Видимо, эти лейзуены явно имели некое отношение к местным спиртным напиткам. Слишком уж настойчиво они одним названием просились на дружеские посиделки с застольем. Тем временем тучный мужчина всем корпусом развернулся ко мне и стал осматривать:
– Переночевать хочешь?
Я умудрился уже в который раз кивок совместить с пожатием плеч.
– Парень с востока, – пришел мне на помощь проводник. Похоже, и в самом деле спешил и хотел быстрее распрощаться. – С самих Пимонских гор. Зовут Борей. Горло у него простужено, хрипит, сердечный, так что ты его отваром горячим угости. Не смотри, что мал ростом, упал в детстве, сильно болел и перестал расти. Денег с него тоже много не дери, поиздержался он в дальнем пути. Утром ему объяснишь, как быстрее в порт добраться, может, чего заработает. Ну а обо всем остальном вы и сами тут без меня договоритесь.
Он резко согнул обе руки в локтях, чуть ли не прижимая кулаки к плечам, получил подобное прощание в ответ от своего приятеля и поспешил на шумную улицу. Но теперь я уже точно понял, что рукопожатием тут не пользуются, вместо него тут вот такие странные ужимки как при встрече, так и при расставании. Оставалось только выяснить, как это происходит, если одна, а то и обе руки заняты? Потому что слова-приветствия мне до сих пор выделить не удавалось.
Находились мы в довольно большой приемной комнате, которая служила своеобразным и холлом, и конторкой, и пропуском в три внутренних коридора. Освещалась она как большими газовыми фонарями, так и несколькими довольно странными на вид, но совершенно не дающими копоти факелами. Похоже, последние использовались скорее для декоративности интерьера. Подобие некоей гостиничной стойки тоже имелось, за которой стояли два массивных шкафа, стол с несколькими лавками, да виднелись в глубине две небольшие двери, ведущие наверняка куда-то в подсобки.
Перед стойкой тоже стояли лавки, широкие, с удобной спинкой. Вот на одну из них я поставил сразу свой рюкзак и теперь, перебирая в карманах мелочь и монеты, ждал, что будет дальше. Не скажу, что спокойствие и мирная ситуация м еня расслабили, но как-то верилось, что обижать меня здесь никто не станет. Хотя и начал Емлян сразу со шкурного вопроса:
– Что, парень, совсем заплатить нечем?
Пришлось издать звук, могущий обозначать что угодно, и выложить перед ним вынутую наугад из кармана монету, нащупанную по методу – побольше, но потоньше. Это оказались банальные пять копеек середины прошлого столетия, и я сам чуть не зашелся в диком приступе смеха. Сдержаться удалось лишь с помощью перекрытия гортани и одновременной попытки втянуть воздух. Благо что подобным штучкам меня подруги давно научили.
Со стороны это увиделось и воспринялось совсем иначе.
– Жалко расставаться? – посочувствовал Емлян, беря монетку своими толстенными пальцами и внимательно рассматривая. Но когда он стал проявлять свою реакцию, мне вначале показалось, что он надо мной издевается: – Ого! Кажись, целый пятак! А говоришь, что поиздержался! Только вот никак не пойму, чей он. Ни разу таких в руках не держал, не видел и в описаниях не встречал.
То, что он разбирается в арабских цифрах, поразило меня тоже основательно. Неужели между мирами настолько большие сходства? А почему бы и нет? Грибники, или кто там еще, могут ведь не только рюкзаки свои таскать из одного места в другое, глядишь, и распространением знаний или хотя бы элементарной грамоты занимаются.
Только вот что отвечать на вопрос? Тем более с явным подтекстом и попыткой поиздеваться. Только и оставалось, что валить на жуткую удаленность моих якобы прежних мест обитания. И я вновь показал руками горы, а потом правой рукой сделал пассы, обозначающие: «Ну там у нас вообще такого хлама навалом».
И опять меня поняли совсем не так.
– Ого! Да это и не ваши? Неужели из самого Заозерья? – На этот раз я для разнообразия утвердительно гукнул. – Вот дела! Недаром бают, что заозерские мастера что угодно вытворить могут.
– Угу, угу, – поддакивал я.
– Только я тебя, Борей, не пойму, – вроде как совершенно искренне удивился распорядитель местной пейчеры. – Коль у тебя деньга имеется, то чего ты в порт собрался на работы идти? За этот пятак у меня можешь хоть два рудня жить, еще и столоваться при этом.
