Надо же, какой я нонче важный — все, оказывается, только меня и ждут! Сначала, значица, острыми ножиками, почем зря тычут, а потом — здрасьте-пожалуйста!
Воспользовавшись предложением секретаря, я неторопливо пошлепал к открытой двери, привычно, по-старчески, шоркая подошвами по поскрипывающим деревянным половицам. И вот какая штука, чувствовал я себя после всей этой экзекуции с кинжалом, значительно лучше… Да что там лучше — просто охренительно я себя чувствовал — энергия по жилам так и струилась! Словно сбросил с плеч годков эдак пятьдесят! Неужели отцепились от моего дряхлого тела эти гребаные Духи-паразиты? Но, чет, как-то не верилось мне в это. Тогда отчего же мне так легко? Ведь я помнил, как недавно практически загибался от непомерной тяжести Прановой «дойки».
Под пристальным и изучающим взглядом отпрыска Атойгаха, я прошел в кабинет Пожирателя Душ.
— Привет всей честной компании! — бодро произнес я, переступив порог.
Три пары глаз уставились на меня: две (командира и Вревского) — с громадным облегчением, и одна (Шаманская) — с узким расчетливым прищуром прожженного коммерса из девяностых.
— Хоттабыч! — Кинулся ко мне командир, вскочив со своего места. — С тобой все в порядке? — Подскочив, он не по-детски меня обнял, да так, что в груди у меня что-то громко хрустнуло.
— Раздавишь, засранец! — сдавленно просипел я.
— Ох, прости! — Оснаб резко отстранился. — Чего-то не рассчитал я…
— Один чуть не заколол, как порося, — на меня опять снизошел приступ старческого бурчания, — второй чуть не раздавил… И куда податься бедному старику? Куда ни кинь — всюду клин!
— Так как ваше самочувствие, уважаемый? — подал голос со своего места Атойгах.
— Вашими молитвами, любезный! — проскрипел я противным голоском ему «в тон».
— Хам Атойгах. — Не поддался на мою провокацию Шаманчик, продолжая оставаться внешне невозмутимым и «гостеприимным» Хозяином.
— Хам, так хам, — не желая принимать его правила игры, вновь желчно пробурчал я.
— Присаживайтесь… — Шаман развернул лежащую на столе папку, видимо, с моим делом. — Гасан Хоттабович? — полувопросительно произнес Пожиратель Душ.
— Там же все написано, — продолжал я вредничать, словно маленький ребенок. — Гасан Абдурахман ибн Хоттаб. Разве не понятно?
— А вы занятный старичок, — произнес Великий Шаман, отодвигая папку в сторону, — мы с вами обязательно подружимся.
Ага, как же: решила лисица с зайцем подружиться! Но произносить вслух я этого не стал.
Пока мы стояли, оснаб внимательно «исследовал» моё ранение.
— Не болит? — участливо поинтересовался он, не решаясь «вложить персты в рану мою».
— А там и нету нихрена, — огорошил я его своим заявлением. — Только дырья на одежке… Жалко, новая совсем!
— Не переживайте, Гасан Хоттабович, — вновь вмешался в беседу Атойгах, не поднимаясь со своего места. — Все жители нашего славного города Абакана в обязательном порядке снабжаются новой одеждой…
— Будешь, Хоттабыч, как все остальные — веселым полосатиком, — со смехом добавил оснаб.
— Спешу напомнить, господа, что все вы приговорены к пожизненному сроку! — официальным тоном заявил Хозяин Абакана. — Так что носить вам полосатую арестанскую робу придется до конца ваших дней! Нарушение установленной на территории города-тюрьмы формы одежды влечет за собой наказание — солидный штраф в Прановом или Силовом эквиваленте! Поэтому, не советую вам нарушать мои правила! Все правила очень и очень просты…
— Да понял я! Чего тут непонятного? Старческая деменция меня еще, покуда, не одолела.
— Замечательно! — Пожиратель душ откинулся на высокую спинку своего кресла, больше похожего на трон какого-нибудь Далай-ламы — такой же красочный, расписной и украшенный золотом и драгоценными камнями. — Присаживайтесь, уважаемый Гасан Хоттабович! — Великий Шаман указал на свободный стул по правую руку от себя.
