После берегов, заполненных солеными озерами, должно бы быть что-то стоящее и интересное.
— Саймон, это не земля тавров, где тебя целый год в плену держали? — спросил Гилас. — Ты мне медведя покажешь?
— Какого медведя?
— Того, что каменным стал,
Вот ведь, все-то он помнит, что я ему намолол. Кстати, а как Гилас понял, что мы у берегов Крыма, то есть,Тавриды? Я и то еще до сих пор не понял. Скалы, бухта. Это что — мыс Фиолент? Нет, все равно не разберусь. Для меня, если смотрю со стороны моря, не имея никаких дополнительных ориентиров, вроде памятника Затопленным кораблям, что Севастополь, а что Алушта с Феодосией — все едино. Гурзуф я бы еще узнал, как раз по каменному медведю, а так ...
Но спустя час, таращась до боли в глазах, все-таки сумел определить, что это и есть город, который через много веков станет нашей гордостью, городом русских моряков, а нынче здесь раскинулся Таврополь, столица Тавриды. Но об этом мы узнали чуть позже
Наконец-то нас принимают так, как я мечтал — со цветами, с девушками и чистой прохладной водой.
Нас приветствовал сам владыка Тавриды — ванакт Фоант, сообщивший, что узнал о нашем прибытии из самого надежного источника — бога Гермеса,
А потом баня, где можно вымыться горячей водой, а дальше пир, а после него сон в настоящих постелях, а не на жесткой палубе «Арго», или на камнях. А еще ванакт сообщил, что в честь прибытия таких славных героев, он устраивает гонки колесниц.
Гонки колесниц — одно из любимейших зрелищ Древнего мира. Читал об этом, детям на уроках рассказывал, а сегодня и сам убедился. В Тавриде (пусть будет так, мне привычней, чем Таврика) гонки проводились один раз в месяц и посвящались священному быку. Даже и странно, что в праздник Быка гоняли коней, а не устраивали соревнований, наподобие тех, что проводились на Крите — прыжки через голову быка, а победителем признавался тот, кто остался жив. Тесей, как консультант по критской культуре, рассказывал, что у дворца Миноса от бычьих рогов ежемесячно погибали десятки юношей и девушек. Что ж, в каждой стране свои обычаи. Бык Таврический, в отличие от кровожадных быков Египта или Крита, не требует себе человеческих жертвоприношений, потому что сам когда-то принес самого себя в жертву людям, явившись и позволив накормить своим мясом первопоселенцев полуострова, пришедших неизвестно откуда и, умиравших с голода. Любопытно, а бык-филантроп не сам ли зарезался?
Впрочем, это уже ненужные детали, зато теперь жители Тавриды чествуют спасителя своих предков и устраивают во имя быка состязания, которым нет равных ни в Аргосе, ни в Фивах, ни даже Микенах, не говоря уже о мелких столицах, вроде Афин.
Где те археологи, что откопают руины древних храмов и домов городов тавров, по сравнению с которыми даже Херсонес Таврический покажется младенцем? И кто поверит, что три тысячи лет назад, на том месте, где сейчас Морской вокзал (плюс-минус сотня метров) располагался величественный ипподром с трибунами на несколько тысяч зрителей, а чтобы войти внутрь, требовалось пройти между ногами гигантского бронзового быка? Бык, отлитый из бронзы, скорее всего был расколот на части, а потом переплавлен на множество мелких изделий. Что ж, с бронзой так и бывает. Из тысячи бронзовых скульптур, отлитых великим Лисиппом, до нас дошло только несколько штук, да и то, в виде поздних мраморных копий.
Из меня опять вылез историк, принявшийся ломать голову — а где жители будущего Крыма взяли столько бронзы, если в здешних местах нет ни меди, ни олова? Неужели в тринадцатом веке до нашей эры настолько развита торговля? Перевозки, в основном, сухопутные. На тех корабликах, что стоят в порту, (скорее, большие лодки) особо не наперевозишься. Да и что тавры могли предложить взамен металлов? Лошади здесь прекрасные, но этого маловато. Лавандовые поля в огромном количестве, побольше, нежели в мое время, но все равно, трава, это не совсем то. Какие полезные ископаемые здесь есть? Кажется, во времена гражданской войны, по приказу Врангеля, разрабатывали месторождение каменного угля, но уголь тут плохой, да и вряд ли в древности он кому-нибудь интересен. Впрочем, на полуострове имеется соль. А вот соль, вполне возможно, и является основным источником доходов. Она и скифам нужна, и другим народам, включая дикие, необходима.
