Думаю, французский они использовали, дабы определённую часть их беседы не поняли детдомовцы. Со мной пока история мутная. Скорее всего, Алёша знал не только немецкий. Другого объяснения не имеется. В принципе, немецкий и французский — из одной языковой группы. Вроде бы так. И есть осознание, что разговор старухи с Панасычем я понял очень приблизительно. Но ведь понял! Неожиданно…
— Я не волшебница! — Категорично заявила старуха. — Вот эти…
Она указала мундштуком в мою сторону и на Бернеса.
— С ними можно работать. Остальные — лучше пристрелите меня.
— Ну, что ж…Значит, пристрелим… — Так же спокойно ответил Панасыч и развернулся, собирать выйти из класса. Но в последнюю минуту остановился, а затем снова посмотрел на старуху, которая замерла каменным изваянием. — И кстати…не только Вас, если Вы вдруг запамятовали… Группа! Построиться, на выход!
Детдомовцы вскочили из-за столов и шустро встали в колонну, пока Шипко не передумал. Оставаться и дальше наедине с преподавательницей не хотелось никому. Однако, когда уже почти вышли в коридор, Эмма Самуиловна крикнула нам вслед.
— С завтрашнего дня ежедневно по шесть часов с перерывом на обед. Через месяц они смогут поддержать любую беседу на темы, которые я вобью им в головы.
Шипко ничего не сказал Эмме Самуиловне в ответ. Только молча кивнул и все. Он вывел нас из учебного класса и отправил в столовую.
Обед, надо отметить, был ничуть не хуже завтрака. Он прямо порадовал изобилием блюд. Первое, второе, компот и сладкие булочки.
— Черт… Я готов терпеть все. Даже эту ненормальную старуху с ее Квазимодой… Ради такой жратвы, на самом деле готов… — Высказал общую мысль Корчагин.
Он откинулся на спинку стула и сидел с довольным видом, поглаживая себя по животу. Остальные детдомовцы выглядели не менее счастливыми.
Более того, после обеда нам даже дали час личного времени. Потом в бараке появился Шипко с большой стопкой книг в руках.
— Таааак… — Он обвёл взглядом всех нас. — Приступим, ёк-макарёк…
Панасыч начал по очереди подходить к каждому, скидывая на кровать определённую книгу из той стопки, которую держал в руках.
— Михалёв — «Детство. Отрочество. Юность» Льва Николаевича Толстого. Разин — «Бесы» Федора Михайловича Достоевского. Зайцев — «Человек, который смеётся» Виктора Гюго, Либерман…
Шипко поморщился. Посмотрел на оставшиеся в его руках книги.
— Тебе «Портрет Дориана Грея». — Выплюнул он название. Очевидно, Оскар Уайльд не самый любимый писатель чекиста.
Следом была моя очередь, и очередь Корчагина с Ивановым. Мне достался «Оливер Твист». Пацанам — «Анна Каренина» и «Что делать?» Чернышевского соответственно.
Судя по недовольному лицу Шипко, список литературы составила лично Эмма Самуиловна. Думаю, он бы с гораздо большим удовольствием подсунул нам труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
— Значит так…сегодня больше никуда не идете, в рот вам ноги…Сидите и читайте. Ясно? Чтоб к завтрашнему занятию каждый мог ответить на вопросы по своей книге. — Панасыч снова окинул нас недовольным взглядом, потом, для верности, показал кулак и вышел из спальни.
— Какие странные с ним происходят метаморфозы…– Задумчиво протянул Бернес, глядя на закрывшуюся за воспитателем дверь. — Мне одному это показалось или всего лишь пару часов назад товарищ сержант государственной безопасности вел себя как человек, имеющий и воспитание, и образование, и немного другую биографию…
— Ты вон лучше читай! — Подкидыш взял свою книгу, с тоской рассматривая количество страниц. — Чтоб завтра эта сумасшедшая старуха не вела себя как черт знает кто…Панасыч его интересует…У Панасыча уже все хорошо, он в НКВД служит…А мы, похоже, такими темпами до конца года не доживем…Не, ты погляди, какая здоровая! Погляди!
Иван потряс бессмертным произведением Федора Михайловича в воздухе.
— Единственное, что полезного вижу в этой книге, ей хорошо, наверное, по башке лупить. И все… — Сделал вывод Подкидыш.
