— А что говорит истопник? — указал я пальцем наверх.
— Говорит, что сюда ходил только Пара́ус. Но что он здесь делал, истопнику неизвестно.
— А что ему известно?
— Якобы экзекутор завязывал придурку глаза и развязывал только в котельной. Перед печкой уже лежали несколько трупов в мешках, истопник их сжигал, а пепел закапывал.
— Где именно?
— Именно что?
— Где закапывал?
— Говорит, что возле забора.
— Проверили?
— Да. Я проверил. По остаточным аурам. Там сотен пять отпечатков.
— Все дети и женщины?
— Нет. Есть и мужчины, но мало.
Я помолчал секунд двадцать. Подумал.
— Что-то ещё за этим... истопником есть?
Друг помотал головой:
— Нет. Ничего.
— Прирежьте его. Хотя нет! Лучше на кол.
— Сделаем, — кивнул «вор»...
Дверь в подвал хлопнула. Я остался один.
Мне было тошно. Так тошно, как никогда в жизни. Даже когда увидел, что стало с хутором Алмы, не чувствовал чего-то подобного. А впрочем, нет. Чувствовал. Но тогда это касалось только меня.
Я ошибался, когда считал, что жителям этого мира плевать на тех, кто слабее. Что обычные люди не видят чего-то зазорного в убийстве детей и женщин. Что если маг приказал, то это нормально и даже полезно для общества. Нет. Просто люди и маги в здешней Империи — это не просто две расы, не просто два вида одного и того же народа, отличающиеся друг от друга только умением использовать разлитую вокруг силу. Это, скорее, два вида живых существ — люди и нелюди. И первые, как считают вторые, служат вторым просто стадом, игрушками, кормом, объектами для экспериментов, расходным материалом для движения к главной цели — покорению пищевой пирамиды, на вершине которой может остаться только один. Самый безжалостный, самый подлый, самый циничный...
Но, как у всякого общества, даже среди упивающихся своей исключительностью эгоистов встречались «досадные» исключения, совершенно не вписывающиеся в законы их мерзкого социума. Такие как, например, мои нынешние соратники — Тур, Лика, Рейна, Аршаф. Как пустоградские маги, которые всегда, как я понял, были себе на уме. Как Алма, в конце концов. Которые, даже будучи «нелюдями», оставались по сути «людьми». И именно это внушало мне сдержанный, но оптимизм. Что этот мир ещё может исправиться. Что он не умрёт, когда сдохнут Империя и те, кто являются для остальных её воплощением — маги Конклава и их вечно живой император...
— Посадили, — буднично доложил напарник, когда вернулся. — Надеюсь, что сутки ещё проживёт. Кстати, нашли ещё одного. В борделе служил вышибалой. Выяснили, что всех тех девиц оттуда, что беременели, сперва к экзекутору отводили. Он, типа, пособие им выдавал, расспрашивал про разные пустяки, а уже потом отправлял восвояси... Да только, видать, отпускал он не всех. Кое-кто оставался здесь навсегда... — мрачно добавил «вор», кивнув на застывших в магическом стазисе женщин.
Я мысленно вздрогнул. Недаром, выходит, подозревал, что что-то с местным борделем не так. Да только толку, блин, с подозрений... Умерших всё равно не вернуть и сотворённое зло не исправить... Или всё же удастся? Хотя бы этих... которые всё ещё живы, пусть и условно...
Энергии в руне «исцели себя сам» оставалось около четверти от первоначального уровня. Восполнится она или нет, когда выдохнется, неизвестно. Сам я вдохнуть в свои руны энергию, в отличие от чужих, почему-то не мог. Пробовал — не получалось, и хоть ты тресни. Одна из загадок здешнего мира и его магической составляющей. Научил бы кто, объяснил, что да как, в ножки бы ему поклонился и до конца жизни славил. А может, даже и культ создал, как тот же Рушпун — секту моего имени...
— Сколько там, проверял? — спросил я напарника, заметив, что он тоже достал пластинку.
— Около трети. Надеюсь, что хватит.
— Понял. Займись тогда женщинами. На них, как мне кажется, энергии надо больше.
— Договорились...
