А возможно зелье Карната придает дополнительные силы.
Хана я обнаружил неподалеку. Он тоже выглядел не ахти. Кое-как помогая друг другу, мы направились в сторону единственного источника света на выход из пещеры. Хан поделился со мной рубахой, чтобы я хотя бы срам свой прикрыл. Мои попытки разговорить Омуртага не увенчались успехом. Он отмалчивался и не обращал на меня внимания, сосредоточившись на попытках передвижения в сторону выхода из пещеры. Мне же было интересно, насколько хорошим слухом обладает хан, а именно — что он услышал из нашей беседы с Филиппом.
Через полчаса мы смогли выбраться из пещеры. Солнце грело наши поврежденные тушки. Глаза болели от яркого светила. Запах травы и цветов врывался в ноздри и сгонял остатки пещерной сырости.
Весна! Обожаю это время года. Я улегся на траву, опоясавшись рубашкой хана. Омуртаг улегся рядом. Мы пытались восстановить дыхание после тяжелого подъема из пещеры. Я оглядел ближайшую местность. За нашими спинами устремлялись ввысь глыбы камней с острыми выступами. Вниз устилалась травяным ковром небольшая долина, зажатая меж гор. Небольшие кустарники и редкие деревца охраняли долину по краям. Справа от нас был шум водопада, который образовала горная быстроводная река. Река устремлялась вниз чуть ниже того места, где мы находились.
Мы с ханом лежали и грелись на солнце. Сырость пещеры будто застряла в легких. Омуртаг прохрипел что-то про то, что надо бы направиться в сторону реки и попить воды. Я буркнул что-то неопределенное. Кажется, зелье Карната ослабевает. Боль начинает вступать в свои права.
Мы с ханом направились в сторону шумного водопада.
Возле крутого скалистого берега горной реки было шумно, влажно и, в то же время, свежо. Омуртаг и я жадно припали к ледяной воде. Появившаяся чувствительность ран стала немного спадать. Мы напились кристально чистой водой и нас разморило.
Очнулся я вечером. Было холодно и зябко. Руки дрожали. Хана трясло еще больше. Спустья мгновенье я отрубился. Дальнейшее было словно в тумане. Мне снилось, будто нас нашли мои друзья. Эса и Ага, под ворчание Радомысла, несли меня и хана в повозке с сеном. Дядя поил меня чем-то забористым.
Спустя непродолжительное время я догадался, что все это не сон. Нас нашли и привели в какую-то хижину в горах, возле той самой горной речушки. Мое тело было обмотано лоскутами, словно я был мумией. Видать знатно досталось организму.
Даже не представляю, сколько времени я пролежал в таком растительном состоянии. Что интересно, Омуртаг был еще в худшем положении. Его тушка лежала у противоположной стены домика. Хана лихорадило и трясло, словно в припадке. Жуткое зрелище.
Мне постоянно хотелось пить. Голова была ватной. Иногда, когда у меня изредка прояснялся взор, я видел Эстрид, сидящую спиной ко мне. Она держала мою ладонь на своих ножках и что-то напевала. В такие моменты я засыпал с упокоением и радостью.
Не знаю, сколько времени я пролежал, но я стал идти на поправку, в отличие от Омуртага. Ему становилось все хуже. К счастью, в хижине вовремя появился Метик, который помог достать хана с порога того света.
А когда лекарь развернул бинты и осмотрел мое бренное тело, то ужас в его глазах меня напугал. Я грешным делом подумал, что началось гниение и моя попаданческая жизнь на этом закончилась, но Эдик ужаснулся всего лишь количеству и виду ран. Опыт врача многое объяснял ему о тех муках, которые испытывают пациенты, получившие такие ранения.
— Кто это был? — спросил лекарь, когда мы остались вдвоем в хижине, за исключением спящего хана.
— Они называют себя — Триумвират, — ответил я.
Я в общих чертах рассказал о борьбе Карната и местных волхвов с Триумвиратом, ненароком косясь на Омуртага, чтобы не услышал, бóлезный. Эдик аж присел от обрушившегося потока информации, которую я ему поведал.
— И что теперь делать? — раскрыв рот, поинтересовался друг-попаданец.
— Да, собственно, ничего особого. Уничтожить должности патриарха и папы римского, а под шумок — завоевать Хазарию.
— Как это — уничтожить?
— Сам не знаю, — я откинул голову и уставился в потолок.
— А с этим что? — Метик кивнул в сторону хана.
— Лечить.
— А надо ли?
— Там видно будет, — я подозрительно покосился на друга, интересно, почему он сомневается в том, что Омуртага стоит лечить, — лучше расскажи, что случилось после того, как мы пропали, а то Эса ничего не рассказывает, только ругается. Говорит, что пока не встану на ноги, не о чем со мной разговаривать.
— Ну, ее можно понять, — Эдик почесал висок, его глаза забегали, — особенно после того, что она натворила.
— Так, — я нахмурился, — рассказывай.
— Ага, ша! Разогнался, — лекарь испуганно подскочил и отошел от моего ложа, — Мне еще жить и жить. По крайней мере, я на это имею большие надежды. А если я сдам Эстрид, то мои планы на счастливое будущее будут разрушены. Сам с ней разбирайся.
— Да что происходит, Эдик? Что она сделала такого?
— Ничего не знаю, моя хата с краю, — лекарь направился к хану и начал его осматривать.
Что же такого случилось после нашего исчезновения, что Эд описал это как «натворила»? Ну не перерезала же она всю правящую верхушку ханства? Она физически не смогла бы это сделать. Не буду голову ломать. Пусть Радомысл расскажет.
— Расскажи хотя бы где мы и как вы нас нашли, — проворчал я, обращаясь к лекарю.
— А, это можно, — не отвлекаясь от пациента, заявил он, — в общем, когда Эса… когда в городе все успокоилось после вашего с ханом исчезновения, в окрестности Плиски были направлены отряды Кулябы и хана Маламира.
— Маламира? Это еще кто?
— Эм… — Эдик замер, — это наследник Омуртага. У Омуртага было трое сыновей Енравота, Звиница и Маламир. Год назад Омуртаг лишил трона самого старшего сына Енравоту, из-за его христианской веры. А средний сын Звиница умер несколько лет назад. Остался младший сын — несовершеннолетний Маламир. Вот он и стал ханом. Подробности пусть тебе Эса рассказывает, — поспешно добавил Метик.
— Ладно, что дальше?
— А дальше мы выяснили, что когда тебя с ханом похитили, то из дворца выезжал только золотарь с двумя бочками.
— Золотарь? Это тот, кто… — я неопределенно покрутил рукой в воздухе.
— Да, тот, кто какахи с выгребных ям вывозит.
— Подожди, ты хочешь сказать,
