Главное было не допустить потери управляемости войсками и если не выиграть у мятежников информационную войну за умы московского гарнизона, то хотя бы замедлить сползание в анархию. Для этого в Первопрестольной нужен был жесткий и решительный человек, который не будет оглядываться на мнение «прогрессивной общественности» и сумеет отдавать конкретные, адекватные ситуации приказы. В Москве такого человека, как показала известная мне история, не было, но я надеялся, что «дядя» справится. Реально Сергею Михайловичу терять было уже нечего, да и ветер он уловил, как мне показалось, правильно. Тем более что перед отлетом он успел пообщаться с некоторыми родственниками, в том числе и с Кириллом Владимировичем, так что у меня была надежда на то, что тот не приведет завтра Гвардейский экипаж к присяге Временному правительству, а наоборот, Собственный Е. И. В. Конвой, Собственный Е. И. В. железнодорожный полк, дворцовая полиция и Гвардейский экипаж сохранят верность престолу. Я очень на это рассчитывал, надеясь, что им удастся удержать под контролем ситуацию в Царском Селе и железную дорогу для пропуска наших войск.
С Западного фронта к Петрограду должны были подойти два пехотных и два кавалерийских полка, бронепоезд и команда Кольта в двадцать четыре пулемета в придачу к георгиевскому батальону.
С Юго-Западного фронта войска перебрасывались к Москве. Эти части первоначально планировались для отправки в Петроград, но после того, как я изложил на заседании ЧК свои аргументы, было решено разделить выделенные войска на две группы – «Центр» и «Север». В группу «Север» должны были войти части Северного и Западного фронтов в составе шести кавалерийских и четырех пехотных полков, двух бронепоездов, георгиевского батальона и двух пулеметных команд. Командовать этой группировкой будет генерал Иванов. Войска с Юго-Западного фронта в составе кавалерийского корпуса, трех гвардейских пехотных полков, двух бронепоездов направлялись на Москву под общим командованием великого князя Александра Михайловича, пока брат его в Москве принимает управление городом и гарнизоном на себя.
Насколько я помнил из моей истории, первые выступления в Киеве и на Украине вообще относились где-то к 3–4 марта, к временам уже после падения монархии в России. Было, конечно, опасение, что ускоренные созданием ВЧК события могут подстегнуть начало выступлений в регионе, но я надеялся, что пронесет и пару дней у нас есть.
Кстати, к жирным плюсам своей авантюры я отношу полное взаимопонимание с Сандро, которое установилось сначала при посредничестве его брата Сергея Михайловича, а затем уже напрямую. Александр Михайлович, к моей радости, полностью поддержал нашу затею и присоединился к ВЧК в качестве полноправного члена.
На Юго-Западном фронте уже началась немедленная погрузка и отправка в Москву гвардейского кавалерийского корпуса, выводились в резерв и готовились к погрузке в эшелоны лейб-гвардии 3-й стрелковый его величества полк, лейб-гвардии 4-й стрелковый императорской фамилии полк и лейб-гвардии Преображенский полк, артиллерийская батарея и два бронепоезда с соответствующими железнодорожными батальонами. Еще одна гвардейская кавалерийская дивизия считалась резервом и могла быть отправлена 2–3 марта как в Москву, так и в Петроград, в зависимости от ситуации в Москве. В случае форс-мажора в Киеве эта дивизия могла принять участие в восстановлении порядка и там. Я пытался не допустить расползания мятежа по стране и стремился показать чреватость таких телодвижений. В том числе и для руководителей на местах.
Так что на юге у нас положение было сравнительно нормальным. Стихийные выступления в городах пока носят эпизодический характер, войска все еще управляемы. Среди солдат распространялся тексты «Обращения» и приказа № 1, и всем обещались разные вкусности и льготы после усмирения мятежа. Командирам частей, как перебрасываемых в столицы, так и остающихся на местах, было строго приказано жестко пресекать любую революционную агитацию среди солдат, а агитаторов и прочих «революционных уполномоченных» расстреливать на месте как германских шпионов.
