Подъехавший первым европеец то и дело переводил настороженный взгляд с одного говорившего на другого. Было понятно, что русского языка он не знает и теперь крепко волнуется, пытаясь понять, что происходит.
– Ты заставляешь нас нарушить закон гостеприимства, – глухо ответил ходжа.
– Закон не требует защищать тех, кто приносит горе на весь род. Или вы знали, что они хотят украсть мою жену? – тут же наехал на него Руслан.
– Нет. Этого мы не знали, – качнул ходжа головой. – Хорошо. Мы тебя услышали, князь.
– Ещё раз напомню. У вас есть только один час. Что умеют мои мортиры, вы уже видели. Время пошло, – закончил он, демонстративно глянув на часы, которые достал из кармана.
Молчавший до этого момента европеец что-то быстро протарахтел по-турецки. Зло глянув на него, ходжа вздохнул и, придержав коня, которого уже начал разворачивать, перевёл:
– Он хочет забрать своего человека. Ты позволишь?
– Пусть сначала приведёт мою жену. А если нет, он увидит, как я отрезаю ему голову, – прошипел Руслан так, что вздрогнул даже Ахмат.
– Тебя не зря прозвали Лютый, князь, – гортанно произнёс молчавший до этого момента горец. – Ты наш враг, но ты всегда дрался честно. Почему теперь решил грозить всему роду?
– Я сказал. Моя жена ждёт ребёнка. Ты бы стал чего-то ждать? – повернулся к нему Руслан.
Чуть кивнув, горец свистнул и огрел коня плетью, посылая его с места в карьер.
Внимательно слушавший их разговор Роман дёрнул за верёвку, затягивая петлю аркана, и, развернув коня на одном копыте, погнал его рысью к изготовленным для стрельбы миномётам, заставляя пленника бежать следом. Убедившись, что парламентёры доскакали до увала, Руслан развернул Беса и шагом подъехал к своим бойцам. Спрыгнув с седла, Шатун снял с коня перемётные сумы и, присев на снарядный ящик, принялся набивать патронами дополнительные обоймы.
Процесс этот был сродни медитации. Неторопливые, размеренные движения. После из тех же сумок были извлечены гранаты и ещё пара барабанов к револьверу. Набив их патронами, Шатун разложил всё приготовленное по подсумкам и, достав из сумки на боку бинокль, медленно поднёс его к глазам. Глядя на него, занялись оружием и казаки. В ауле явно что-то происходило. То и дело по улицам пробегали вооружённые мужчины. Пару раз раздавались выстрелы, но вся эта суета Руслана не волновала. Он был намерен выполнить каждое слово своей клятвы.
Подошедший хорунжий, присев рядом, тяжело вздохнул и, сняв папаху, взъерошил густой, уже начавший седеть чуб.
– Осуждаешь? – повернувшись к нему, тихо спросил Руслан.
– Нет, княже. Знаю, что без этого жену тебе не вернуть, – снова вздохнув, ответил казак. – Только всё одно муторно. Там ведь бабы, дети.
– И у меня там баба и дитё. Ещё не рождённое, – зло оскалился Шатун. – Уступлю им сейчас, после вообще тварью продажной стану. Знаешь, что от меня этот пёс требовал? – кивнул он пленника, валявшегося на земле с петлёй аркана на шее. И тут же сам ответил на свой вопрос: – Чтобы я в городе сидел и вас там держал, пока они в предгорьях бесчинствовать станут. Да ещё и на всё оружие чертежи им отдал. А после они из того оружия вас же убивать станут, потому как для них такое оружие сделать дело нехитрое. Умеют.
– А ты, выходит, ждал чего-то такого, – задумчиво проворчал хорунжий, поглядывая в сторону аула. – Не зря же ты старых казаков в охрану княгине определил.
– Угу, да только зря всё. И её не сберёг, и казаков сгубил, – мрачно кивнул Руслан.
– Господь с тобой, княже. Кто ж знать мог, что они такой силой навалятся? – развёл казак руками. – И то сказать, не посрамили старики чести казацкой. Ополовинили отряд османский.
– Зато остальные тут засели, – мрачно фыркнул Руслан, снова поднося к газам бинокль.
– Чего там, княже? – не удержавшись, поинтересовался казак.
– Бегают. Суетятся чего-то. Непонятно, – проворчал Шатун.
– Выходит, станешь по аулу стрелять? – вернулся хорунжий к прежней теме.
