— А что случилось с прежним главой сельсовета?
— Так милиция его забрала, за злоупотребление служебными полномочиями. Это еще в пятьдесят первом году было.
Я обратился к Ларисе.
— А что ж вы мне тут рассказывали про то, какой хороший и незаменимый человек?
— А откуда я знала, с кем говорю? — ни капли не смутившись, возразила та. — Вдруг меня проверяли⁈ Федор мне ничего не сказал, вот я и выкручивалась, как могла.
Я тяжко вздохнул, затем закивал головой.
— Что, черт возьми, происходит в поселке?
Повисла напряженная пауза, после которой завхоз все-таки решился:
— Соболевка, это бывший охотничий поселок, весьма отделенный от других поселений этого района. Никому мы не сдались. Да только живности в этих местах было много, а это большая ценность. Тут же раньше и медведи были. Лоси и олени. Да много кого… Край очень богатый, особенно после войны тут много животных было. А потом приехал Снегирев со своими людьми и они сразу же устроили массовую охоту зверья, которая сильно аукнулась всему региону. Ты, наверное, знаешь от егеря, что отсюда ушли практически все медведи. А тех, что не ушли застрелили.
— И что, не нашлось рычагов управления на него?
— Браконьер оказался не прост, из-за своего влияния, он подмял под себя все. Пользуясь знакомствами, отсюда была отозвана милиция, затем по серьезному обвинению в заговоре против советской власти посадили парторга… Новый председатель словно не замечал ничего такого… А потом Снегирев и вовсе обнаглел — построил свой собственный лагерь прямо у стен поселка и начал нанимать здешних охотников, платить им деньги. Постепенно он переманил многих, несмотря на внутренние разногласия. Из-за этого обстановка в Соболевке сильно накалилась… Не все ведь поддержали такую инициативу. Вот только жаловаться было некому. Годы шли, постепенно все привыкли. Только вот охотники наши уходили все дальше и дальше, а приносили все меньше.
— Ну, а дальше?
— А что дальше? — удивился Федор. — В охотхозяйстве нашлись люди, которые решили во всем разобраться и надавить где нужно. Только напрямую этого сделать нельзя. Прислали меня под видом простого охотника-одиночки. Но Снегирев нашел мне другую работу, так я и стал завхозом.
— С этим понятно. А кто такой этот Уткин?
— Да мразь он, — махнул рукой завхоз. — Бывший осужденный дезертир, который сбежал из-под стражи и осел в тайге. Таких после войны много было. Под крылом у браконьеров он быстро поднялся, а вскоре Снегирев поставил его во главе охотничьего отряда. Твоего отряда. Из-за этого между вами все время были конфликты. Ты что, не помнишь?
— Я вообще ни хрена не помню! Сколько раз мне еще повторить?
— Так ты серьезно? — кажется, при моих словах, он действительно удивился.
— Да. Все события последних лет для меня как в тумане. Так, ну ладно… А что произошло во время нашего последнего похода?
— Вот этого не знаю. Хотя сам Васька рассказывал разные истории.
— А это за Юрий? Очень странный человек, да и внешность у него скажем так, не типичная. Он ведь никакой не профессор?
— Нет, он и вправду, еще до войны, был профессором университета. Только откуда — не знаю. Юрий тоже был осужден сразу после войны, а Снегирев его вытащил из колонии и привлек к своему делу. Он оказался талантливым химиком, из-за его отравы много медведей погибло, но еще больше ушло из этих районов. Слышал же, что медведи ушли на северо-запад?
— Доводилось. Вот оно, значит, что. Ну, я уже и сам начал догадываться, что этот Юрий мутная личность. Но чтобы настолько… И что, сколько ты так уже наблюдаешь?
— Пятый год. Но до сих пор к Снегиреву не подступиться. Он чист, документы в порядке и какая бы проверка ни приехала, она ничего не найдет. Но проверка и не приедет и Снегирев это знает.
— Неужели у него такая защита наверху? Что-то в это с трудом верится!
— Это огромные деньги. Страна до сих пор не может в колею войти после войны с фашистами… А здесь деньги сами текут рекой. И ведь Соболевка не единственный такой район, где бьют зверя.
— Серьезно?
