Она вскочила и быстро оделась, напевая какую-то песенку. Давно с ней такого не случалось. Обычно, когда Само ночевал у НЕЕ, Людмила чувствовала себя скверно, с тоской вспоминая времена сразу после свадьбы, когда жила с мужем в крохотной избушке. Вспоминала тот огонь, что был между ними. Ведь они поначалу ночи напролет не спали, милуясь, а он даже стыдился рубаху снять, чтобы люди не увидели его исцарапанную до крови спину. Все бы отдала, чтобы снова то время вернуть. Золото, камни, парчу, она бы все бросила в огонь без жалости, чтобы снова увидеть в его глазах то жадное желание, что горело там когда-то.
Склянка была маленькой, и легко скрылась за широким кушаком, которым она подпоясалась сегодня. Сердце Людмилы колотилось от счастья, как бешеное. Сегодня! Сегодня! Сегодня!
* * *
Рождество! Сегодня ведь Рождество, думал Самослав, лениво потягиваясь на мягкой перине. Может, Новый год придумать? Все равно ведь зимой скука смертная. А так хоть детишки подаркам порадуются, и деду Морозу со Снегурочкой. Хотя Мороза тут знали, и он был не слишком добрым божеством. Ну, да ничего, это поправимо. В молодом княжестве с общими праздниками пока туго. У жителей Константинополя день города есть, и они отмечают его каждый год, одиннадцатого мая, с неслыханным размахом. Надо подумать над этим. Он вернется к этому вопросу сразу после окончания войны…
Мария тихонечко посапывала рядом, свернувшись теплым калачиком, и доверчиво жалась к нему. Она притягивала его все сильнее и сильнее с каждым днем. Не красотой, вовсе нет. Людмила была куда красивее. Ему просто было интересно с ней. Она была изящной и утонченной, ничуть не напоминая горластое местное бабье, безумно гордившееся своими телесами, которые оно, бабье, наедало с невероятным упорством. Дородная жена — повод для гордости у местных мужиков и объект жгучей зависти менее счастливых дам. Не все могли позволить себе спать до полудня и жрать в три горла. Таковы были вкусы здешних людей, привычных к регулярному голоду, и не ему, чужаку, с этим спорить. Мария была довольно равнодушна к украшениям, надевая лишь необходимый минимум, и это тоже шло вразрез с местной модой, когда количество золота и камней на знатной даме должно было измеряться пудами. Она была остроумна и умела тонко шутить, а эта наука тут была почти неизвестна. Слишком уж низкий культурный уровень был пока еще у молодой знати княжества. В общем, она настолько сильно выбивалась из общей массы, что князь слегка потерял от нее голову. Настолько слегка, что получилось довольно сильно. Так иногда бывает.
Самослав бесшумно встал и оделся, стараясь не потревожить свою женщину. Сегодня тяжелый день. Первое заседание боярской Думы за последние полгода. Вопросов накопилась уйма, да и к будущей войне надо готовиться.
— Не уходи, Само, — сквозь сон сказала Мария. — Останься со мной, пожалуйста. Мне будет грустно без тебя.
— Мне пора, — он поцеловал ее закрытые глаза, и она счастливо улыбнулась, сразу став похожей на маленькую девочку. — Очень много дел сегодня.
— Приезжай вечером, — сказала она, довольно жмурясь. — Я буду ждать тебя.
Конские копыта взбили сухой до хруста снежок. До города было недалеко, всего четверть часа неспешной рыси. Самослав предусмотрительно оставил в своей личной собственности все земли на пару миль вокруг столицы, никому не разрешая селиться там без своего разрешения. Опыт британских королей, собиравших с лондонцев земельную ренту, он помнил очень хорошо. Ему это пока не пригодится, а далеким праправнукам, может, и не будет лишним. Кто знает, как там у них с деньгами сложится.
