Колхозное строительство 3 - Андрей Готлибович Шопперт

— Что за песня-то про Владимирский централ, — пристал снова к Петру Судоплатов, — Заинтриговал.

Пётр глянул на Машу. Та кивнула. Взяла свою детскую гитару, на взрослой-то маленькими пальчиками не обхватить деку.

— А ты её знаешь? — склонился над девочкой Пётр.

— Обижаешь, папа Петя, я её с самим Кругом пела, на его концерте юбилейном.

Судоплатов недоумённо посмотрел на Тишкова. Тот положил ему руку на плечо: — Сейчас.

Потом и второй куплет.

Плакал генерал. Не смущаясь, вытирал рукавом слёзы. Потом полез целовать Вику. Потом Петра.

— Давай ещё раз. Лучшая вещь, что в жизни слышал.

Когда женщины ушли мыть посуду и вообще убирать со стола, Пётр выслушал хотелку Высоцкого. Однако. Не простой вопрос. А хотел Владимир Семёнович гастроли по Испании с тремя дивами и Машей. Это опять через Громыко решать. Да тут как бы после Американских гастролей и не через Политбюро. Хотя.

— Витторио. У тебя есть знакомые в Испании, которые могут сделать приглашение вот Володе и девочкам на гастроли, — Рамон перевёл.

Де Сика просиял.

— Я сам пойду к кауди́льо Франко. Считайте вы уже в Испании. Сколько концертов? — Вот что значит четырежды оскароносец.

Перед уходом гостей переговорили и о фильме «Боливия». Торопил классик, срочно требовал сюжет.

Опять пару ночей не спать и прятаться в фурцевском туалете.

Военный аэродром — это, блин, военный аэродром. Охрана! Снова охрана. Оцепление. Проверка. Хорошо, обыскивать не стали. А то бы поймали шпиёна. Сам дурак. Нужно было к Брежневу в машину напроситься, нет, решил на своей. Ох, мать. Громко-то как. Они, что там — идиоты, убьют Генсека. У него и так не всё хорошо с мозгом, а тут последние сосуды порвутся. Надо начальника аэродрома снять.

В это время подъехали к машине Брежнева. Рядом и чайка Тарасова притулилась. С Брежневым какой-то дядька рядом важно вышагивает. Гусь. Фуражка больше аэродрома. На заказ шили. Енерал. А вот интересно, что с той формой, что он другому енералу в Краснотурьинске передал. Канула. А вот сейчас ненароком намекнём Генсеку.

Приехали покататься на машинках. Почему на аэродром? Есть ведь у АЗЛК, наверное, полигон какой. Но сверху видней. Тарасовцы доделали вторую Волгу. Движок свой, но с инжектором, какая-то их новая разработка. Главное в ней не двигатель. ДВЕРИ!!! Вон и стоит. Словно ей Хенде хох крикнули.

Итальянцы на своей альфа ромео ещё не придумали. Нужно запатентовать. Наши провозятся и профукают. Придётся через Бика. Хотя, сперва стоит с Тарасовым переговорить.

С министром автомобильной промышленности встречу с вождём детально обговорили. Лучший экспромт получается при скрупулёзной подготовке. Решили найти место, где можно разогнаться от души. И решили, что мерседес тоже нужно выставить. Леонид Ильич любит красивы машины и любит сам сесть за руль и утопить педаль в пол. И это явно положительная черта в человеке. Такого мерина в конюшне у Генсека точно нет. Из эксклюзивов эксклюзив, всего чуть больше тысячи сделали немцы, не пошла машина. Маленькая и дорогая.

Штелле её решил подарить Ильичу и уже заказал Бику ещё парочку. Нам этих ихних грошей хватит. Пусть будет. Может, тоже начать коллекционировать. Потом внук продаст и остров в Тихом океане купит. А не замахнуться ли и самому на остров. Тьфу. Остапа понесло.

— Добрый день, Леонид Ильич, — день и, правда, добрый. Вон солнышко. И не жарко. Первое октября.

— Думаешь, Пётр, что лучше немцев машину придумал. Для этого эту «чайку» пригнал?

— Да, что вы, Леонид Ильич. Я только картинку нарисовал. Вон люди Тарасова четыре месяца не спали, не ели, трудились. А поставили и на самом деле для сравнения. Вот эта чёрная «Турья» ждёт, когда вы, Леонид Ильич, на ней прокатитесь.

— Турья? Странное название для машины.

— Это речка у нас в городе. Переводится, как река, вытекающая из озера, а эта машина вытекает из нашей страны и завоюет весь мир.

— А не хвастун ли ты, Пётр, — Брежнев двинулся к первой переделке. Той, что стояла у ворот АЗЛК на всеобщее поругание. Парочку «замечаний» трудящихся и внедрили.

— Прокатитесь, Леонид Ильич. Только будьте осторожны, очень мощная машина, — подбодрил Генсека министр автомобильный.

Специально сказал? Теперь ведь точно ударит по всем газам. Машину и Брежнева не так жалко, как себя.

Обошлось. А вылез Брежнев довольный.

— Сто восемьдесят! Да всего за несколько секунд! Что же эдакое вы туда вместо мотора сунули? Или от самолёта поставили. И внутри удобно. И красиво. Умеете ведь. Почему у меня ЗИЛ не такой. Переделывайте. ЗИЛ-112С перегонит? — раскраснелся, счастье брызжет из глаз. Фанатик.

— Где-то на уровне. Но тот маленький и лёгкий, а здесь больше тонны.

— Молодцы. Ты, Пётр, странный человек, как за что возьмёшься, так лучше всех в мире получается. Надо подумать. Куда тебя сунуть на прорыв. Пойдёшь на тракторное машиностроение! — и не ржёт. Серьёзно, что ли?

— Леонид Ильич, может не надо. Важный участок, я не спорю, но там специалист нужен, — не дай бог.

— С товарищами посоветуюсь. Да, не умирай раньше времени. Шучу. Пока! — вот теперь ржёт.

— Обделался. Нужно идти штаны менять, — сделал вид, что разглядывает себя сзади Штелле.

— Рассказывайте о следующей машине. Уродец. А смотрится интересно. Как это открывается, закрывается?

В это время к Брежневскому ЗИЛ-114 подъехал его старший брат. ЗИЛ-111.

И оттуда при всём параде Гречко. Доложили. Подняли с постели. Герой. Куча орденов Ленина. Чуть ли не строевым шагом подходит.

— Леонид Ильич, доброе утро.

— День уже, Андрей