Ипподром с добрую милю длиной, а шириной, если и меньше, так ненамного, а кругов по нему положено намотать целых десять. По углам тоже стоят быки, высеченные из гранита, отмечающие места поворотов, а еще, как я понимаю, увековечившие места гибели тех возничих, от которых отвернулись боги или подвели кони.
На старте — четыре колесницы, в каждую запряжено по четверке прекрасных коней, отличающихся друг от друга мастью.
В первой — четыре вороных жеребца, в нетерпении бьющих копытами. Эти ржут коротко, свирепо, словно драконы, из пастей едва ли не пламя брызжет. И возница под стать —крепко сбитый темнокожий парень, пританцовывающий в ожидании гонки. И откуда в Тавриде негры взялись? Виноват, не негры, а афро-тавросы.
Во второй колеснице — кони рыжие, словно яркое пламя, способное сжечь соперников, а заодно и зрителей. А возница, не иначе, как внебрачный сын Гелиоса, в огненно-рыжих кудрях, ниспадающих почти до пояса, а сам бронзовый.
В третьей жеребцы серые, со стороны даже и невзрачные, но заметно, что очень сильные. Такие кони уповают на силу, а вот как у них с выносливостью? А в колеснице, небрежно опирающийся на бортик, стоит здоровенный дядька, комплекцией напоминающий самого Геракла, даже борода есть, только не черная, как у моего друга, а седая.
И, наконец, колесница четвертая, в которую, в отличие от остальных, впряжены не жеребцы, а пегие кобылицы, а возницей здесь женщина — высокая и сильная, в белоснежном хитоне, с длинными русыми волосами, собранными в хвост. Удивительно, как пегие кобылицы и русоволосая женщина подходят друг к другу, хотя по цветовой гамме и различаются. И кобылицы, и женщина удивительно спокойны.
Квадриги я раньше видел исключительно на здании Большого театра, а еще на сторублевой купюре, а вживую — ни разу в жизни. И век бы мне на такие зрелища не ходить, если бы среди возничих не оказалась Артемида. Ей, видите ли, захотелось покататься на четверке и посоревноваться. Могла бы просто квадригу попросить, царь тутошний нам бы не отказал, да и каталась бы себе за городом, где дорога ровнее или в поле, где никого, кроме заблудившихся баранов нет. А я бы сам с ней посоревновался, пробежался бы рядышком пару стадий, она бы меня победила и порадовалась. А теперь вот, переживай за нее, за маленькую чертовку, пусть она и богиня. Взял бы, да и надрал ей божественную задницу, паразитке. Слов ругательских на нее не хватает, на Партенос, как Артемиду назвали в Тавриде.
Вчера ругался полдня, уговаривал взбалмошную девчонку отказаться от дурацкой затеи. Как же, откажется. Артемида, только улыбнулась, поцеловала меня и спросила:
— Саймон, поверь, что управлять колесницей, в которую запряжены дикие лани, нисколько не легче.
Легче, или не легче, откуда я знаю? Когда богиня охоты раскатывала на золотой колеснице, мы еще не были с ней знакомы и, стало быть, волноваться за свою девушку я не мог. Разве бы позволил ей раскатывать ей по дремучим лесам, где водятся волки с медведями, да еще и львы? Да и когда это было? Сама же мне призналась, что лани давным-давно умерли, а колесница утеряна, да поросла лесом. Может, с тех времен Артемида и хватку потеряла, и умение?
Но легче Геракла с места сдвинуть, чем переубедить Артемиду, если ей что-то втемяшилось в красивую головку. Уперлась, словно ослик, четырьмя копытами. Единственное, на что сумел ее уговорить — накинуть хитон, а не смущать зрителей голой задницей. Нет, задница у нее просто-таки божественная, как и все прочие части тела, но на фига их показывать чужим мужикам? Будь моя воля, я бы и от аргонавтов прятал обнаженную грудь и живот своей любимой. Но, увы, нравы здесь покамест не те, не осознают, что одетая женщина выглядит более сексуальной, чем раздетая.
