После пар позвонил в Клайпеду, передал жене и всему персоналу родильного отделения большой привет из Москвы. Новостей там не было никаких. Потом поехал на Лубянку. Капитан Румянцев приветствовал меня по-деловому кратко.
— Хорошо, что быстро смог приехать, — проговорил он. — Тут из-за твоей лекции у нас бои начались местного значения. Генералы чуть не до хрипоты спорят.
Он привёл меня в свой кабинет, усадил за стол и выложил листы бумаги.
— Мне поручено взять с тебя пояснения по следующим вопросам, — откашлялся он.
Отметил, что в этот раз без магнитофона. Стало понятно, что острота вопроса однозначно ниже, чем тогда, когда меня допрашивали про неслыханные познания в работе рыночной экономики. Но все равно неясности остались…
— Ну хоть намекните, у меня есть какие-то проблемы? — спросил его.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Да нет, никаких особых проблем. Ты же с нашего разрешения выступаешь, и от тебя и хотят услышать без купюр, что ты думаешь. Я специально уточнил у своего начальства после твоей лекции, когда сам на ней переволновался, установка именно такая.
— Тогда есть такая просьба. Если неожиданный звонок вот такого рода не влечет за собой потенциальных проблем с Комитетом, то просьба как-то намекать на это. Сказать, что это обычный рабочий процесс, и все будет по-домашнему. Выбивают из колеи, знаете ли, вот такие звонки, когда ничего не объясняется.
— Да ладно, честному человеку нечего бояться! — с пафосом сказал капитан.
— Даже честному человеку легче просто перестать приходить сюда к вам читать лекции, чем переживать каждый раз при незапланированном звонке, когда сразу ничего толком не объясняется, — убийственно серьезным тоном ответил я.
Вот теперь Румянцев понял, что я не шучу.
— Ладно, тогда буду говорить, что все в порядке. Так пойдет?
Кивнув, в свою очередь, понял, что я им реально нужен с этими моими лекциями. Капитан испугался, что я реально соскочу, а ему за это влетит.
Сел за бумагу отвечать на вопросы.
Первый вопрос — насколько лояльны СССР кавказские республики?
Понятно, эту тему мы на лекции практически не затронули. Написал следующее:
— В наибольшей степени лояльны Грузинская ССР и Азербайджанская ССР, в меньшей степени Армянская ССР из-за больших армянских диаспор в США и Франции. В этих республиках сильно развит сектор теневой экономики, и сбыт производимых в нем товаров на огромном советском рынке является главной причиной для местных заправил любить Советский Союз. Между тем в них тлеют мощные конфликты, которые может пригасить только мощная советская власть. Это конфликт между Арменией и Азербайджаном за территории и конфликт между грузинами, абхазами, осетинами и аджарцами в Грузии. Серьезное ослабление власти Москвы неизбежно приведет к мощной вспышке межнациональных столкновений на территории Кавказа.
Второй вопрос — насколько проблемы Западной Украины распространяются на остальную часть Украинской ССР?
Написал:
— Антисоветская идеология, распространённая среди части граждан Западной Украины, неизбежно влияет и на граждан других частей Украинской ССР. Это единая советская республика, и выходцы с Западной Украины широко присутствуют на всей территории республики в органах власти, получая, тем самым, возможность насаждать антисоветскую идеологию. Этому способствует достаточно мягкое отношение после войны к тем, кто поддерживал фашистов против советской власти. Коллаборационисты отделались не такими и большими сроками, и серьезно способствуют в данный момент распространению антисоветской идеологии на территории республики.
Все — всего два вопроса…
Румянцев взял у меня листки, прочитал, сказал — «краткость — сестра таланта», и проводил меня до проходной.
Выйдя из здания Лубянки на улицу, попытался просчитать, как и на что могут повлиять мои ответы. Надежды на то, что что-то изменится кардинально мало, но всё же хоть что-то делать надо, — думал я, идя к метро, чтобы ехать в редакцию газеты «Труд».
