сказала Маша, вспомнил. Точно там его машина бывает.
— Есть одна проблема, — я посмотрел на ребят, — никто из нас не знает, как выглядит этот адвокат.
— Тогда пошли в этот ресторан, мальчики, — прокурорская дочка заулыбалась, — если машина там, то мы зайдем и проследим.
Боёк с Рыбой неуверенно переглянулись
— Да вы не переживайте, мы вас не объедим. Мы на диете. Попьем кофе с мороженным.
— А мы и не переживаем, — добавил я и подмигнул всем. — у меня как раз зарплата, а мы еще начало сессии не отметили.
Я знал, что дед страшно не любил ходить по ресторанам.
Но он же научил меня одному важному правилу в жизни: ходить в ресторан ходить можно только тогда, когда у меня в кармане есть сумма, позволяющая оплатить счет за всю компанию.
Такой подход избавлял от неловкой необходимости подсчитывать, кто сколько и на какую сумму поел.
Маша была абсолютно права. Голубой крайслер, сверкая своими хромированными решетками, накладками и ручками, стоял припаркованный у тротуара ресторана «Сказка».
На этот случай у нас был обговорен детальный план.
Вся наша компания гурьбой подкатила к входу. Швейцар в золоченой ливрее, получив на лапу зеленый трояк, вежливо разулыбался и с поклоном распахнул дверь.
Едва мы вошли как нас встретил услужливый метрдотель и направил в раздевалку.
Я последний отдал гардеробщику свой плащ, потрогал локтем портман в боковом кармане пиджака и причесался перед зеркалом.
Наши девушки упорхнули в уборную, Серега и Серега пошли за метрдотелем.
Дождавшись Элен и Машу, мы поднялись по черным мраморным ступенькам в зал.
Народу было не очень много — я знал, что ресторан работает до двенадцати часов ночи и в будни собираются люди около девяти.
Я огляделся и увидел барную стойку с высокими барными цилиндрическими табуретами.
Мы разделились. Я с Машей пошли к стойке. Табуретки были кожаные, мягкие, крутились на шарнире и сверху нам было очень удобно наблюдать за залом. А зеркала бара позволяли охватывать все пространство ресторана и входную дверь. Бармен в бабочке протирал стаканы. Он посмотрел на меня, потом мимолетно на Машу, не давая мне повода упрекнуть его во внимании к моей спутнице и глядя в мои глаза поздоровался.
— Добрый вечер, добро пожаловать.
Я протянул ему руку через стойку и так же дружелюбно ответил
— Здравствуйте.
— Что будете заказывать?
— Мы ждем знакомых, поэтому пока попьем… — посмотрел на Машу, — что мы попьем?
Она улыбнулась бармену. Она уже успела накраситься. Ох, уж эти девушки. Они ходили в уборную, как говорили тогда «навести марафет». Мне показалось, что она даже успела привести в порядок свои брови. Бровки у нее были золотистые, выщипанные, подведенные. Полумесяц над длинными густыми ресницами
— Мы будем кофе.
Бармен разочарованно вздохнул и спросил:
— Вы из милиции?
Бармен разочарованно вздохнул и спросил:
— Вы из милиции?
— Почему из милиции? Вовсе нет. — я с интересом посмотрел на парня с усиками, протирающего белоснежным полотенцем бокалы. Он был одет в черные штаны, такую же жилетку, белую рубашку с бабочкой.
— Ваши всегда только кофе заказывают. На остальное у них денег не выделяют.
— Молодой человек, — Маша выдала ему одну из своих сказочных улыбок, — мы не из милиции. Мы студенты.
— Тогда это многое объясняет.
Он развернулся к нам спиной и начал варить кофе на итальянской кофе машине.
Я же, облокотившись локтем на барную стойку, стал оглядывать каждый стол в отдельности.
Зал был разделен на две большие зоны. В первой, справа прямо передо мной, торцами к высоким арочным окнам с витражами стояли шесть столов.
На витражах были изображены всякие эпичные сцены из сказок Пушкина, Андерсена и Братьев Гримм.
Каждое окно само по себе было отдельным произведением искусства со сложной композицией и сюжетом.
К столам были приставлены диваны с высокими спинками. Создавалось ощущение, что сидящие за столом будто едут в купе поезда. С соседних столов их никто не видит. Разглядеть людей за эитим столами можно было только сидя у барной стойки.
Чуть дальше у перпендикулярной окнам стены находился вход на кухню, через которой взад-вперед сновали неутомимые официанты и официантки.
Я внимательно сканировал зал. Разглядывал всех в зале — стол за столом, человека за человеком.
Вот военные с женщинами, какие-то хорошо одетые гражданские и, что очень досадно, по очень похожие на спекулянтов.
Вид у них какой-то нахальный и в то же время трусливый, женщины с ними хохочущие шумные, с тонной косметики на лице.
С этой частью всё понятно.
Потом зал заканчивался и переходил в площадку, посреди которой бил настоящий фонтан.
Маленький бассейн с медными загородками, окружал чашу фонтана. В бассейне, двигая яркими чешуйчатыми брюшками, плавали довольно крупные золотые рыбки.
На потолке над бассейном были смонтированы зеркала, и в них виднелся фонтан.
Это было невероятно красиво — складывалось впечатление, что по потолку плавали золотые рыбки с пышными хвостами!
Я улыбнулся ведь кто-то, какой-то художник оформитель придумал такое. Это было круто. Напротив фонтана на небольшой сцене сидел вокально-инструментальный ансамбль и раскладывал инструменты.
Недалеко от сцены расположились круглые столики. Часть из них была свободна.
За одним из них уже устроились Боёк и Рыба, с ними за столом сидел еще какой-то человек вполоборота ко мне, и с затылка он казался почему-то знакомым.
Это была удивительная особенность того времени в СССР, когда за один сто могли посадить совершенно незнакомых друг другу людей, для того что эффективно использовать место.
— Вот ваш кофе. И счет, — я обернулся к бармену, который поставил на стойку а потом чуть придвинул нам с Машей две дымящиеся чашки с ароматным напитком черного цвета.
А потом рукописный счет с ценником. Я смотрел на сумму углом глаза, чтобы не терять зал из поля зрения. Смешные цены. В счете числилось рубль сорок. По семьдесят копеек за порцию кофе.
Боек заправил за первую пуговицу рубашки крахмальную белую салфетку, и со стороны казалось, будто он готовится к обильному ужину.
Это же надо, прикалывается — смех один! Мне с моего барного стула было очень хорошо видно лицо Рыбы, высокомерно-насмешливое, со блеском в глазах.
Видимо, он тоже еле сдерживал смех, глядя на своего тезку-другу с салфеткой на груди.
Человек, сидящий с ними за одним столом, завязал с ними беседу. Ему наверно было скучно одному. Он, жуя
