— Значит, контрибуции нам не видать?
— Увы.
— Ну и черт с ней, — откинул я голову на подушку.
— Вам плохо? Может позвать этого бездельника О´Конора?
— К дьяволу коновала. Лучше кликни кого-нибудь из моих спальников.
— Я сейчас распоряжусь, чтобы их выпустили.
— Что?
— Когда стало понятно, что ваше величество ранены, — немного помявшись, поведал мне шкипер, — придворные стали шуметь и требовать, чтобы мы вышли из боя и занялись вашим спасением. Пришлось посадить их в канатный ящик.
— Хорошо, что ты не стал их слушать.
— Я давно служу вам, — скривил губы в легкой усмешке норвежец, — а потому знаю, каков у вас нрав.
— Ладно. Ступай. Хотя…
— Что, государь?
— Что с командами брандеров?
— Как ни странно, эти прохвосты уцелели, и теперь ждут вашей награды.
— Это хорошо. Вот оклемаюсь маленько и пожалую их.
— Вам действительно нужно отдохнуть. Постарайтесь заснуть, ваше величество.
— Заснешь тут, — пробурчал я, — какая-то хрень капает, как кувалдой по мозгам бьет…
Дальнейшее я помнил не слишком хорошо. Кажется шторм, о котором упоминал О´Конор усилился и наш изрядно болтало на волнах, а возможно все дело в моем самочувствии. Помню только, что за мной ухаживали, поили, меняли повязки, а затем я снова проваливался в черное забытье.
Впоследствии мне сказали, что это продолжалось три дня кряду, но тогда, казалось, что прошла целая вечность. Но однажды, несмотря на слабость я почувствовал, что мне стало лучше.
— Эй, кто там? — позвал я, еле шевеля потрескавшимися губами.
— Здесь я, государь, — материализовался передо мной спальник — молодой парень из Тыртовых.
— Мишка?
— Я, — обрадовался тому, что его признали придворный. — Пить, поди, желаешь?
— А пожрать ничего нету? — утолив жажду, поинтересовался я.
— Как же нету, милостивец, — всполошился Тыртов. — Сейчас принесу…
Впрочем, быстро получить пайку страдающему от голода царю не получилось. Сначала приперся О´Конор, и не обращая на мои возражения, произвел осмотр, след за ним появились остальные придворные и переодели мое бренное тело в чистое. И только потом, Мишка внес на вытянутых руках котелок, распространявший вокруг себя умопомрачительный запах вареной курицы, а шедший за ним второй спальник Андрей Бурцов подал мне ложку.
— Изрядно, — похвалил я, отведав горячего бульона с сухарями и маленькими кусочками мяса. — Где только добыли?
— Так я, батюшка, в Варне-то на берег спускался и поймал, для твоего царского стола дюжину! — с довольным видом отрапортовал Тыртов, вызвав тем самым искреннее недоумение на лице Бурцова.
— Ну, молодец, что тут скажешь. А теперь помогите мне на воздух выйти, не то я тут задохнусь…
— Этого никак нельзя! — попробовал протестовать лейб-медик, но наткнувшись на мой выразительный взгляд, сдался. — Только не долго и накиньте что-нибудь сверху.
На палубе меня встретил Петерсон. Как ни в чем ни бывало, буркнул, коснувшись края шляпы:
— Государь, шторм стихает.
— Отличная новость. Пора бы ему уже угомониться, почти трое суток нас кидает. Флот весь цел? Не растеряли остальных?
— Двух галер не досчитались, какова их судьба — не ведаю.
— Черт! Где мы сейчас? Далеко до Кафы?
— Лоцман утверждает, что нас здорово покрутило и отнесло на юго-восток — в сторону Кавказа. Ветер меняется с веста на зюйд, так что если он удержится. То должны дойти до порта за два дня.
— С богом, Ян. Курс на Кафу. Хватит с нас… пока…
Проснулся я рано, видимо начинаю приходить в норму. Свет от лампады перед иконой «Николы Мокрого» на всю каюту не хватает, чего никак нельзя сказать о копоти. Но сквозь щель в задраенном порту, пробивается узенький лучик, помогающий ориентироваться в пространстве. Спальников я выгнал еще с вечера, чтобы не смердели портянками, так что одеваться приходится самому.
