На моих глазах человеческие лопатки разъехались в стороны, кожа вдоль позвоночника не выдержала и лопнула, оголяя мокрые мышцы, позвонки хрустели, перестраиваясь и выгибая туловище уродливым вопросительным знаком. На голове «Сони» не осталось волос, да и сама голова похоже попала в эпицентр буйства энергий. Я видел в этой кровавой мешанине смотрящий на меня глаз и обломки костей.
Искалеченная тварь на пике своей трансформы всё равно пыталась сопротивляться. Я едва увернулся от длиной, увитой жилами лапы и отсёк её обратным движением. Громкий рёв был ответом на эту рану, но я не остановился.
Остальные конечности монстра были изломаны и прокрыты гниющими ранами. Я обошёл его по кругу, нанося удар за ударом и стремясь лишить всяческой подвижности. За это время голова монстра снова присвоила себе черты жрицы и это умирающие уродство стало вопить женским голосом — то умоляя меня остановиться, то проклиная и рыча.
С холодной методичностью хирурга я изрубил тварь на куски, и лишь покончив с этим, огляделся. Дождь превратился в мелкую морось, небо посветлело, знаменуя рассвет. Весь двор был в кусках содрогающейся плоти, кровь на моих руках и маленькие кусочки отлетевшей плоти всё ещё жили, подрагивали и стремились собраться воедино. По самым крупным кускам и по разводам крови можно было понять, что вся эта мерзость медленно, но неотвратимо, пытается собраться воедино.
Раздавив голой ногой кусок лица с налитым кровью глазом, я обратил взор к избе и встретился взглядом с настоящей Соней. Девушка появилась в проломе, хотела перешагнуть доски, но не справилась и упала в грязь.
Я подбежал к ней и помог сесть, грязная, с тёмными кругами под глазами, она первым делом спросила меня про монаха.
— Лукат… мёртв?
Грязный и окровавленный я встал перед ней на одно колено, опираясь руками на воткнутый в землю меч.
— Да.
Я не видел смысла что-то скрывать, и не собирался ей врать.
— Нужно всё это сжечь, проклятая отрава не даёт сосредоточиться.
Проследив за взглядом жрицы, я кивнул, признавая правильность подобного предложения.
— Я справлюсь, а ты посиди, я вернусь к тебе за огнём, сможешь сотворить чудо?
Я не стал бы её просить, но другого способа раздобыть огонь я не видел. Энергия, накопленная в моей нейронной сети, исчезла до капли во время выброса. Теперь даже обычное бытовое заклинание мне не под силу.
Через двадцать минут во дворе полыхал здоровенный костёр, сложенный поверх кусков изрубленного чудовища. Пришлось тащить деревяшки и предметы мебели из ближайших амбаров, ибо в избе всё было пропитано водой.
Уставшие и измученные мы смотрели на пламя, стоя перед костром. Я обнимал Соню за плечи, стремясь хоть как-то согреть, хотя у меня самого зуб на зуб не попадал.
— Как думаешь, оно умерло?
Жрица вздрогнула от моего голоса.
— У этой твари много названий: Гуменус, голодный лицедей, дубликат и доппельгангер. Он оборотень наоборот. Зверь, принимающий человеческое обличье, а огонь самое верное средство очистить его искажённую плоть от зловредного духа.
Слова Сони меня успокоили. Если она говорит, что этого хватит, значит хватит. Но прежде чем мы ушли я задал ещё один вопрос.
— Как думаешь. Он был один?
Жрица ответила тихо-тихо, будто сама боялась ошибиться.
— Если бы их было двое, никто бы не позволил нам взять верх.
Мы ушли из этого богом проклятого двора и отыскали таверну. Пришлось поработать мечом, чтобы прорубиться сквозь заколоченную дверь. Потухший очаг был вновь разожжён и, помогая друг другу, мы заблокировали дверь в подвал, а затем, снова заколотили вход.
Не сговариваясь и не проронив ни единого слова, в конце концов, мы сдвинули спальные подстилки и уснули в обнимку, грязные, окровавленные и замёрзшие.
Глава 18. Малистинский монастырь
Много дней прошло с тех пор как мы покинули деревню. Как только немного пришли в себя и встали на ноги, Соня провела заупокойный ритуал, который был призван дать духу монаха уйти с миром, не перерождаясь в нежить. Изба, где произошли трагические события, в конечном итоге стала погребальным костром.
