— Какая, к чертовой бабушке, Наталья?! Совсем ты того? Наталью твою днём видел. Все с ней в порядке. Злая только чего-то была. Пар из ушей шел. Она к тебе, вроде, собиралась, а потом ее бабы на поле с собой забрали. Сказали, нечего по деревне без дела шляться, надо колхозу помогать. Она и отправилась к Валентине. Кстати, просила тебе передать, что все с ней нормально, в Воробьевку не поехала. Я только забыл тогда забежать. Занят был. Но сейчас вспомнил. Все нормально, в общем, с Наташкой. Передаю информацию. У матери она в помощниках. Вот ты вообще. Чокнулся тут со своими бумажками. Счетовод хренов. — Егорыч покрутил пальцем у виска.
— Да чтоб тебе, Матвей… — Председатель набрал воздуха в грудь, собираясь в красках расписать, что конкретно он от всей души желает деду.
Подозреваю, приятного в этих пожеланиях оказалось бы очень мало. Но потом покосился на меня и, видимо, решил оставить высказывания до следующего раза. Тем более, как ни крути, а принес дед ему благую весть. Наташка жива-здорова, где-то с матерью на поле.
— Так и кто висит тогда, не пойму? Ты нормально можешь объяснить?
— Кошка наша. Лизка. Залезла на березу и висит теперь. На самом верху. Достать бы надо.
— Матвей…Егорыч…— Председатель, наконец, выдохнул. Долго и протяжно. — Матвей Егорыч. Не пошел бы ты со своей кошкой… на улицу вон. Попроси кого-нибудь. Народу что ли нет? Только с глаз уйди, боюсь не сдержаться. А я — лицо при исполнении, так сказать.
— Слушай, лицо при исполнении, берёза тут неподалеку растет. Два шага пройти. Вот чего кобенишься? Кого мне звать-то? Сам знаешь, погогочут и все. Толку не будет. А эту кошку очень надо.
Николаич шустро приблизился к деду и уже привычно потянул носом возле его лица.
— Да что ты тут пыхтишь. Правду тебе говорю, достать надо эту сволочь. Она … Эх, ладно! — Матвей Егорыч в очередной раз махнул рукой, — Расскажу, как есть. Зинка полезла меня на наличие посторонних предметов проверять. Ну, бутылку искала, одним словом … глупая баба. А то я ее замашек не знаю. Но в кармане, видишь какое дело, лежал у меня ключ. Я ж его в руку зажать успел, ну, и, чтоб моя кобыла не нашла, аккуратненько выронил. А там миска с кошачьей едой стояла. Важный это ключ. Понимаешь? И не для бабских глаз. Пока с Зинкой лаялись, эта приблудная гадина решила пожрать.
— Ну, ты чего так про жену то? — Председатель укоризненно покачал головой. — Зинаида, конечно, не подарок, но ты уж совсем ее… Столько лет прожили. Нехорошо, Матвей.
— Да какую жену? Лизка решила пожрать. Вот ты понимаешь, как сговорились они, и кошка, и Зинаида. Кинулся, миска почти пустая. И ключа нет. Я в догонку, а она от меня бегом. По всей деревне гнался.
— Да за кем? За Зинкой? — Снова распсиховался председатель.
— Что она тебе покоя не даёт? Погляди-ка. За кошкой, само собой. На кой черт мне Зинка нужна. Ты слушай, что рассказываю. Перебиваешь все время. В общем, гнался, но она, зараза, на дереве спряталась. Кошка! Понял? А то опять тут про Зинку начнёшь.
Матвей Егорыч замолчал, но при этом выразительно посмотрел на меня. Судя по его взгляду, ключ был от того самого замка, который они с Андрюхой в сторожке поставили. Вот эти мимические таланты деда Моти разговаривать гримасами, я уже изучил. Он может вообще рот не открывать, по физиономии все понятно.
— Погоди…— Николай Николаич провел пятерней по волосам, зачесывая их пальцами назад. — Ты чего-то заговариваешься. Как кошка сожрать могла твой ключ? Это ж кошка, а не свинья. Она его не проглотит. Ты головой то соображай.
Председатель дернулся, собираясь постучать деду Моте по лбу, но потом решил, походу, что это слишком. Постучал себе. Вышло громко и гулко.
— Да конечно! Нормальная, может, и не проглотит, а эта — Зинкина любимица. Такая же сволочь. Говорю тебе, сожрала она ключ, тварина. А у меня в том месте… В общем, едрена вошь, я туда немного самогоночки припрятал. Ну, как немного... Пару бутылей больших. Да и вообще. Нужный он мне, этот ключ. Короче, Жорик, пойдем. Будешь кошку снимать.
