— Так, спорщики, давайте проведем голосование! Кто за то, чтобы устроить «Возмездие» девчонкам сегодня? Кто за то…
На втором пункте большая часть присутствующих подняла руки, включая Шмеля и Солому. Проводить второй круг смысла не имело, ежик-матерщинник выиграл с отрывом.
— Та-а-ак! — послышалось со стороны входа. — Что это у нас за митинг и голосования?
Старшая пионервожатая зашла в палату.
— Белов, ты чем измазюкался? Гляньте, и Коротышко чумазый… — Тома запнулась, поняв, что в пасте вымазан весь отряд. — Что это такое происходит!
— Это не мы, Тамара Ипполитовна, — пропел Шмель.
— А кто, домовой? — раздраженно фыркнула старшая пионервожатая.
— Ежик-матерщинник, — шепнул Солома, подняв волну хохота в палате.
— Посмейтесь мне, всю пасту небось перевели, и чем теперь будете зубы чистить? Эх… — Тамара махнула рукой. — Давайте все умываться, потом в столовую за вкуснейшим чаем — и потом купаться!
Пионеры ответили дружным «ур-р-ра!» и, похватав полотенца, бросились отмываться от пасты.
В столовой давали чай, причём настолько сладкий, что про такой говорят, что кое-что может и слипнуться. Я последние годы не употреблял сахар, но этот чай выпил с удовольствием. А вот Шмель поднял стакан и нахмурившись, в него всматривался.
— Ты чего там увидеть хочешь? — поинтересовался я.
— Да пленка на нем, что ли, какая-то, — задумчиво протянул он.
— Это чайные сливки.
— Чего? Какие, нафиг, сливки, — Шмель поморщился.
— Так окисляются полифенольные соединения, так называемые катехины, — я уважал чай, поэтому достаточно много о нем знал, ну и решил поделиться, чтобы посмотреть реакцию паренька.
— Бе-е, гадость!
Я с ухмылкой наблюдал, как Шмель недолго думая отлил прозрачную пленку в горшок с фикусом. Остальное всё-таки выпил.
— Ты эти поли… что-то там — только что придумал?
— Забей. Пошли купаться.
Тома велела нам зайти в палаты и взять купальные принадлежности. А через двадцать минут мы, как и было анонсировано, собрались у корпуса на смотр.
— Так, детвора, все надели головные уборы? Кто не надел, ни на какую речку не пойдет.
Надели все — это тебе не на дискотеку пилотку напяливать. Мне пришлось покопаться в рюкзаке, чтобы найти плавки и совершенно дурацкую панамку зеленого цвета, больше напоминающую малоразмерный чепчик.
— Тогда все за мной, шагом — марш!
Отряды потянулись к воротам, заведя пионерскую песню. Вместе с Томой, как всегда, взявшей на себя организаторские функции, с нами пошли Роман Альбертович и Аллочка. Первый выполнял роль плаврука, а вторая просто обязана была присутствовать на пляже, как медработник.
Я помнил о любовном треугольнике между ними и не без любопытства поглядывал за тем, как Тома, Рома и Алла реагируют друг на друга — и тут было на что посмотреть. Всегда жизнерадостная Тома держалась подчеркнуто отстраненно, делая вид, что не замечает сладкой парочки. Самой парочке, кажется, вообще не было никакого дела до старшей пионервожатой. Я боковым зрением пару раз заметил, как Рома и Алла будто бы случайно касаются друг друга пальцами рук.
До пляжа было минут десять ходьбы неспешным шагом. А когда мы, наконец, пришли, я увидел реку с песчаным берегом — ну просто мечта пионера. Тут же был и небольшой, но аккуратный и чистый пляж с большим железным навесом, спасающим от жаркого солнца. Имелись две металлические кабинки-раздевалки, а на самой реке плавали ядовито-красные буйки.
Пионеры оживились.
— Классно как!
— Вот бы побыстрее купнуться!
Но Тома стальным голосом велела всем идти под навес. Рома в это время прошелся по пляжу, и, удовлетворившись, дал отмашку Томе, что можно начинать.
— Пионеры, построились! Разбиваемся на десятки. На первый — второй рассчитайсь!
Мы с охотой построились и выполнили поручение.
— Первый!
— Второй!