На шестом этаже нашёл шестьсот восемнадцатый кабинет. Там сидели три женщины, спросил, кто из них Вера Ганина? Вере оказалось лет хорошо так за сорок, сама маленькая, худенькая, как мальчишка и с такой же короткой стрижкой, шустрая, как электровеник. Спросил, как её по отчеству, на что она ответила, что по отчеству слишком долго выговаривать и махнула на меня рукой, мол, отстань со своим отчеством.
Она взяла протянутую мной заметку и положила на заваленный бумагами стол.
— Ты подписал, что это твоя? — спросила она с опозданием.
— Нет.
— Так, подпиши, — вернула она её мне. — И телефон сразу, чтобы мне не искать.
— Угу, — сделал я всё, как она велела. — Что дальше?
— Ничего, — посмотрела она на меня с недоумением, — иди дальше пиши.
— А вы не посмотрите, правильно ли я оформил? А то, если что-то неправильно, то какой смысл также продолжать писать?
— Ох… Ивлев, — подсмотрела она мою фамилию на заметке, — мёртвого замучаешь.
— Я ж первый раз, — улыбнулся, взглянув на снисходительно поглядывающих на меня сотрудниц.
Ну да, а то не знаю я как в редакциях газет все устроено. Будешь так носить вот без ответной реакции заметки, а потом начнется — а что же вы то сделали не так, как у нас это принято, или это? Заберите и все переделайте. Нет уж, Вера Ганина, придется тебе таки просмотреть мой опус.
Она бегло пробежала глазами три принесенные мной странички, резко покачивая головой из стороны в сторону, читая текст про себя и мурлыкая что-то себе под нос.
— А что, интересно, молодец, — помахала она листком.
— Так нормально будет?
— Нормально, нормально. Пиши, — улыбнулась она.
— Ну, уже легче, — улыбнулся я в ответ и попрощался с ней и со всеми остальными.
Если от неё зависит, увидит ли свет моя заметка, то надо приносить ей время от времени гостинец какой-нибудь вместе с заметкой, да и всё, — рассуждал я по дороге домой. — Прикормлю, и это непременно окупится. Будет чаще печатать мои статьи, значит, будет и больше гонораров.
Решил сегодня, во что бы то ни стало, попасть на тренировку. А то скоро уже и волейбол начнется… Если совпадет с занятиями у Марата, совсем нехорошо окажется.
* * *
Москва. Дом Ивлевых.
Уже несколько раз Лина встречала в подъезде Гриши высокого жгучего кучерявого брюнета, пытающегося откровенно с ней заигрывать. То двери перед ней откроет, улыбаясь во все зубы, то посторонится демонстративно, предлагая в лифт ей первой зайти.
Лучше пешком на третий этаж подняться, чем опять с каким-то цыганом познакомиться, — думала Лина, с подозрением косясь на незнакомца. — Миша, тоже, так красиво ухаживал, так красиво… И что толку? Теперь по судам ходить придётся, потому что он развода не даёт. Уже два раза мама звонила в колхоз, настаивала, но там даже звать его для разговора избегают… Сразу отвечают, что разводиться такой-то гражданин совсем не намерен.
* * *
Москва. Московский институт инженеров транспорта. Кабинет проректора по учёбе Василевского.
— Приветствую, Игорь Макарович, — ворвался в кабинет проректора замдекана по воспитательной работе инженерно-экономического факультета Мишин. — Вызывали? Что за спешка? Случилось что?
— Случилось, Сергей Борисович, да что ты стоишь, присаживайся, — проректор налил полстакана воды из графина и многозначительно поставил перед замдекана, намекая на то, что разговор будет серьёзный. — Насчёт твоего Кузнецова сегодня из КГБ приходили…
Мишин присвистнул, откинулся на стуле, скрестив руки на груди и уставился вопросительно на проректора, мол, и что дальше?
— Ты за ним ничего не замечал… такого… эдакого… — спросил Василевский и покрутил растопыренной ладонью, непонятно что изображая.
— Да что тут заметишь? — пересел ближе к проректору замдекана. — Год только начался, двух недель не прошло.
— Ну, вот, я так же ответил, — кивнул Василевский. — Что делать будем?
