Я не знал, плакать мне или смеяться.
— Шевалье? Вы испугались студентов? Вы, кто не преклонял головы перед пулями, кто шел один против пятерых, кто не побоялся зверя?
Д’Артаньян печально покачал головой.
— Что там тот зверь — бедное животное, которое натравливали на людей и держали в клетке. А вот студиозы — бесовы создания! И когда их толпа — тут любой предпочтет отступить, а не ввязываться в драку. А их там человек пятьдесят, не меньше!
В дверь в очередной раз за этот день заколотили. Вдобавок, еще и начали пинать ногами.
Слуги сбежались вниз и ждали указаний. Мне понравилось, что никто из них не проявлял внешних признаков страха. Перпонше прислал ко мне достойных людей.
— Вооружитесь чем возможно и стойте за моей спиной! — приказал я.
Через пару минут у меня образовалась солидная группа поддержки. Д’Артаньян тоже не планировал скрываться бегством, но держался чуть позади. Правильно, нечего провоцировать толпу.
Выглянув в боковое окно, я осмотрелся. Перед входом волновалась толпа — человек пятьдесят-шестьдесят, как правильно оценил д’Артаньян. Кое-кто держал зажженные факелы в руках, другие пили вино, третьи просто явились за компанию. В любом случае, мне подобное внимание к дому не понравилось. Студиозы были преимущественно одеты в длинные черные балахоны, но были и те, кто щеголял в «гражданском». Вдобавок, некоторые держали под руки разодетых девиц явно легкого поведения. В общем, для них это был лишь очередной повод расслабиться и поучаствовать в приключениях, в то время, как мне требовался покой.
Конечно, соседи опять высыпали на улицу и вновь, как и прежде, при визите гвардейцев, принялись обсуждать мою злосчастную персону. Второй раз за день! Чтоб ваши языки отвалились!..
Я взял рапиру в правую руку, резко приоткрыл дверь, пинком отправил самого активного студиоза на пару метров назад, и грозно рявкнул, стараясь перекрыть своим голосом гул толпы:
— По какому праву вы стучитесь в дверь дома барона де Ла Русса?
Крики мгновенно смолкли, но вперед вышел невысокий человек округлых форм, с непокрытой кучерявой головой, причем часть его волос с одной стороны изрядно подгорела, поэтому выглядел он весьма нелепо. То был несчастный профессор, с которым пытался сотрудничать д’Артаньян.
— В вашу дверь зашел человек, который подозревается в поджоге университетского корпуса! — провозгласил он, потрясая кулаками. — Выдайте нам этого человека! У нас иных претензий к вашему дому нет!
Несколько камней взлетело в воздух и ударились о крышу и стены дома. К счастью, никто не целил в меня. И все же я начал закипать.
Немного помолчал, гася ярость, но это не удалось, а когда начал говорить, все, кто находился рядом, отшатнулись назад, словно перед ними стоял сам дьявол.
— Я, барон де Ла Русс, клянусь, что каждый, кто сделает еще хотя бы один шаг вперед, умрет или будет покалечен!
Клянусь, в эту секунду я готов был убить любого, кто посягнет на суверенитет моего жилища. Толпа чуть сдала назад, но не расходилась. Если они полезут в драку, я один их не сдержу. И все же я слегка перебил общее настроение.
— Но интересующая нас персона находится внутри! — пытался было вернуть свой авторитет профессор.
— Размер и соответствующая компенсация университету уже обговорена с Его Высокопреосвященством, так что можете расходиться по домам, — я теперь обращался не столько к профессору, сколько к толпе. — Корпус будет вновь отстроен, лучше старого, и оснащен самыми современными приборами и инструментами, которые помогут вам, господа, в освоении наук!
Народ безмолвствовал, но я знал, как склонить настроение толпы на свою сторону.
— А пока во славу студенческого братства, вот деньги! Пейте за мой счет, гуляйте и веселитесь! — я отстегнул от пояса кошель и бросил его самому активному студиозу, тот поймал на лету и удивленно вскрикнул, оценив изрядный вес. — Vivat Academia! Vivant professores! [20] Гип-гип, ура!
— Гип-гип, ура! — сначала тихо, а потом все громче вторили мне в ответ. — Гип-гип, ура! Ура! Ура! Ура!..