Я протер слипающиеся глаза. Вот уже сутки в бешеном ритме плюс моральная усталость. Хотя, может быть, именно такой адский ритм пока предохраняет меня от психологического шока и срыва от попадания в прошлое, да еще и в другое тело. Ладно, долой рефлексию и самокопание.
Итак, Сергей Михайлович улетел. Мы же с Ивановым готовились к отбытию из Могилева уже к вечеру сегодняшнего дня. По утвержденному плану переброски и развертывания войск, мы должны были вместе с георгиевским батальоном отбыть в Оршу, где было назначено рандеву с войсками, которые перебрасывались с Западного фронта. Я предполагал лично встречать прибывающие эшелоны и устроить там серию зажигательных выступлений для укрепления морального духа войск.
В ставке же за главного оставался Лукомский, который развернул поистине кипучую деятельность, рассылая телеграммы, делая звонки и отправляя курьеров во все стороны. Особо напирал на три темы: раскрытие заговоров с арестами/расстрелами заговорщиков, отгрузка и обеспечение переброски войск для усмирения мятежа и указания по мерам противодействия ожидаемым проверкам прочности нашего фронта со стороны германской и австрийской армий.
Вообще Лукомский оказался весьма полезным в деле наведения порядка. Зная общие расклады и лично многих участников заговора, он сумел найти правильный подход ко многим, теперь уже бывшим, заговорщикам. Так, к моему изумлению, ему удалось договориться с Брусиловым, и, словно по мановению волшебной палочки, на Юго-Западном фронте был раскрыт заговор против особы государя императора, были произведены аресты и даже кое-кого расстреляли. Причем у меня была твердая уверенность, что расстреляли быстренько тех, кто слишком много знал о роли самого Брусилова во всем этом и мог (или даже хотел) об этом разболтать. Но меня это мало интересовало в данный момент. В любом случае расстрелянные состояли в заговоре, а значит, туда им и дорога. Зато теперь генерал Брусилов демонстрировал прямо-таки образец служебного рвения и местами даже грозил затмить в этом вопросе самого Лукомского. Главнокомандующие Румынского и Западного фронтов также быстро прониклись сутью новой доктрины и уже вовсю развернули поиск врагов народа, масонов и прочих заговорщиков. Конечно, есть вероятность ареста, а то и расстрела лиц, которые никак не причастны к заговору, но тут уж как получится. Времени разбираться не было, и требовалось сохранить тот напор, который вводил в ступор реальных заговорщиков, в результате которого многие предпочитали продемонстрировать себя образцом лояльности и патриотизма.
Удалось Лукомскому, как, в принципе, и ожидалось, договориться с генералом Гурко, так что и со стороны Особой армии Западного фронта подвохов в ближайшие дни не ожидалось.
Конечно, существовал огромный риск, что недобитая мной контра заговора, все эти Лукомские, Гурко и Брусиловы попробуют замутить что-то новое, но это будет (если будет) явно несколько позднее, и я надеялся, что после решения вопросов с Петроградом и Москвой у меня будет больше вариантов для маневра и решений.
А вот с Северным фронтом пока все получалось значительно хуже. Генералы Рузский и Данилов наотрез отказались признавать наш Чрезвычайный комитет и, соответственно, отказывались выполнять его распоряжения. Начавшаяся было по приказу покойного Алексеева отгрузка четырех кавалерийских, двух пехотных полков и пулемётной команды была приостановлена, и чем все это закончится, пока не совсем понятно. А значит, был риск, что части, которые перебрасываются с Западного фронта, окажутся без подкрепления.
И самое главное – важнейшим фактором всей игры было то, как поведет себя благословенный монарх Николай Александрович, когда узнает о моих проказах.
Телеграмма великого князя Михаила Александровича своему секретарю Джонсону
Милостивый государь Николай Николаевич!
Вам надлежит немедля выехать в Петроград в качестве моего доверенного лица для координации действий и ведения переговоров. Найдите полковника Кутепова и дайте мне знать об этом в Ставку.