Я был из вторых, тех, кому предстояло остаться с Томой на берегу, пока первая десятка не искупается. Шмелю повезло больше, он попал в отряд купающихся, к Роману. Я пока что смотрел на всё с берега.
Рома тем временем умело воспользовался шансом произвести впечатление и на Тому, и на Аллу — стянул с себя майку и шорты, в одних плавках и панаме представ в образе бога Аполлона местного разлива. Алла, сидевшая под железным навесом, аж румянцем пошла, а Тома демонстративно отвернулась и начала нас, как цыплят, пересчитывать. Вся энергия неразрешённого конфликта уходила в непривычно строгий инструктаж.
— Так, правила, — рублеными фразами говорила Тамара. — Слушаем вожатых и без разрешения не заходим в воду, за буйки не заплываем, не ныряем, не подкидываем и не топим друг друга. В воду забегать нельзя, таскать друг друга на горбу — тоже. Ну и главное, не придуриваемся! Вопросы?
— Что это значит: не придуриваемся, Тамара Ипполитовна? — невинным тоном поинтересовался Солома.
— То и значит, кто вздумает прикинуться тонущим, мигом отправится на берег. Или вообще домой.
В последнее ребята явно не поверили — все поняли, что у старшей пионервожатой просто плохое настроение. Но присмирели.
— А что можно-то, Тамара Ипполитовна? — вдруг усмехнулся от кромки Рома.
Как будто решил, раз дети Тамаре не перечат, сам выполнить эту функцию.
— В вашем случае, Роман Альбертович, можно должным образом работать и обращать внимание на детей, а не на сопутствующие факторы!
«Сопутствующий фактор» мило улыбался неподалёку. Рома благоразумно промолчал, с улыбкой зашел в воду и поднял руку, показывая сигнал готовности. Купаться плавруку было запрещено, и все время захода в реку Рома должен будет просто стоять в воде.
— Дети, заходим в водоем, — распорядилась старшая пионервожатая.
И началось. Понятно, что никто не стал выполнять указ заходить в воду шагом, и вся пионерская орава бросилась в реку как на абордаж, с визгами и воплями. Там, под одобряющее ничегонеделание Романа Альбертовича, ребята начали один за другим нарушать Томины запреты. Оно и понятно, никто бы не стал примерять роль отдыхающего в Ниле бегемота. Дорвавшись до воды, пионеры принялись нырять, подкидывать друг друга с плеч и, конечно, топить.
— Рома, следи за ними… Рома, Шмеленко захлебнется! Коротышко, ты куда полез! — разорялась со своего места Тамара.
Ясное дело, старшую пионервожатую никто не слушал.
Сам же Рома выставил в сторону Томы большой палец, показывая, что все держит под контролем. Она лишь всплеснула руками и с обреченным видом вздохнула. Мол, все равно эти паршивцы не станут ни слушать, ни слушаться. Но поскольку ей остро требовалось что-то (на самом деле не так важно, что именно) контролировать, он переключила внимание на оставшихся на берегу.
— У вас тоже правила есть, — забухтела она. — Запрещено покидать территорию пляжа, подходить к реке без моей команды… слышишь, Гена, тебя касается! Куда полез?
— Да я просто ножки помочить, — Гена, вздыхая от жуткой несправедливости, зашел в воду по щиколотки и собирал ракушки.
— Запрещено! — рубила наша руководительница с плеча.
Я подумал, что ещё немного — и земля под нашим лагерем расколется от гнева Тамары.
— Ладно, Тамара Ипполитовна…
— Песком или камнями не швыряемся, никого никуда не зарываем! — не иссякала та. Все понятно?
В ответ пионеры промолчали. За них говорили их убитые горем лица. Очевидно же, что на пляж и идёшь за тем, чтобы пошвыряться песком и друг дружку в него позарывать.
— Мура какая-то, — прокомментировал Солома.
Мне лично было до лампочки на все эти подростковые игрища. Полежать на пляже, позагорать, ну, может, еще глянуть на дефиле Аллочки, когда она пойдет купаться…
Но всеобщая подавленность, как тёмное облако, стала наползать и на меня. Тогда я все-таки поднял руку, чтобы задать вопрос.
— Да Мишенька, говори, — совсем другим тоном произнесла Тамара.
— А что делать будем, раз ничего нельзя?
Будто вернувшись из забыться и вспомнив, что она хорошая вожатая, Тамара с наигранной живостью произнесла:
