Какое-то время вокруг клубился туман, но не успела я испугаться, и он рассеялся. Из холодной мглы проступили очертания памятника. Круглая рамка утоплена в серый гранит. Внутри моя фотография. Седые волосы, набрякшие мешки под глазами, глубокие складки, оттянувшие вниз уголки губ. Странно и жутко было видеть себя на могильной плите.
Смерть?
Значит, я умерла?
Картинка изменилась. Черная ограда. Самодельная скамейка. Двое мужчин сидят на ней, сгорбивших и низко опустив головы.
О боже! Да это же Игорек со Славиком! Мои сыночки.
Я видела их нечетко, сквозь рваные клочья дыма, словно смотрела в запотевшее стекло, но это были они. С радостью я попыталась броситься им навстречу, но не смогла сдвинуться с места. Я не ощущала собственного тела.
— А я все не находил времени приехать, — прохрипел мой старшенький голосом, в котором стояли слезы. — А теперь бы и рад, да не к кому. Как же так, мама?
Младший кивнул и украдкой вытер глаза.
И снова всколыхнулся вездесущий туман. Мутной пеленой затянул родные фигуры, а потом разорвался, как белое облако, и сквозь узкое окошко показал мне меня, бездыханно лежащую на полу под дверью.
Я узнала свою прихожую, залитую искусственным желтым светом, лестничную клетку, толстяка в черном пуховике. Бесплотным призраком я парила под потолком и наблюдала за тем, что творилось внизу.
— Мария Львовна! Мария Львовна! — мужчина тряс меня за плечо и едва не плакал от ужаса. — Да что же с вами! Не надо, пожалуйста. Не умирайте. Я не хотел.
Толстяк суетливо полез в карман куртки, прижал к уху мобильный телефон и затараторил срывающимся голосом.
— Приезжайте скорее. Женщине плохо. Кажется, инфаркт. Адрес? Сейчас скажу.
«Тем вечером он вернулся домой и долго сидел в темноте, уставившись в одну точку».
Шепот Актум напоминал эхо внутри длинного туннеля. Он был как дуновение ветерка, посылающего рябь по воде. Как дыхание близкой зимы, срывающее листья с деревьев.
«Он этого не забудет. Чувство вины никогда не отпустит этого человека. Пытаясь заглушить муки совести, он совершит множество хороших поступков. Твоя смерть его изменила, Мария. Потрясения меняют людей».
Я собралась спросить про завещание, про вторую семью Ивана, но потом решила, что не желаю ничего знать. Изменял мне муж или нет больше не имело значения. Главное, что я сама прожила свою жизнь достойно, никого не предала и не бросила в трудную минуту.
Туман поглотил лестничную клетку, и в этот раз в его клубах я увидела хрупкую девушку с золотистыми волосами, стоящую на четвереньках. Она мыла пол. Плакала и усердно терла мокрой тряпкой каменную плитку перед собой.
— Шевелись, бездельница!
— Не ленись, корова!
В ее сторону летели оскорбления.
И огрызки яблок.
— Великий зимний дух, — шептала девушка себе под нос и глотала слезы. — Милосердная Актум. Я знаю, иногда ты слышишь мольбы, обращенные к тебе. Помоги! Нет больше сил терпеть. Дай мне другую жизнь. А этих проучи. Пусть найдется тот, кто поставит их на место.
Этой рыдающей бедняжкой, драящей пол, была Мэри Клоди.
— Значит, ты ее услышала? — спросила я у тумана, дышащего холодом. — Конечно. Ты исполняешь желания людей раз в тридцать лет, а с момента трагедии в Блэквуде и желания Лунет как раз прошло тридцать лет.
Я вспомнила свои первые секунды в Ниене. Я стояла на коленях и держала в руках половую тряпку, а Иветта с Клодеттой грызли яблоки и глумились надо мной.
— Это тот день? Да? Ты показала мне тот день, когда поместила мою душу в тело Мэри Клоди. Ты сделала это по ее просьбе. Нашла того, кто поставит ее обидчиц на место.
Туман молчал, и я обратилась к нему опять:
— Что еще ты мне покажешь?
Белая дымка сгустилась и рассеялась. Один кадр сменился другим. В кресле на фоне распахнутого окна сидела незнакомая женщина и с улыбкой гладила большой, круглый живот, обтянутый майкой. Легкие ажурные занавески развевались на ветру. Фигура женщины тонула в солнечном свете. Всем своим видом она излучала безмятежность и безграничную материнскую любовь.
— Выбирай, — прошелестело в голове. — Вернуться и продолжить? Или начать все с нуля?
Я поняла, что предлагает мне Актум.
Вернуться к Реймону и продолжить жить в теле Мэри Клоди.
Или переродиться, начать новую жизнь младенцем.
Эта беременная женщина, полная гармонии и любви, могла стать моей матерью.
— Выбирай.
Эпилог
— Еще один такой заказ. На этой неделе уже седьмой, — монокль под бровью моей напарницы блеснул в свете лампы. Старая портниха проводила взглядом клиентку, идущую к двери.
Посмотрев в окно, я увидела аж трех женщин в теплых брючных костюмах разных оттенков синего. Жительницы Ниена не хотели отставать от моды, которую теперь задавала молодая жена графа. То есть я.
А на прошлой неделе и вовсе случилось чудо: хозяйка ателье, с которой мы теперь вели дела вместе, тоже переоделась в штаны, сшитые по моему эскизу.
— А что, удобно, — переступала с ноги на ногу эта консервативная особа, разглядывая себя в зеркале. — И нигде не поддувает.
Горожанки тоже оценили удобство нового наряда. Теперь каждая вторая дама в Ниене ходила в брюках — мужчины только грустно вздыхали.
— Ладно, я домой. Мне еще стол к Новому году накрывать.
— К Новому году? — нахмурилась старая леди.
Ах, я и забыла, что в Ниене прижилось другое название этого праздника.
— К ночи Актум.
Портниха кивнула, но с неодобрением. Новая традиция ей не нравилась, хотя именно благодаря ей в последние недели декабря заказы сыпались на нас как из рога изобилия. Все хотели пойти красивыми на площадь к большой наряженной елке.
— Ох, молодежь. Лишь бы найти повод для гуляний, — поджав губы, моя партнерша по бизнесу принялась подсчитывать дневную выручку. С каждой золотой монетой, опускающейся на стол, лицо ее веселело. — А впрочем, молодость тем и хороша. Лет сорок назад я так отплясывала, так отплясывала на балах.
Я улыбнулась, надевая манто и шапку.
Возле двери меня настигло добродушное ворчание.
— Только не перетруждайся там. В твоем положении надо больше отдыхать и лежать. И куда только смотрит Его Сиятельство! Позволяет беременной жене так много времени проводить на ногах. Неужели у графа нет кухарки, что тебе самой приходится готовить праздничный ужин? Безобразие.
— Есть. Есть кухарка, — рассмеялась я. — Но старшего Реймона и младшего Реймона я предпочитаю кормить сама.
— Ты еще второго сына Реймоном назови для полного комплекта, — хмыкнула старушка.
— И назову. Но не в этот раз. В этот раз я жду девочку, и звать ее будут Габриэль.
Услышав свое имя, растроганная старушка расплылась в улыбке.
— А беременным, кстати, гулять полезно, — бросила я, прежде чем выйти из теплого помещения лавки в снежную зиму.
— Беременные должны лежать в постели! — понеслось мне в спину. — С третьего месяца и до самых родов!
Снаружи в свете фонарей кружились снежинки. По бокам расчищенных до камня дорог тянулись сугробы. Витрину каждого магазина украшала маленькая елочка, подсвеченная лампами. Но одна из витрин сияла особенно ярко. Владелицей этой крошечной лавки с самой нарядной витриной в городе была не кто иная, как Иветта, моя сводная сестрица.
Три года назад она пришла ко мне в Блэквуд за рецептом моего экзотического супа из свеклы. Она была очень скромна, приветлива и со слезами на глазах умоляла научить ее готовить. Я согласилась, мы мило пообщались, а через два месяца после этой встречи Иветта сорвала главный куш на ежегодном кулинарном поединке. Деньги, полученные за победу, она вложила в свое дело. Первой в Ниене Иветта стала продавать раскрашенные стеклянные шары, которыми украшали новогодние елки. Можно сказать, что новый праздник помог ей разбогатеть.
Что касается моей второй некровной сестры, судьба Клодетты мне была неизвестна. Кажется, она выскочила замуж за конюха и уехала из города, бросив родную мать доживать свой век в работном доме. Без наследства моего отца леди Дельфина окончательно разорилась и влезла в долги. Со временем старшая дочь забрала ее из Менморта к себе, но тюрьма для нищих изрядно поубавила спеси в этой чванливой горячке.