Спустя два часа я выяснил, что ошибся. Чтобы реанимировать будущих рожениц, силы потребовалось в два раза меньше, чем на младенцев. Правда, на времени реанимации это ничуть не сказалось. Пока Аршаф занимался одной беременной, я успевал очистить от скверны и вернуть к относительно нормальному состоянию трёх детей. Скверну я «выжигал» иммунностью, жизнь и здоровье восстанавливал рунами.
Мало-помалу подвал наполнялся истерическим плачем с одной половины и сдавленными рыданиями с другой. Но меня это, к слову, ничуть не расстраивало. А когда всё закончилось, я просто отправил напарника за «подмогой».
Через минуту дрожащих от страха и сбившихся в кучу пленниц вывели наружу «буровские» убивцы. Следом вынесли и младенцев.
— Сколько осталось? — повторил я предыдущий вопрос, когда дверь в подвал снова закрылась.
— Десятая часть, — устало ответил напарник.
В ответ я только вздохнул.
— Счастливчик...
В моей рунной записи энергии оставалось меньше процента.
Передохнув пять минут и сжевав по паре сухариков, мы занялись маленькой комнаткой и хранящимся там «ковчегом».
Приятель, как только увидел его, сразу покрылся холодным потом.
— Он... он тянет к себе... требует, чтоб открыли...
— Попробуй поставить защиту.
— Сейчас... Да... Фух!.. Вроде полегче, — выдохнул с облегчением «вор».
— Что лучше других экранирует магию?
— Серебро.
Я удовлетворённо кивнул. Мои подозрения и соображения подтвердились на двести процентов. Мастер Пара́ус не зря никого сюда не пускал. И «ящик Пандоры» инкрустировал серебром тоже не просто так.
— Хватит нам в сундуках монет, чтобы сделать из них... коробку побольше?
Аршаф вытер лоб.
— Хватит. Только коробку делать не надо. Нам надо просто взять ящик побольше и покрыть его серебром... тонким слоем. Примерно на четверть «пала»...
«Три миллиметра, — прикинул я в мыслях. — Годится».
— ...и ещё руны бы на него наложить.
— Наложим. Не беспокойся...
* * *
Ящик нужных размеров нам доставили к вечеру. Тогда же покрыли его серебром. Монет на это ушло примерно треть сундука, около пяти тысяч лартов. Сумма, по местным меркам, астрономическая. Однако оно того стоило. Теперь, к спрятанному в ящик «ковчегу» можно было подходить и магам, и людям.
На крышку мы, от греха, навесили специальный замок, открывающийся заклинанием. Плюс ещё руны я на ящик нанёс, как обещал. На традиционном китайском они читались как «внутри ничего интересного». Запись проверили: действует. По крайней мере, никто из входящих в мою штаб-квартиру на серебряный ящик внимания не обращал. Даже с учётом стоимости покрытия.
По окончании этой истории я озаботился другим своим обещанием, данным ещё в Урочище.
— Слушай, будь другом, — попросил я Аршафа. — Скажи своим знакомым буграм, пусть собирают всех бывших сидельцев и двигают к нам во двор.
— Зачем? — не понял напарник.
— Метки им будем снимать...
Бывшие каторжники собрались во дворе через полчаса. Снаружи уже смеркалось, и я приказал поставить около входа несколько факелов-фонарей, а между ним стол с креслом и стулом. Кресло для меня, стул для «клиентов».
— Ну что? Кто самый смелый? Давай подходи...
Первым к столу подошёл Бур. Уселся.
— Руку.
Десятник засучил рукав и положил руку на стол.
Зоновские номера я решил сводить с помощью новых рун. Хотя изначально хотел приспособить для этого дела пластину «исцели себя сам». Увы, но энергии в ней на всех бы наверняка не хватило, поэтому, хочешь не хочешь, пришлось перейти на альтернативные варианты.
Запись «убрать чужеродное» я нанёс на десятилартовую монету, самую крупную из всех, что нашлись в местной казне. Серебро оказалось металлом универсальным. С одной стороны, оно могло защищать от магии, а с другой, усиливать её действие.
Как объяснил мне Аршаф, всё зависело от способа применения и умений владельца. Руны, по его мнению, на серебре допускались. Вот только мало кому приходило в голову использовать для таких записей дорогие монеты. По критерию «эффективность-цена» лучше всех в рунной магии показывали себя бронза, медь и латунь. Если же говорить только об «эффективности», ничто не могло сравниться с кристаллами тилландского хрусталя с числом граней «два в степени эн»...
