— Что? — Потехин не понял последнего слова, произнесенного мальчишкой.
— Говорит, что не идиот, — со смехом повторил Трофим Павлович. — Это же шанрапа совсем неученая. Многие и читать-писать не умеют. Но ничего, — отсмеявшись, произнес капитан, — не за горами уже нормальная жизнь. С фашистами справились, и все остальное с колен поднимем!
— Мне вот, что интересно, — задумчиво произнес Игнатий Савельевич, — с чего бы это вечный босяк-беспризорник на сотрудничество с милицией пошел? Обычно из вашей братвы и слова не вытянешь? А чтобы против уголовного элемента показания давали — так и вовсе вещь небывалая. И что же у тебя произошло, Малек, что ты так кардинально приоритеты сменил?
— Шнифт, сука, деда убил… — набычившись, произнес Малек.
— Постой! — воскликнул Потехин. — Какой дед? Ты же сирота?
— Сирота я… — понуро кивнул беспризорник — А дед — это Лукич — старик-башмачник… — Шмыгнул носом беспризорник. — Будка у него напротив кинотеатра «Октябрь»…
— Да, — припомнил майор, — была там вроде такая.
— Дед добрым был… безобидным… и всегда меня подкармливал, если было чем… А он его… За что, товарищ майор госбезопасности? Сука! Падла! Тварь! — Мальчишка сжал свои небольшие кулачки, так что побелели пальцы. — Ненавижу!
— Ладно, Малёк, успокойся, — произнес Заварзин, потрепав мальчишку по плечу. — Он уже свое получил. Ты нам только расскажи, кто это всю их банду на тот свет спровадил? Ты же его видел? И рассмотрел хорошо.
— Да я не только этого дядьку видел, — ответил пацан, вытирая нос рукавом драной фуфайки с чужого плеча, которая была явно ему не по размеру, — я с ним и разговаривал пару раз.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовано протянул Игнатий Савельевич. — И кто он?
— Ёлочка зеленая, — ответил беспризорник.
— Какая елочка? — не понял Потехин.
— Бывших служивых так на уголовном жаргоне называют, — «перевел» Заварзин чекисту, не особо знакомому с «блатной музыкой».
— В натуре балдох, — подтвердил Малек, — клифт зеленый с железками, но без погон — еще со старыми нашивками.
— Военный в форме еще со старыми знаками различия, — вновь «синхронно» перевел Трофим Павлович, — Еще и награды имеются.
— Это я уже понял, — ответил Игнатий Савельевич. — А какие ордена? Не приметил? И нашивки?
— А то, враз железки срисовал! У меня глаз — алмаз! — отозвался мальчишка. — Нашивки — квадратик на красном…
— Лейтенант, значит, младшой, — произнес Трофим Павлович.
— А из железок — две «Отечественной войны», два «Красного знамени» и, вроде бы, три медали «За отвагу», — быстро оттарабанил беспризорник. — Лучше не рассмотреть было — лацканы расстегнутой шинели мешали, — пояснил Малек свои сомнения. — Да и без того уже понятно было — боевой дядька!
— Согласен, солидные награды! — кивнул Потехин. — И не за просто так, видать получены. Так, и где ты с ним повстречался? — Постарался вернуть разговор в нужное русло Игнатий Савельевич.
— Мы с пацанами у киношки отирались, когда я его первый раз срисовал, — ответил Малек. — Сначала просто за рост зацепился: высокий он, что верста коломенская, — пояснил беспризорник. — Простых прохожих на голову, а кого и на две выше. Прямо, как мусор дядя Степа из детского стишка.
— Милиционер, а не мусор! — строго поправил его Заварзин. — Привыкай по-человечески разговаривать, а не по фене бакланить!
— Извиняй, начальник — привычка дурацкая такая! — Стукнул себя в грудь кулаком Малек. — Но я постараюсь, правда-правда!
— Верю, Малек, — ответил капитан. — Вижу, что ты кремень-мужик. А если мужик сказал — мужик сделал! Продолжай.
— Хромал он сильно, этот балдох… э-э-э… военный, дядь… — мгновенно поправился мальчишка, поймав укоризненный взгляд Потехина. — Э… товарищ майор госбезпасности… Игнатий Савельевич… Да не смотри ты так на меня! Стараюсь я! Разве не видать?
— Не волнуйся, Малек — вижу, что стараешься! — похвалил пацана Потехин. — Рассказывай дальше, не отвлекайся.