Новгород уже давно проснулся. Христиане тянулись из церкви, где славили рождение Бога. А язычники, напротив, уже отпраздновали праздник молодого Солнца, которое стало прирастать три дня назад. Две конфессии недобро косились друг на друга, но бузить не смели. Тут за такое немалый штраф полагался, а то и изгнание из города, если подобное прегрешение повторится в будущем. В княжестве единым для всех были только Уложение и налоги, а богов каждый был волен выбирать себе сам. В городе проживали язычники, православные, ариане, иудеи, монофизиты и даже один мусульманин, которого каким-то неведомым ветром занесло сюда по торговым делам. Он так и осел здесь, и жил, не изменяя собственной вере. Такая терпимость устраивала абсолютное большинство населения. До недавнего времени… Горан докладывал, что трения становятся все сильнее и сильнее, и совсем скоро могут перейти в драки. Нужен лишь небольшой толчок.
— Бояре! — Самослав прошел в сводчатый зал, куда набилось три с лишним десятка знатнейших людей страны. Жупаны, военачальники, главы Приказов, аварские ханы. Соболя, парча и золото на шеях и пальцах. Так выглядела новая знать княжества. И даже Горан был одет так же, как все, непривычно роскошно. Знать мужественно прела в шубах и высоких шапках, но раздеться никому бы и в голову не пришло. Позор великий! Это князь мог позволить себе ходить по-простому. Так на то он и князь. Он себе и не такое позволить может.
— Здравы будьте! — приветливо кивнул Самослав, который шубу не надевал принципиально. Неимоверная жара сильно сокращала продолжительность заседаний боярской Думы, делая их короткими и предельно продуктивными.
— И тебе здравствовать, княже! — нестройно прогудели бояре.
— Начнем, пожалуй!
* * *
— И последний вопрос, — продолжил Самослав, когда повестка была почти исчерпана, — самый важный. Наследование. Мы все, бояре, не вечны. Да и война на носу.
Знать, сидевшая в зале, начала озадаченно переглядываться, но никто не стал задавать вопросов. Лишь настороженно смотрели на князя, ожидая продолжения.
— Наследником моим назначается княжич Святослав, — начал князь. — Если он не доживет, то следующий — Берислав, а за ним Кий. Если будут еще сыновья, то их очередь будет по старшинству. Я оставляю за собой право в завещании назначить наследником самого достойного из своих сыновей. Регентом при них будет Большой Боярин Лют или любой другой, кого я назову. Его помощниками будут боярин Горан и боярин Деметрий. И то завещание должны будут заверить не менее десяти бояр и епископ Новгорода, кто бы он ни был.
— Не по обычаю это, княже, — раздался одинокий голос из зала, поддержанный удивленным гулом присутствующих.
— Неужто другим сыновьям их долю не отдашь? — добавил еще кто-то. — Каждый из братьев имеет равное право на отцово наследие.
— Верно, государь, — удивленно посмотрел на него Лют. — Не поймут тебя люди. Чем другие сыновья хуже? За что им такая обида? Наследство надо поровну поделить.
— Не будет такого у нас в государстве, — показал головой Самослав. — Я не допущу, чтобы после моей смерти сыновья между собой воевали и собственных племянников резали. Забыли разве, как короли франков делали?
— Его светлость верно говорит, — сказал Збыслав, который соображал чуть быстрее других. — Два поколения и все прахом пойдет. Дети наши и внуки убивать друг друга будут, присягнув разным князьям. А если у каждого из княжичей тоже по трое-четверо сыновей родится? Правнукам уже по три деревни достанется, бояре. Да нас голыми руками брать можно будет.
— Родная кровь завсегда договорится, — возразил было жупан Святоплук.
— Детям короля Теодориха расскажи об этом, — хмыкнул владыка Григорий. — Один только сын в живых остался и тот по лесам сколько лет прятался. А сам Теодорих как с сыновьями родного брата поступил? Забыли? Малого племянника за ноги взял и головой об камень стукнул. Власть в одних руках должна быть. Тогда в государстве тишина и порядок будут. Как у нас сейчас.
— Все равно, не по обычаю это, — пробурчал Святоплук. — Не по-людски.
— Не по обычаю! — поддержали его из зала. — Надо по старине чтобы…
— Прошу вас, бояре, волю мою признать, — отчетливо сказал Самослав. В его голосе почувствовался металл. — И в том мне клятву принести. Прямо сейчас. Пусть каждый поклянется теми богами, в которых верит.
