и кухню, инспектирующая торговая инстанция что-то записала в блокнот, измерив перед тем простенки своими шагами. После чего, взглянув на наручные часики, кивнула мне на выход.
— В общем так, Сергей! — холодным взглядом, не допускавшим никаких шуток, посмотрела на меня торговая начальница, — Кухню и гостиную ты сможешь забрать уже дня через три. Мебель очень хорошая, достойная такой квартиры. Гостиная югославская, массив дуба. Точно не помню, но, что-то около шести тысяч рублей. Я бы её себе взяла, но у меня для неё метров не хватает. Кухня тоже финская, но технику к ней надо будет подбирать отдельно. И кухня, скажу тебе, тоже недешевая. В общей сложности готовь десять тысяч! Всё остальное, спальную и прочее, надо будет немного подождать.
Шевцова испытующе смотрела на меня. Ожидая, видимо, моего юношеского смятения от услышанной астрономической суммы.
— Я готов соответствовать, Светлана Сергеевна! — серьёзно ответил я ей, — Я вам доверяю, поэтому могу эту сумму завезти завтра к обеду, — предложил я, чтобы окончательно развеять сомнения женщины относительно моей платёжеспособности. — Все десять тысяч и завезу!
— Хорошо, так даже будет лучше! — не стала отказываться она от предложенной мной предоплаты, — Давай, завтра вместе и пообедаем! Тебе ведь раньше нравилось, как у меня кормят? — холод глаз Шевцовой таял, сменяясь на привычную улыбку.
Теперь передо мной была не деловая, а просто добрая женщина. И красивая добрая женщина, следует признать.
Прокурорская девушка Наташа оказалась права. Времени ушло больше, чем я рассчитывал. К месту нашей с Лизой дислокации, мы подъехали уже в десятом часу. Еще какое-то время мы таскали сиротские обновки из машины домой. Вещи тяжелыми не были, но было их слишком уж много.
Потом три молодых растущих организма уселись на кухне поглощать запасы еды. Коих, кстати, было не так уж и много.
Меня спасло то, что поклевав немного, урюпинская пельменница нетерпеливым быстрым шагом удалилась перемеривать обновки. Чуть позже, туда же направилась и Наталья Сигизмундовна, которая, как оказалось, о приобретенном по случаю сарафане, отнюдь не забыла.
Я сидел на кухне и с удовольствием, не торопясь, пережевывал пищу. Честно изображая восхищение, когда в проёме двери каждые три минуты появлялась похитительница пельменей. Продемонстрировав очередную обновку, она стремительно уносилась и через очень непродолжительное время появлялась вновь.
— Как тебе? — на этот раз вместо худосочной пигалицы, из коридора появилась мадемуазель прокурорша в еще не обмятом, но очень фактурном джинсовом сарафане. — Хорошо?
— Очень хорошо! — подтвердил я, подцепив вилкой кружок колбасы, — В грудях не теснит?
Копылова осеклась и пригляделась ко мне попристальнее. Жевательные движения помогли мне сохранить невозмутимый покерфейс. Впрочем, глаза меня и без того никогда не выдавали.
— Ты бы еще одну пуговку расстегнула и тогда я уже точно окончательно потеряю аппетит! — поспешил я успокоить Наталью, вспомнив, что мой друг Гриненко находится в цепких лапах Октябрьской прокуратуры.
Её довольная улыбка была мне ответом. А я и вправду прекратил приём пищи. Потому что наелся.
— Ты так хороша в этой обновке, душа моя! — демонстративно и бескомпромиссно отодвигая от себя тарелку, восхитился я, — Аж кушать не могу! Повернись!
Думая, что ей удается прятать на лице счастливое торжество, Наталья снисходительно улыбнулась, но потом всё же выполнила моё пожелание. Сисястая избушка поворотилась ко мне своим роскошным задом. И я еще раз порадовался, что денег хватило и на этот сарафан. Денег, кстати сказать, оказалось с избытком. Их осталось еще почти три сотни из того, что я прихватил перед разбойным набегом на базу.
— Деньги я тебе на неделе отдам! — пообещала мне прокурорская нимфа, — Подождёшь?
— Еще раз повернись и мы в расчете! — промычал я, отчаянно сожалея, что уже поздно, и выгнать Лизавету на прогулку сейчас никак не получится, — Как хороша! До чего ж приятно глазу! Принцесса!
Я источал свое восхищение, плотоядно причмокивая, как это обычно делают азербайджанские торговцы помидорами. Вытягивая свои немытые шеи вслед проходящим мимо их укропных прилавков красоткам.
— Нет! — твердо ответила мне прокурорская помощница, объявленная мною принцессой и согнав улыбку со своего, только что счастливого лица, — Так нельзя! Деньги я тебе обязательно отдам! Я на следующей неделе зарплату получу и сразу отдам!
— Хорошо, будь по-твоему, отдашь! — я тоже насупился, решив рискнуть, — Но тогда мы с завтрашнего дня будем просто здороваться и не более того! И гриненковский отказной ты тоже сегодня забери! Уж коли такие у нас теперь с тобой отношения, тогда я сам буду с этой проблемой выкручиваться!
— Но так же нельзя! — жалобно заскулила, не желающая продаваться за бочку варенья и ящик печенья мадемуазель Копылова, — Я же работник прокуратуры! Но дело даже не столько в этом! Меня отец не поймёт! Как я с таким подарком домой заявлюсь? Знаешь, какой он принципиальный?!!
Я хотел было ответить, что знаю. И, что знаю очень хорошо. Но ума на этот раз у меня хватило и я промолчал.
— А мы твоему папеньке ничего не расскажем! — я подошел к расстроенной девушке и погладил её по груди. Сначала по левой, а потом и по правой. Еще раз прокляв поздний, а потому не располагающий к детским прогулкам, час.
— У тебя же скоро день рождения? — и дождавшись логичного кивка, я продолжил, — Значит, всё нормально, считай это моим подарком! Так уместно будет для работника прокуратуры?
Закусив губу, Наталья Сигизмундовна на некоторое время задумалась, а потом кивнула и заулыбалась, как прежде. Вот и отлично! Вот теперь я почти на сто процентов был уверен, что задницу Стаса я с прокурорской сковородки непременно сниму.
— Чего это вы тут делаете? — подозрительно вопросила появившаяся в очередном наряде квартирантка. — Тебе домой не пора? — с нахальной серьёзностью обратилась она к прокурорше Копыловой.
Та растерянно посмотрела на меня и вздохнула. Время действительно было позднее.
Когда доставив домой Наталью, я вернулся обратно, у подъезда меня дожидался Стас.
— Свет горит, а дверь никто не открывает! Так и подумал, что тебя нет дома, — поделился своей сообразительностью опер. — Выловил я терпилу! Он, сука, клянётся, что жалоб никуда не писал и претензий, по-прежнему ни к кому не имеет.
— Пошли ко мне! — не стал я садиться рядом с Гриненко на лавку, — Чаю попьём и заодно с твоим отказным как следует ознакомимся.
Стас