— А возле будки старика-башмачника поплохело ему. Побледнел, как смерть, и по столбу фонарному на землю сполз. А тут, значит, Лукич увидел и из будки своей выскочил и солдатику этому подняться на ноги помог. А после и вовсе в будку свою увел… И вот тут все и завертелось: через несколько минут в будку Карась и Абрек ворвались… с волынами наголо.
— А это кто? — спросил Потехин.
— Шестерки Глазьевых, — вместо мальчишки ответил Заварзин, — хулиганка, гоп-стоп, разбои и грабежи с мокрухой. Зеленка по их лбам давно плачет[2]! Не знаю, с чего они решили, что у старика чем-то поживиться можно? Видать, совсем плохо дела в тот день шли, — предположил капитан.
— В будку они завалились, а вот обратно не вышли, — продолжил пацан. — А другого выхода у старика нет. А потом солдатик ваш на улицу вышел и похромал себе дальше. А Лукич метлой какой-то мусор за порог вымел… И все!
— И все? — переспросил Потехин.
— И все, — мотнул головой мальчишка, — а Карася с Абреком я больше не видел. А солдатик тот, когда я его об этом спросил, ответил, что никогда их больше и не увижу…
— А спрашивал зачем? — Прищурился майор.
— Так это, Карась с нас мзду собирал в общак… Да и интересно было, куда они с Абреком подевались? — честно признался пацан. — А пока лавэ сдавать некому — можно на них неслабо разгуляться!
— Резонно, — согласился Игнатий Савельевич. — Что дальше было?
— А дальше к Лукичу пришел Шнифт-Младший… — вновь сжав кулачки, произнес Малек. — И убил старика… Штуками своими, Мозголомными…
— И зачем ему это понадобилось? — Наморщил лоб Игнатий Савельевич. — Ты же говоришь, безобидный был старикан?
— Об этом солдатике, да о своих торпедах что-то выведать хотел, — пояснил Малек. — А потом взял, да и ради смеха… — Пацан замолчал и активно засопел носом, закатив глаза к потолку. Видимо расплакаться боялся. — А я… а я…
— Ну, и что бы ты сделал? — спросил мальчишку капитан. — Открутил бы он тебе башку, и делов-то! Хорошо, хоть сам живой остался!
— Подожди-ка, а откуда Шнифт о том солдатике узнал? — спросил Малька майор.
— Так… это… — Еще сильнее зашмыгал носом беспризорник. — Это я ему рассказал… Но… но я же не думал… что он так… Гад!
— Он бандит! — припечатал Заварзин. — А эти твари только так и поступают! Ничего святого для них нет! Для них, что старик, что баба, что дитё — все едино! Дальше товарищу майору рассказывай!
— А потом он мне малявку накарябал, — продолжил Малек, — и заставил этого солдатика найти…
— Что в малявке той, читал? — продолжал задавать наводящие вопросы Трофим Павлович, чтобы мальчишка не погружался в прострацию.
— Читал, — признался мальчишка. — Сестру они у него похитили… Грозили, что если на блатхату к Шнифтам не заявится, сестренку его от…ут всем калганом, а после — в расход пустят…
— О. уеть, не встать! — грязно выругался Потехин. — Да что же это творится у нас, Трофим Павлович? Если всякая мразь средь бела дня советских девушек похищает?
— Они не только похищают… — Разом помрачнев, произнес капитан. — Не справляемся мы, Игнатий Савельевич! Ни людей, ни средств… Да у нас в отделе даже ни одного Одарённого нет! Как призвали всех в сорок первом на фронт, так и тянем без Силовиков… А те же Шнифты — оба Сеньки! Мозголом и Лесовик! Старший, так и вовсе в Абакане чалился! И выжил, и вышел! И как с такими бороться?
— Ах, да, — неожиданно опомнился Малек, — он тоже Сенькой-Мозголомом был, этот ваш балдо… солдат.
— Мозголомом? — Лицо Заварзина удивленно вытянулось. — Ты мне этого не говорил.
— С чего взял, что он Мозголом? — сразу взял мальчишку «в оборот» майор госбезопасности.
— Так он все из моей головы легко вытащил, — ответил пацан. — Я ему адрес хазы должен был сообщить. Но он меня об этом даже и не спросил. Сказал, что все у меня на лбу написано…
— Значит, еще и Мозголом до кучи… — задумчиво произнес Трофим Павлович, вынимая из кармана папиросы и закуривая. — Мне бы такого сотрудника…