Однозначно издевается! Потому что слово «днина» я уже слышал и вполне верно перевел его в понятие «день». Значит, «рудня», похожее на рубленый кусочек дня слово, – это нечто вообще маленькое. Может, они минуты тут так считают. Следовательно, этот тучный мужик не такой уж и добряк, если так нагло и бесцеремонно издевается над калекой-недоростком. А я подобных вещей всегда не любил. Но если раньше за моей спиной всегда стояли три безжалостные пантеры, то сейчас пришлось самому отстаивать честь и право считаться мужчиной. Легко! Эти роли мне тоже приходилось играть. Я нахмурился и с таким укором покачал головой, что распорядителя проняло:
– Да ладно тебе обижаться, я ведь такой пятак впервые в руках держу! – После чего он бросил монету несколько раз на покрытую доской перегородку, прислушался к звону, согласно кивнул и проворчал: – Так и быть, можешь все три рудни жить и питаться. И залог с тебя за ключ не возьму.
Вот гад! Я уже готов был промычать нечто гневное и попытаться забрать монету, как Емлян повернулся, своим ключом раскрыл дверцу шкафа, достал оттуда другой ключ и передал мне:
– Держи!
Я недоуменно вертел в руках и рассматривал грубо выкованный ключ с довольно хитрыми загогулинами, широкой пластиной вместо кольца и с четко выбитыми буквой и цифрой. Буква как две капли воды походила на русскую «Ю», а циферка – на нашу восьмерку.
Однако! У них тут что, и буквы наши? Или это механизм волшебного перехода продолжает действовать, и я теперь могу разбирать местные письмена? Может, просто совпадение? Надо срочно полистать хоть какую-нибудь книгу. Кстати, большое их количество лежало на не замеченной сразу этажерке между шкафами. Может, это просто местные записи и учет постояльцев?
Пока такие мысли метались в моей головушке, распорядитель запер шкаф, вышел из-за стойки, что-то буркнул в сторону вооруженного охранника, подхватил как пушинку мой рюкзак и увлек за собой. Мы вошли в правый проход, и он ткнул рукой в большой зал:
– Харчевня! Уже все поужинали, но тебе сейчас вон на тот стол подадут. Ужин для постояльца! – крикнул он в сторону кухни. – Отвар или чай сам попросишь, принесут! – И, не дожидаясь какой-либо реакции на свои слова, повернулся и поспешил в средний проход.
Чуть ли не сразу там пошли двери, вполне схожие с моим понятием о гостинице. Освещение от непонятных окошек – полусумрачное. Прошли одно разветвление, потом другое, придерживаясь все время правой стороны, и в третьем коридоре тучный шутник остановился перед дверью с циферкой «восемь»:
– Открывай!
Замочную скважину я рассмотрел в обычном месте, да и замок поддался на удивление легко и без ожидаемого подспудно скрипа. Как только дверь открылась, там стал разгораться свет, льющийся из квадратного отверстия в потолке. И Емлян первый вошел в небольшую, но весьма уютную комнату. Поставил мой рюкзак на стул и стал на все тыкать пальцем:
– Шкаф, стол, три стула, вешалка… Рога хрупкие, тяжести не вешать! Лежак! Полотенце, банный халат и простыни – на полке. Дальше по коридору нужник, еще чуть дальше лестница в подвал – там бани.
Заметив, что я кошу глазами на потолок, хмыкнул:
– У вас там на востоке что, люменов нет? М-да! – После чего приблизился к изголовью кровати и нажал на один из синих квадратиков на стене. Свет стал усиливаться, нажал на другой – свет стал меркнуть. Еще и пояснил: – Если долго не трогать, люмен сам погаснет.
Вторая пара точно таких же квадратиков виднелась возле двери. У них тут что, электричество есть?! Я даже вздрогнул от такого предположения, но иного мне в голову не приходило. Хотя почему бы и нет?
– Нравится?
– Угу! – Еще бы не нравилось, если, конечно, отбросить мысли о продолжающемся издевательстве. Отличная комната. Вполне широкая, скорее даже двуспальная кровать. И совершенно неожиданный для этого мира, по моим понятиям, сервис. Даже бани есть.
– Сейчас сразу иди, поешь горячего, а то долго ждать кухарка не станет, а потом спокойно разложишься.
– Угу! – Но я видел, что распорядитель южной пейчеры еще что-то хочет спросить, потому как смотрит выжидательно. Поэтому гукнул вопросительно: – Гы?
Смех и только! Как бы меня за дикаря не приняли.
Вроде не приняли. Внешне. А внутренне любой столичный житель считает провинциалов дикарями.
– Ты так и не ответил на вопрос, почему в порт на работу собираешься?
– Хе-хе, – скорчил я рожицу самого несчастного создания на земле, показывая ладонями на свое тельце, потом на мощный корпус Емляна и с сожалением вздыхая. Еще и палец к губам приложил, как бы прося сохранить это все в тайне.