Федор лишь вздохнул. Я обратил внимание, что Лариса Ивановна, хотя и делала вид что ей не интересно, тем не менее, ловила каждое слово.
— А зачем нужно было меня сжигать?
— Этого не знаю. Уткин тебе не доверяет, это точно. Скорее всего, он и есть организатор поджога.
— Но было же все нормально…
— Не знаю. Со мной не каждый разговаривать хочет. Быть может, ты сделал что-то, что изменило его отношение?
— Не знаю. Только на телеграф твое письмо отнес. Кстати, я правильно понял, что в письме был твой отчет?
— Можно сказать и так. Но там ничего особенного. Я такие письма каждые два-три месяца отправляю, был бы толк… А в отделении ты только письмо отдал или было что-то еще?
— Телеграмму отправил. Главному охотоведу, чтобы принял меры.
— Что? За каким чертом?
По лицу Федора было понятно — я, сам того не осознавая, совершил крупную ошибку.
— Егоровна — это жена нашего председателя! — пояснила фельдшер. — Ты не знал?
— Вот дерьмо… Откуда? — разозлился я. — Она сама набирала текст телеграммы и видела все, что я написал. Выходит, я сам себя подставил?
— Вот и ответ, — почесал бороду Федор. — Она сообщила Тимофею Александровичу, а тот связался со Снегиревым. Уткин наверняка сам вызвался разобраться с тобой!
— Думаю… Мне нужно отсюда уходить, — произнес я.
— Куда? — хмыкнул Федор. — Здесь на семьдесят километров вообще ничего нет.
— Есть одно зимовье, — отозвался я. — Матвей Иванович настоятельно рекомендовал туда заглянуть. Вот туда я и пойду. Отсижусь там немного, подумаю, что можно сделать.
— Осади коней, Ваня! — возразил завхоз. — Если Уткин доложит Сергею Сергеевичу, что ты не сгорел в пожаре, они будут тебя искать! Ведь ты живой свидетель. С такими обвинениями нужно сразу в МГБ обращаться. Тогда его точно прикроют. Но тебе от них не скрыться! У них много людей, оружия, машины…
— Почему ты называешь его Ваня? — вдруг вмешалась фельдшер, затем посмотрела на меня странным взглядом. — Ты же сказал, что твое имя Евгений. Громов Евгений, я точно помню!
— Это имя дал мне егерь, — я тут же нашел верное решение. — Ведь после того, как очнулся в тайге, я и понятия не имел, кто я на самом деле. Иван Смирнов, значит…
— Разве ты не из Сочи? — вновь нахмурилась женщина.
— Оттуда. Но многих вещей я просто не помню, — отбрехался я. Получилось довольно складно. — Так, мне нельзя терять времени… Нужны вещи, оружие и патроны, чтобы добраться до зимовья. Федор, у тебя что-нибудь найдется?
Завхоз кивнул и потер ладони друг о друга.
— Все есть. Немного, но самое то, для однодневного похода.
Менее чем через двадцать минут на свободной кушетке уже лежал подготовленный вещевой мешок, ружье двустволка, запас патронов, аптечка, немного еды фляга с водой.
Я поправил свой зимний костюм, перетянулся ремнем. На него повесил нож, топорик. Через плечо лег патронташ, накинул вещевой мешок. Сапоги выбросил, так как у завхоза оказались новенькие ботинки, которые тот где-то подрезал. Взял шапку и трехпалые перчатки.
Пока я собирался, фельдшер приглушила все лампадки и следила, за подступами к дому.
— Кажется, пожар потушили! — объявила она, когда я был уже готов.
— Ясно, — процедил я, прокручивая в голове ход событий. — Значит, уже поняли, что тела моего там нет… Кто-то из людей Уткина должен был находиться на тушении, а значит, они уже в курсе, что затея провалилась… Браконьеры могут начать прочесывать поселок?
— Не знаю. Такого раньше не случалось.
— Сейчас ставки высоки. У них что-то серьезное намечается, с этим мясом отравленным. И это… Если кто-то будет интересоваться моим местонахождением, так и говорите, что я ушел на север. К зимовью егеря…
— Тихо! — дрожащим голосом отозвалась Лариса, испуганно задвигая занавеску. — Сюда идут трое! Вооружены!
— Так! Второй выход из дома есть? — спросил я, оглядевшись.