– А у меня иного выхода нет. Или аул этот, или семья моя, – жёстко ответил Руслан и, поднявшись, громко, для всех добавил: – Значит так, браты. В этом деле я от вас ничего требовать не могу, потому как османы мою семью украли, а значит, мне с этим и разбираться. Горцам я сказал, что ежели жену не вернут, через час от аула одни головёшки останутся. Никого живым не выпущу. Так что, ежели кто решит, что в таком деле участия принимать не может, пойму. С бабами воевать я вас заставить права не имею. В общем, время ещё есть. Кто решит уйти, может ехать прямо сейчас. Слова не скажу. Ни сейчас, ни после.
Внимательно слушавшие его казаки принялись мрачно переглядываться. Они понимали, что после подобной акции у каждого в горах появится как минимум по десятку кровников. Но и уйти тоже не могли. Отступи они сейчас, и дальше людей начнут воровать прямо из города. Спускать подобное было просто нельзя. Такие выступления нужно пресекать сразу, и жестоко.
– Мы с тобой, княже, – шагнув вперёд, твёрдо ответил командир отделения артиллеристов.
Такого понятия, как отделение, в казачьем войске не существовало. Взводы делили на десятки. А артиллеристов было всего шестеро. Но Руслан, по уже устоявшейся привычке, называл их батареей.
– Все так думают? – обвёл казаков тяжёлым взглядом Шатун. – Добре, – кивнул он, увидев согласные кивки. – Благодарствую, браты. Я не забуду. А вы что скажете? – повернулся он к хорунжему и бойцам группы пластунов.
– С тобой, княже, – шагнул вперёд Роман.
– С тобой, – вздохнув, перекрестился хорунжий.
– Не забуду. До гробовой доски помнить стану, – решительно кивнул Руслан, сжимая пудовые кулаки.
Этот час тянулся для него, словно месяц. Нервы буквально звенели от напряжения, но он делал всё, чтобы не показать своего состояния. Неожиданная вспышка выстрелов заставила парня забыть обо всех проблемах и резко развернуться в сторону аула. Там и вправду что-то происходило. На улице завязалась яростная перестрелка. После несколько всадников вырвались за околицу и, нахлёстывая коней, понеслись куда-то в глубь долины.
Казаки изготовились к стрельбе и открыли крышку снарядного ящика, ожидая команды на открытие огня. Миномёты уже были наведены, так что оставалось только опустить мину в ствол. От аула отделилась группа всадников и на рысях направилась в сторону казаков. Быстро подняв бинокль, Руслан не сдержал вздоха облегчения. Среди всадников он рассмотрел свою Катерину. Первыми ехали ходжа и Ахмат. Впрочем, это было понятно. Это была своего рода гарантия, что казаки не начнут стрелять раньше, чем горцы доедут до них.
Вскочив на коня, Руслан шагом направил Беса им навстречу. Остановившись метрах в тридцати от миномётов, Шатун положил карабин поперёк седла и замер, ожидая развития событий. Подъезжая, Ахмат направил коня чуть в сторону, пропуская Катерину мимо себя. Девушка, прикусив нижнюю губу, поравнялась с мужем и, бросив на него быстрый взгляд, опустила голову.
– К казакам езжай, – тихо скомандовал Руслан, и Катерина покорно тряхнула поводьями.
– Мы вернули твою жену, князь, – устало произнёс Ахмат.
Только теперь Руслан рассмотрел повязку у него на плече.
– Османы решили, что лучше знают, как быть? – уточнил он, кивая на повязку.
– Эти псы потеряли и честь, и совесть. Про инглизов я и говорить не хочу, – скривился горец. – Грозили взять и наших женщин, если мы решим отдать твою.
– Куда они поскакали? Мы же разрушили тропу на перевал, – насторожился Руслан, вспомнив умчавшуюся группу.
– Есть одна тропа, которая идёт по хребту. По ней можно дойти до самого Дербента.
– Дальше море и граница империи, – понимающе кивнул Шатун.
– Да. Но только они не знают, где именно начинается эта тропа. Мы догоним их. И тогда будет наш суд, – зло добавил ходжа. – Отдай нам того инглиза, – кивнул он на пленника. – Эти псы посмели угрожать всему роду. Их надо наказать.
– Хорошо. Дай мне слово, что они не уйдут из этой долины живыми, и я отдам его тебе, – решительно кивнул Шатун.
