синяк на лбу — тоже ничего странного. А вот три длинных пореза, длинных, но неглубоких, это уже странно. Вряд ли нападавший имел целью испортить мальчишке одежду, а если бил насмерть и попал — то почему раны столь незначительны?
— И все? А знаешь, на том месте, где они топтались, утром нашли штуки четыре кунаев, и несколько сякэнов, причем сякэны покрыты нелетальной отравой, оперативники АНБУ тоже используют что–то наподобие, когда требуется кого–то взять живым. И вот мне как–то с трудом верится, что нукенин раскидал все это добро, и не попал ни разу. Не странно ли?
— Учитывая, с кем мы имеем дело — не слишком.
— И все–таки… Что он там тебе плел, про сны?
— Ах, да. Я еще давала ему легкое снотворное…
— Я никогда не слышал, чтобы биджу могли влиять на своих носителей таким образом. Но это совершенно не значит, что такого не могло быть. Интересно, они уже успели пообщаться, или сны остались снами?
— Лучше бы первый вариант — женщина устало прикрыла глаза — Печать нарушена, Иноичи. Я не знаю, что с ней делать…
— Пока что ничего, разумеется. И не переживай так — это не только твоя забота, при необходимости ты получишь любую помощь.
Хатеми слабо улыбнулась.
— Я знаю… — и сменила тему — Ино… Она еще очень молода, не будь к ней слишком строг.
— Не защищай ее, сестра. Ты любишь ее, но я и так с ней излишне мягок — по–хорошему, ей следовало бы всыпать по заднице… Как она умудряется находить неприятности на ровном месте?
— Легкомыслие проходит с возрастом — Хатеми вопросительно посмотрела на Иноичи — А вот как ты думаешь рассчитываться с Узумаки? Долг нашего клана велик, мы потеряем лицо, если он не будет оплачен.
— Над этим стоит подумать, хорошо подумать. А вообще–то — есть мысль…
Иноичи ухмыльнулся.
— Сестра, как ты думаешь, что если мы, через несколько лет, предоставим разбираться с взбалмошным характером нашей девочки и решать все проблемы, которые она создает, тому, у кого и так неплохо получается это делать?
Как хорошо лежать тут… Не хочется с кем–то драться, куда–то бежать…
Неохота даже думать ни о чем, лень открывать глаза.
Да и зачем их открывать, когда можно дремать тут так долго, как мне этого захочется. А если открою — придется просыпаться, снова куда–то идти, тренироваться, учиться…
Думать, наконец.
Выдавать себя за ребенка, что порядком мне надоело. Воевать с убийцами, следить за языком, когда общаюсь и с взрослыми и даже со сверстниками, дабы не сболтнуть лишнего…
Зачем мне это все, когда можно просто нежиться в этой воде, пускай, поверхность подо мной шершавая и твердая, зато вода такая теплая… Нет ни ветра, ни течений, ничто не способно нарушить мой сон. Разве что капает что–то, вдалеке.
Раздражает.
Не люблю я сырые помещения, где капает с потолка всякая дрянь. Это здорово напоминает карцеры в фортах и крепостях легионов, там тоже вечно что–то капало с потолка, а конопатить все эти протечки у комеН-дантов постоянно не доходили руки: то людей нет, то средств на это не отпущено, то понос, то золотуха… Все как обычно. Бардак — часть армии, он вечен.
А может, так и задумано лукавым армейским начальством, чтобы у любителей подраться или сбегать в самоволку, при воспоминании об отсидке в затхлом сыром помещении, желание вино пьянствовать, блуд развратничать и безобразия нарушать само пропадало…
Бывал я в подобных помещениях, поначалу, довольно часто, потом, правда, заматерев, перестал попадаться. Однако ж, последняя отсидка была довольно запоминающейся: в карцере сидел я не долго, а вытащил меня оттуда аж сам легион–генерал…
… — Мастер–сержант Штайнер, встать, тупая ты скотина!!!
— Точно так, господин генерал!
— Ты знаешь, кому ты и твои сраные дружки вчера набили морду в этом притоне? Ты знаешь, кто это был???
— Так точно, господин генерал! Педерасты и скотоложцы!
— Ррррххрррр… Лучше заткнись… Граф Дешам, и его светлость, маркиз Ольбард уже выразили мне лично свое недовольство тем, в каком виде им пришлось лицезреть своих сыновей и других, несомненно, благородных юношей, которые их обычно сопровождают. Дескать, мирно отдыхавшая в трактире компания молодых людей подверглась нападению дикой солдатни! Вы не могли выбрать других людей для упражнении в мордобое, городскую стражу, хотя бы, или бандитов в подворотне? Вас, сволочей, нельзя в столицу пускать, удавы узловатые, ***! Неделю ведь всего в городе, а мне уже жалобы на вас, уродов ублюдочных, складывать некуда! Что на этот раз, шлюх не поделили?