Как бы то ни было, до самого вечера мы сидели в спальне, читая книги. Никого это не радовало, конечно, но каждый час в комнату заглядывал Шипко, обводил детдомовцев суровым взглядом и снова исчезал за дверью. Поэтому возможности соскочить с нашего внезапного домашнего задания не было.
Кстати, может, я потому и спал отлично, без всяких сновидений. Мозг подзагрузился Диккенсом и решил просто отдохнуть. Надо попробовать читать по вечерам. Хуже не будет, а так, глядишь, совсем от Алешиных воспоминаний избавлюсь. Они все равно больше вносят сумбура, чем понимания.
В любом случае, то, что сегодня, после пробежки и завтрака, Панасыч отправил нас снова к Эмме Самуиловне, мне только на руку. Во-первых, мы будем заняты до вечера. Во-вторых, можно подумать о разговоре с Зайцевым. Хотя, чего о нем думать? Мне просто надо обсудить это с Бекетовым. Точно!
В конце концов он заварил кашу с обменом фамилиями и жизнями. Спаситель херов. Вот пусть ломает голову, как решить вопрос с Василием. Может, его вообще переведут куда-нибудь. Или отчислят из Школы. Кстати, хороший вариант… Отчисление ненужной помехи в лице Зайцева можно обсудить с товарищем старшим майором госбезопасности…
Дверь скрипнула. Все присутствующие испуганно подняли головы, оторвавшись от своих книг. Мы ожидали появления старухи. Однако, на пороге нарисовался Шипко.
— Товарищ сержант государственной безопасности, только же расстались, и десяти минут не прошло. Мы не успели еще соскучиться. — Подкидыш, как всегда, был в своём репертуаре.
У него, как у собаки Павлова, реакция на Панасыча. Едва его видит, сразу открывается рот, откуда вылетают ироничные высказывания.
— Тебя, Разин, я, возможно, вообще предпочел бы не лицезреть, но, к сожалению, вынужден любоваться на твою рожу. Реутов, за мной!
Скомандовал Панасыч и снова исчез за дверью.
— Везёт… — Ванька проводил меня звистливым взглядом, пока я шел на выход. — Алёша, ты там спроси, может и меня куда-то надо? Я на все согласен. Бегать, прыгать, полы мыть. Лишь бы подальше отсюда.
Пацаны заржали, но тут же одновременно заткнулись. В дверях появилась Эмма Самуиловна. Старуха выглядела все так же странно. Платье в пол, высокая прическа, неизменный мундштук с дымящейся папиросой.
— Реутов, да, я в курсе. Тебя вызвали к директору. — С ходу заявила она, хотя, я вроде ничего ей не говорил. — Как освободишься, возвращайся сразу.
Молча кивнул и вышел в коридор. Утреннее ощущение приближающейся херни стало сильнее. Что за новости? На кой черт мне надо к директору? Вернее даже не так. Я точно не хочу к директору и мне туда не надо. На кой черт ему понадобилось мое присутствие?
Шипко стоял неподалёку. Увидев меня он махнул рукой в сторону, где находился кабинет человека с трудно произносимой фамилией.
— Дуй к товарищу Шармазанашвили. Тут тебя подожду.
— Что-то случилось? — Осторожно поинтересовался я у Панасыча. Просто не надо быть гением, чтоб предположить, вряд ли этот Шармазанашвили сильно по мне соскучился.
— Откуда ж знать… — Шипко показушно пожал плечами. — Мы люди маленькие…
— Да конечно… Это я уже понял…
— Чего ты там бормочешь, Реутов? К директору, говорю, бегом! Его товарищ капитан государственной безопасности ждет, а он тут лясы точит.
Я сорвался с места и быстрым шагом направился к кабинету директора. В любом случае, зачем гадать, если сейчас все узнаю. Единственное, лучше, конечно, быть готовым к какой-нибудь хрене, чем столкнуться с ней лоб в лоб. А я вот прямо задницей чувствую, сто процентов какая-то хрень.
Остановился возле двери нужного мне помещения, постоял, потупил, соображая, надо ли спрашивать разрешения, как в армии. Или можно просто войти, типа, слушатель такой-то по вашему распоряжению прибыл… Потом махнул рукой, один черт Реутов — детдомовец и беспризорник. Откуда ему знать такие тонкости. Это я совсем чего-то загоняюсь.
Несколько раз стукнул костяшками пальцев по створке, приоткрыл ее и, просунув голову внутрь, спросил.
