в деле захвата Вечного города, мы договорились встретиться вечером во дворце, чтобы подписать договор о разграничении зон влияния между Царством Гардарики и Византийской империей.
Во время очередного антракта арену заполонили танцоры и акробаты. Мы присоединились к своей свите. Я довольно и обнадеживающе кивнул ближникам на невысказанный вопрос о результатах переговоров.
После перерыва начался финальный забег. Колесницы с грохотом неслись по песку, оставляя за собой след пыли, висевший в золотом свете. Это было достойное завершение зрелищ.
Тепло попрощавшись с Феодорой и императорами, мы направились в свою резиденцию. За импровизированным праздничным обедом, я рассказал краткую выжимку моих переговоров.
По залу разнесся низкий гул удовлетворения, больше похожий на довольное мурлыканье сытого медведя, чем на шумное празднование, которого можно было ожидать. Я лениво крутил тяжелый кубок с морсом.
— Итак, старый волк, — обратился я к Радомыслу, — мой его голос был пронизан весельем, — ты мог представить себе, что мы увидим тот день, когда эти одетые в пурпур павлины признают половину всего севера нашими законными владениями?
Радомысл усмехнулся вопросу и похвалил меня за умение отстаивать точку зрения царства, пожурив за то, что я справился с этими интриганами-императорами без него.
— Даже самый тщательно составленный договор может дать сбои, — заметил Метик, — нужно будет следить за нашими соседями.
— Да. Доверие — редкий товар в мире политики, — согласился с ним Радомысл, — Однако это соглашение служит интересам наших стран. С другой стороны, хотя странно, что императоры перестали бросать алчный взгляд на Болгарское ханство. Этот договор может быть передышкой.
— Игра еще далека от завершения. — моя улыбка померкла, сменившись задумчивым выражением лица, — но сегодня нам хватит и передышки. А потом — мы в нормальном темпе переварим уже завоеванное, нарастим мышцы, силу. И тогда византийцам придется соблюдать еще не подписанный пакт.
Дядя кивнул, соглашаясь. По мере того, как лился мед, в воздухе потрескивало чувство предвкушения. Договор с Византией был лишь одной главой в продолжающейся борьбе за уничтожение Триумвирата и господство моего царства.
* * *
В зале царила столь глубокая тишина, что казалось, будто она отражалась эхом от мозаичных стен. Вечерние лучи солнца, проникавшие сквозь витражи, освещали лица немногочисленной свиты императора и моих ближников. В центре комнаты на столе лежал свиток, поверхности которого хранила вес свежевысохших чернил.
Император Михаил II Травл, с лицом, хранящим усталость от бесчисленных придворных интриг, опытной рукой обмакнул перо в чернильницу. Его соправитель, император Феофил, второй глава из Аморейской династии, уверенно поставил свой автограф на нашем соглашении.
Находившийся перед нами договор очерчивал сферы влияния, гарантируя, что амбиции Византии и Гардарики больше не столкнутся в кровавом конфликте.
Феофил протянул перо мне — жест, наполненный одновременно формальностью и тонким скрытым уважением. Легким движением я поставил свою подпись на пергаменте.
Мои пальцы ловко написали мое полное титулование на гардарских рунах, каждый штрих был смелой декларацией царского суверенитета. Когда я закончил, воцарилась тишина.
Она нарушилась, когда два правителя шагнули ко мне. Я сжал поочередно их руки в крепком рукопожатии. Это был жест, выходящий за рамки простого протокола.
В этот момент, среди богатства византийского двора, история развернулась вокруг своей оси. Договор, свидетельствующий о воле двух государств, обещал не просто исключение каких-либо боевых действий, но и путь к сотрудничеству и сосуществованию. И хотя будущее оставалось ненаписанным, подписание пакта ознаменовало начало новой главы в отношениях между нашими государствами.
Улыбнувшись друг другу, императоры и я поняли, что начинается новая глава в долгой и сложной истории наших стран. Меня не покидало чувство осторожного оптимизма. Это соглашение было хрупким мостом, перекинутым через пропасть взаимоисключающих интересов.
После подписания мы праздновали это событие. Византийцы — мастера по организации празднеств и зрелищ. Мы расслабились и впервые за время пребывания в Царьграде, я позволил себе не думать о политике. Я с ленцой наблюдал за Эдом, оживленно общающимся с Иоанном Грамматиком. Эса принимала ухаживания Гора, который украдкой поглядывал на Феодору. Радомысл переговаривался с Михаилом и Феофилом, обсуждая детали найма флота и организации снабжения. Ага безмолвным истуканом стоял на небольшом отдалении за моей спиной и успевал перехватывать сочные куски мяса, набивая свою бездонную утробу.
Воздух был наполнен ароматами жареного ягненка и медового инжира, приторной сладостью.
Император Феофил с аккуратно подстриженной бородой и в пурпурных одеждах, мерцающих в свете факелов, высоко поднял свой золотой кубок.
— За нашего уважаемого соседа, Ларса, царя Гардарики! — громко заявил он, поднимая кубок.
Собравшаяся толпа придворных и сановников разразилась одобрительным хором, их голоса эхом разнеслись по сводчатому залу дворца. Византийцы меня раздражают. Я поймал себя на этой мысли. Еще недавно они наше посольство встречали пренебрежительными взглядами, поддерживая полуоскорбительное поведение Михаила, а сейчас аристократия пьет за мое здоровье. Я вежливо кивнул Феофила, подняв свой кубок.
Труппа танцоров в прозрачных шелках кружилась в центре зала. Их плавные и изящные движения неслись в такт приятной слуху музыке. Я наблюдал за ними с отстраненным весельем, время от времени разглядывая императорскую свиту и моих ближников.
Пир достиг апогея, когда труппа акробатов кувыркалась и парила в воздухе. Их смелые подвиги вызвали вздохи и аплодисменты. Я даже позволил себе увлечься энергией этого спектакля.
Внезапно в зале воцарилась тишина. Акробаты замерли. Все взгляды обратились к парадному входу, когда процессия фигур, одетых в яркие одежды византийского духовенства, вошла в зал.
Низкое пение вырвалось из глоток жрецов. Это была не обычная религиозная церемония. Я с беспокойством посмотрел на императоров. Они так же были озадачены.
Процессия достигла подножия помоста, один из старцев обратился к императорам.
— Нам был явлен знак, — его голос разнесся по залу, — Предвестие великих перемен, потрясений и борьбы.
Среди собравшихся гостей воцарилась тишина, в их глазах читалась смесь любопытства и опасения. Феофил и Михаил, почувствовав серьезность момента, поднялись со своих мест и с интересов поглядывали на митрополитов. Да, орган, который был создан вместо патриаршей должности, явился сюда в полном составе.
Митрополит подошел к огромному окну и раскрыл его настежь, впуская вечернюю прохладу. Он указал на небо. В зале воцарилась тишина, когда все взгляды были сосредоточены на одной точке. По толпе прокатились вздохи и ропот недоверия.
— Вот, — провозгласил митрополит, его скрипучий голос эхом пролетел по залу, — послание холсте ночи, предзнаменование для тех, кто осмелится прочитать его.
Наши глаза были обращены вверх. Ночь только вступила в свои права. Среди знакомых созвездий, развернулось небесное зрелище.