Монстр дубликат пополнил графу с редкими и опасными монстрами в моём бестиарии, встав на один уровень с вожаком Троггов и матерью логова Млитов. ИскИн провёл аналитику боя и подтвердил изменения в энергии, что накапливалась в моей нейронной сети. Да и владение мечом он теперь отмечал как «опытное». По всему выходило, что я немного приспособился к этому новому для меня миру.
В туннелях под деревней мы нашли два мешка набитых серебром и медными имперскими монетами, но брать их с собой не решились, каждый весил под несколько килограмм и похоже тут были все те деньги, что раньше принадлежали погибшим путникам и местным жителям. Закопали их на въезде в деревню, под приметным деревом, вместе с драгоценностями и парой других полезных вещиц.
Учитель Сони, Форис Звездочёт, не соврал. Река и в самом деле привела нас к горному массиву и водопаду. Взобравшись по тропе, мы оказались на одном уровне с падающей вниз рекой, и перешли на другую её сторону по каменному мосту. И здесь нас ждали первые сюрпризы.
Местность в буквальном смысле была наводнена слугами Риордана. Причём это мы ещё до самого монастыря не добрались, хоть он и находился в прямой видимости. Сложенный из серого камня, тёмный и угрюмый, он напоминал крепость, стоящую на возвышенности.
Понять, что именно здесь произошло, пока не удавалось, но то, что ничего хорошего это точно.
На краю моста нас поджидали висельники. При нашем приближении глаза высушенных горным ветром трупов засветились мёртвенным светом, а сами мертвецы протянули к нам свои руки.
Я упокоил низшую нежить ударами меча, и вдруг понял, что проклятая печать стала чувствительней к магии. Когда потусторонний свет сгорал в языках белоснежного пламени, моё тело простреливала боль, пусть не такая сильная как при направленном на меня заклинании, но всё же ничего приятного. Естественно при таких раскладах получалось что вскоре, я буду опутан чернотой полностью, и что тогда произойдёт — одному богу известно.
Но был в этом во всём и свой позитивный момент. Не критические вспышки энергии питали нейронную сеть, не принуждая меня сразу же выплескивать энергию во внешний мир. Я стал своеобразной магической губкой впитывающей в себя любые отголоски силы.
Дорога, ведущая к монастырю, проходила по краю оврага. И здесь мы впервые вступили в серьёзную схватку.
Истлевшая нежить не была вооружена. Но её было так много, что нам пришлось отступать обратно к мосту, заставляя ковыляющих выродков растягиваться по дороге, чтобы не сталкиваться лицом к лицу сразу с десятком.
Я предполагал, что в овраг сбрасывали трупы, иначе объяснить эту груду тел я просто не мог. Нам повезло, что большая часть мёртвых была сильно изрублена и обожжена. Огонь и расчленение были действенным инструментом упокоения, но, похоже, кто-то не сумел довести дело до конца и сжечь их всех, чтобы они не могли восстать.
В какой-то миг мы поняли, что вечно отступать и аккуратно их упокаивать не выйдет. Мёртвые не ведают усталости, а вот я в доспехах, очень даже ведаю.
Я встал на мосту и, напружинив ноги, положил меч лезвием на наплечник, готовясь встречать подступающих мертвецов.
Шестеро пали под ударами моего клинка за несколько минут. Их высушенная плоть и жёлтая обугленная кожа обращались в прах, и лишь кости оставались целыми после того как белое пламя выжигало энергию смерти. Но за теми, кто падал наземь грудой костей и праха, к мосту уже подступали новые трупы.
Сила копилась в моей нейронной сети и, глядя на скрипящие и пощёлкивающие фигуры, я вдруг понял, что не смогу продержаться до конца боя без всплеска энергии. Она копилась слишком быстро, а это означало, что тьма проклятой печати расползётся по моему телу ещё шире.
Об опасности меня предупредил ИскИн. Это он среди шатающихся фигур выделил ту, что отличалась от прочих. Хотя признаться честно, я сам бездарно прошляпил угрозу, не особо отличая по мелким деталям одного мертвеца от другого. Тяжело задержать внимание на ком-то одном из группы ковыляющих уродов, если все они разные. Один в лохмотьях, второй голый, третий весь в ожогах, четвёртый напоминает мумию, а пятый почти скелет.