Председатель на секунду отвлекся от Матвея Егорыча, прикрыв глаза, будто от головной боли. Тот, пользуясь моментом, многозначительно мне подмигнул. Ну, точно. Просрал дед Мотя ключ от сторожки. И, походу, был он в единственном экземпляре. Иначе так сильно за свою припрятанную самогонку Егорыч бы не переживал. Вот оно, их рвение к порядку. Просто заначку делали, да и все. А то прям клиновая компания нашлась. Ни с того, ни с сего пошли они сторожку убирать.
Николай Николаич взял кепку, которая лежала на углу стола, но, прежде чем напялить ее на затылок, вытер головным убором лицо, хотя оно было, в отличие от моего, сухое. В него, так-то никто водой не плевал. Правда, появилось ощущение, председатель сильно надеется, что когда снова посмотрит вперёд, там уже никого не будет. А дед Мотя ему вообще померещился.
— Что ж за жизнь … Тут цифры не сходятся, того и гляди вляпаюсь с отчетностью, а у меня дед суматошный опять херню какую-то натворил. Вот скажи, Матвей, за какие прегрешения тебя мне подкинули? Постоянно что-то происходит. То ёж за задницу укусит, потому что приспичило в кустах нужду справлять… Ёж… Они от людей прячутся, а этот на твою филейную часть позарился. Нормально? Нет, конечно. Я тебе точно скажу, ненормально.
— Я не виноват. Не знаю, что ему в моей заднице не понравилось. — Дед Мотя поднял обе руки, развернув их ладонями вперёд. Этакий жест, типа, не при делах он вообще.
— Да. Только ты ж утром поехал в Воробьевскую больницу и попросил уколы от бешенства. А с меня потом лесничество требовало пояснить, какого черта по деревне бешеное зверьё бегает. Ты ж не сказал, что это был еж. По твоим словам там целая стая лис, не иначе. Лисам же делать больше нечего, как по кустам голые задницы разыскивать. А мне все нервы потрепали проверками. Потом, значит, взял ты нашего нового учителя математики и повел его на рыбалку. Парень из города, только приехал по распределению. Не знал, с кем связался. А прежде, несколько дней рассказывал ему, что в пруду живёт какой-то неимоверных размеров сом. Мол, купаться нельзя, он, этот сом, мужиков за самое важное место хватает. Думает, червяк такой здоровый, и откусывает под корень. Учитель городской, рыбу только в магазине видел, ясное дело, поверил тебе, дураку. А как на середину пруда на лодке выплыли, пацан рот открыл, башкой крутил, да и в воду свалился. И что? У него в итоге случился нервный срыв. Он пока в воде барахтался, орал, что плавает плохо. А потом просто орал, потому как ты ему сказал, мол, все, мандец, сейчас сом появится. Велел руками за пипирку держаться, пока пипирка на месте. И это, Матвей, не все твои геройства, которые припомнить можно. Если их перечислять, до утра тут застрянем. А теперь, значит, кошка…
— Николаич, что я могу поделать, если меня преследуют несчастья. — Дед Мотя сделал печальное лицо и выглядел при этом очень искренним, я бы даже поверил.
Если бы уже не знал, что в словах председателя имеется правда. За недолгое время своего пребывания в Зеленухах, успел убедиться. Только я бы одного Матвея Егорыча не выделял. Тут каждого можно свободно рассматривать на предмет чудаковатости.
— Тебя дурь твоя преследует! Сто лет в обед, все никак не угомонишься. Ведёшь себя, как пацан малолетний. А ведь почетный житель села, звезду героя имеешь. На параде Победы лично присутствовал. Жукову руку жал. Тебя надо, как достопримечательность, приезжим показывать, а ты… — Николаич замолчал.
Предполагалось, походу, его молчание вызовет у деда Моти приступ совести и раскаяния. Однако, судя по лицу Матвея Егорыча и по тому, как он от нетерпения мялся на месте, приступ был, но с совестью он не имел ничего общего. А вот кошка, лишившая деда доступа к заначке, волновала его сильно. Хотя, честно говоря, я тоже с трудом представляю, как она могла проглотить ключ. Может, маленький совсем… Однако, опыт общения с местной домашней скотиной убедил меня, ждать тут можно, что угодно. Только по этой причине, пусть с трудом, но в рассказ Егорыча поверил.