Че ж, он, сука-то, такой слащаво-навязчивый, Шаманчик этот? Приторный, словно налипшая на зубы тягучая карамелька? У меня от его подчеркнуто-вежливой манеры общения уже изжога образовалася! Не так я себе представлял безжалостного Пожирателя Душ, Великого Черного Шамана и Хозяина самой ужасной тюрьмы для проштрафившихся Силовиков — Абакана. Ой, совсем не так! И оснаб, падла, ведь ни словом, ни полусловом… Ох, припомню я еще тебе эту недосказанность, командир! Ох, припомню…
Я хлопнул командира по плечу и прошел к указанному Шаманом месту. Пока я двигался, этот гаденышь не спускал с меня своих внимательных раскосых глаз. И, судя по довольному выражению лица, от всего происходящего его просто распирало от счастья. Знать бы еще причину всего этого непотребства… Ну, ничего, разберемся потихоньку.
— Как ваше самочувствие, господин Абдурахманов? — поинтересовался радушный Хозяин, вращая в руках тот самый кинжал, которым он не далее, как полчаса назад, едва не отправил меня к праотцам. — Поправьте меня, если ошибаюсь, но вам стало существенно лучше?
— Ну, да… — нехотя признал я. — Лучше. — Но вот не хотелось мне этому внешне милому, белому и пушистому упырю все свои секреты выдавать. Но он, похоже, о них лучше моего знает. Вон, как мерзко лыбытся… Шоб тя разорвало, утырок конченый! — Мысленно пожелал я ему, и на душе, аж, легче стало. Сдается мне, что с ним все не так, как кажется на первый взгляд. Обязательно найдется какой-нибудь подвох!
— Видите, Александр Дмитриевич, — произнес хам Атойгах, обращаясь к командиру, — все как я и говорил. А можно вашу руку, Гусан Хоттабович? — Поставил меня в тупик Шаман своим неожиданным предложением.
— А как же сердце? — Не удержался я от тупой шутки. — Их обычно в комплекте просят. Аль, погадать решил, красивый? — Добавил я, положив на стол перед Атойгахом свою руку ладонью кверху.
— Смешно-смешно… — Тоненько хихикнул Великий Шаман, «оценив» подколку и, не изменившись в лице, неуловимым движением вогнал мне в ладонь свой чертов кинжал, камень на рукоятке которого мгновенно засветился.
— Бля… — Я, хоть и ожидал какой-нибудь подлянки от этого улыбчивого говнюка, но к такому развитию событий оказался совершенно не готов! Сука, а больно-то как! Он что, надумал из меня дуршлаг сотворить, чтобы вермишель было сподручней отбрасывать?
Размахнувшись, я попытался заехать кулаком свободной руки обидчику по роже. Гребаный Шаман даже и не подумал уходить от удара. А когда мой кулак уже почти соприкоснулся с его челюстью, вокруг Атойгаха выросла зыбкая черная стена, в которую я и саданул со всей дури. Хрупкие старческие косточки хрустнули, руку отсушило так, как будто я бетонный блок попытался кулаком проломить. Да еще «током» шибануло! Я на мгновение и про ладонь, приколотую к столу кинжалом, позабыл. Поток брани, вырвавшийся из моего рта, морально раскатал Атойгаха, словно мощное цунами хилые береговые постройки.
— Ай-ай-ай, Гасан Хоттабович! — Снисходительно пожурил меня Пожиратель Душ, выдергивая кинжал из моей ладони и принимая на себя еще один поток отборной матерщины. — Зачем же вы так…
— А вот ты, млять, с какого перепугу так со мной?! — прижимая руки, постреливающие нестерпимой болью, к своей впалой груди, накинулся я на Шамана. И срать мне, хам он там, или не хам!
— Покажите руку! — жестко потребовал Атойгах.
— А хер свой тебе не показать? — огрызнулся я в ответ на его просьбу. — Чтобы ты и его ножичком попортил?
— Обещаю, что больше ничего такого не повторится! — торжественно произнес Великий Шаман, положив кинжал со светящейся рукояткой на край стола. — Покажите мне вашу руку?
— Тебе какую? — продолжая «баюкать» поврежденные руки на груди, буркнул я. Боль потихоньку отпускала.
— Ту, что я кинжалом пробил, — уточнил Шаман.
Я протянул окровавленную ладонь Пожирателю Душ. Он осторожно вцепился в нее пальцами и поднес к самым глазам:
— Ну, что я говорил? Третий контур творит настоящие Чудеса!
О чем это он? Какой, нахрен, третий контур?
Командир и Вревский подскочили со своих мест и сгрудились возле «трона» Великого Черного шамана, пристально уставившись на мою рану.