Вроде и не велика беда, но надо беречь ногу, чтобы скорее все срослось. И побольше пить. Вот этим и займемся. Откидываю одеяло, тоже момент характерный. Вроде и лето, жара, а ночами на море бывает даже зябко, а мне нынче и вовсе мерзнуть нельзя. Осторожно спускаю ноги на палубу, ощущая босыми ступнями гладко выструганные доски. Надо распахнуть крышку порта и полной грудью вдохнуть свежий морской воздух.
— Красота-то какая, лепота! — не удержавшись воскликнул я, чтобы тут же сжать зубы от боли в раненой ноге и, сдерживая предательский стон, медленно перебрался в кресло. От помощи возникшего словно из ниоткуда слуги отказываюсь. Сам справлюсь. Тем временем передо мной быстро возникают назначенные медиком угощения.
Свет и свежий воздух обеспечил. Теперь можно и приступать. На столе стоит кувшин с красным вином и второй кувшин с кипяченой водой, чтобы разбавлять и не напиться с утра, пара еще теплых вареных яиц, кусок черного хлеба, мед и глубокая миска с вечным куриным прозрачно-золотистым бульоном и кусочками белоснежной грудки. А на закуску чеснок и небольшая луковица. Смешиваю вино и воду в равных пропорциях и разом выпиваю половину бокала. Бодрит! Теперь можно и за еду браться.
Это сегодня такая благодать, а вчера еще вовсю бушевал шторм, и нас кидало слева-направо и справа-налево так, что казалось, уже и не выберемся. Черноморские штормы это я вам скажу, не конфета. Бывалые греки-мореходы, правда, утверждают, что это так, средней силы буря на наши головы свалилась. Мол, бывало и хуже. Может, оно и так, но мне лично от этого не легче.
Ладно, это все в прошлом. Сейчас на небе лишь редкие облачка, солнце, хоть и рано еще, уже шпарит так, что только в путь. Умеренный ветерок, как раз галфвинд, оптимальный для нашего флота, несет нас по волнам.
— Вижу паруса слева по курсу! — раздался, откуда то с высоты громкий оклик сидящего в «вороньем гнезде» — марсе фок мачты, впередсмотрящего. — Десять, двадцать, много!
Только сел пообедать и тут на тебе. Я, как почти раненый в одно место джигит, спешить и подскакивать не могу. Так что просто сижу и жду доклада. На самом деле ранение у меня пониже того что ниже спины — в ногу. Но это так, заметки на полях. Торопливо, чуть не давясь, допиваю очередную опротивевшую мне порцию куриного бульона и вытираю салфеткой губы.
— Государь, — без стука, реверансов и предупреждений широко распахнув дверь в адмиральскую каюту, вломился Петерсон. — Справа по курсу замечен флот неприятеля. Несколько десятков вымпелов.
— Обидно. Идти ведь осталось всего ничего. Какие-то пятьдесят миль до берега. Нам с такой армадой не совладать. Так что драться точно не станем. Каким курсом они идут?
— На север, прямиком к Кафе. Они западнее, мы немного восточнее движемся в одном направлении по сходящимся курсам.
— То есть нам надо или уклоняться дальше на восток — к Керчи или постараться обойти их в скорости хода.
— «Святая Елена» сможет уйти, а вот галеры вряд ли.
— Предлагаешь бросить всех и удрать? Нет, Ян, так не пойдет. — Я задумчиво принялся барабанить по столу пальцами. — Неужели турки успели собраться с силами в такой малый срок? А вдруг это Панин?
— Флаги пока не разглядеть, — покачал головой Петерсон, — но у нашего друга не было ни одного галеаса, а в этом отряде их два. Вон видите, две громадины в средине строя?
— Твою мать! — выругался я, рассмотрев, наконец, состав вражеской эскадры
— Распорядись, флагман пойдет замыкающим, будем прикрывать остальные корабли. Мы им покажем бриг Меркурий…
— Мой конунг, это очень опасно.
— К черту. В море все равны. Кликни охрану, пусть меня вытащат на шканцы.
Рана заживает, но доктор категорически запретил ее тревожить. Вот и передвигаюсь по кораблю как индийский раджа на паланкине, точнее, прямо на своем кресле, к которому корабельный плотник приделал ручки как у носилок и удобную подставку для ног.
— Они с нами потихоньку сближаются.
— Четыре румба право руля. Держим дистанцию, ветер не теряем!