Студенты развернулись и дружной толпой отправились праздновать в первую же попавшуюся таверну на смежной улице. Через три минуты передо мной остался стоять один лишь профессор, непонимающе оглядывающийся по сторонам. Все его воинство растворилось, словно его и не существовало. Деньги и алкоголь решают многие проблемы.
— Вы еще хотите зайти в мой дом поискать нужного вам человека? — уточнил я у профессора. Мне было его по-своему жаль, он же не виноват, что был вынужден соприкоснуться со злобным гением гасконца.
— Скажите ему, что моя формула все же была верной! Просто не те пропорции! — крикнул из-за спины д’Артаньян.
Профессор несколько раз перекрестился, сплюнул под ноги, молча развернулся и убыл прочь. Боюсь, на этом восхождение по научной иерархической лестнице у гасконца бесславно завершилось. Так тому и быть.
Слуги заперли дверь, д’Артаньян шагнул мне навстречу.
— Барон, я слышал, вы обмолвились о некоей компенсации?..
Я тяжело вздохнул. Разговор с кардиналом на эту тему выдался очень сложным. В итоге, мы пришли к пониманию. Но согласится ли гасконец? Впрочем, выбора у него не имелось.
— Друг мой, вынужден с прискорбием сообщить вам, что вы вновь бедный человек. Все те средства, что вы сумели заработать в прошлом нашем деле, пойдут в качестве погашения долга. Корпус будет вновь отстроен, и в эту сумму определил грядущие строительные работы Его Высокопреосвященство — сто тысяч ливров… Мне очень жаль, но, с другой стороны, более претензий у города Парижа к вашей персоне нет. Вы же поступаете в распоряжение гвардейского полка, свобода кончилась. Устраивает ли вас это?
— Вы купили целый замок и дом в городе за свои сто тысяч, — проворчал гасконец, — неужели, какой-то корпус стоит столько же?
— Как минимум, половина от этих денег — это компенсация городу за ваше в нем присутствие. Мой совет — заплатите и живите спокойно!
— Где? На помойке? Вы, барон, забываете, что всегда можете отбыть в свой замок, но я-то планировал поступить с этими средствами иначе!
— Главное, не загреметь в Бастилию. А такой шанс у вас имелся. Не беспокойтесь, друг мой, с голода вы не умрете и на улице ночевать не придется. Это я вам обещаю!
— Неужели все сто тысяч? Может быть, я обойдусь меньшей суммой?
— Друг мой, Ришелье хотел от вас гораздо больше, но я сумел сбить цену.
— И сколько же хотел великий кардинал? — заинтересовался гасконец.
— Полмиллиона.
— Ливров?
— Именно.
— Это больше, чем сто тысяч. Вы умеете торговаться. Благодарю!
Д’Артаньян успокоился и смирился с потерей. Поэтому стер с лица грустное выражение и лишь поинтересовался:
— Значит, придется служить Его Высокопреосвященству. Видно, не судьба мне стать рантье и разбогатеть вот так запросто. Скажите, а найдутся ли в этом доме винные погреба? Хочу отметить свой последний свободный вечер…
Погреба, разумеется, имелись, и я составил гасконцу компанию. Ребекка… нет, Екатерина, Катя… я пил бокал за бокалом, но был трезв. Или мне это лишь казалось. Я грустил. Д’Артаньян тоже переживал, но по иному поводу. Вместе мы составляли в этот вечер печальный дуэт… благо, что любой день рано или поздно подходит к концу.
Д’Артаньян уже уснул прямо за столом, подложив кулак под голову и время от времени подергиваясь всем телом, словно молодой и полный сил щенок.
— Разучилась пить молодежь, — с сожалением сказал я, глядя на гасконца, и сам через мгновение забылся в тревожном, дурном сне.
* * *
Ранним утром я выехал из Парижа в сторону замка Монро. На этот раз меня никто не сопровождал. Д’Артаньян остался в городе устраивать свои дела. Мне было искренне жаль, что гасконец вновь обеднел, но я был уверен, что с его стальным характером и моей скромной помощью он еще разбогатеет в самом скором времени. А если нет, что же, гвардейская служба — это именно то, что ему нужно. Сейчас, когда он не стал мушкетером, а пошел в гвардейцы, то есть под крыло кардинала, его шансы преуспеть в молодые годы существенно выросли. С Ришелье сделать карьеру гораздо проще, чем с Анной Австрийской, которая, к сожалению, мгновенно забывала своих преданных друзей, как только те оказывались не нужны.