поспать, а к утру ядро маны заполнится, и я смогу наведаться к одним гостеприимным азиатам.
* * *
Краков, столица австрийской части Польши.
Герцог Краковский сидел в пышном кресле у камина и с хмурым видом читал газетные сводки. Какой-то наглый репортёришка посмел назвать его «худшим правителем Польши за все времена». Определённо это была заказная статья, но от этого было не легче.
— Сукин сын! Мы потеряли десяток контрактов и я сразу стал худшим? А вы забыли про сельскохозяйственную реформу? Забыли, из какого дерьма я вытащил страну⁈ — выкрикнул он и гневно швырнул газету в огонь. — Вот она, благодарность! После двадцати лет процветания — небольшая просадка в экономике, и всё! Худший, мать его, правитель.
На крики герцога прибежал дворецкий и тактично постучал в дверь.
— Ваше высочество, разрешите войти?
— Входи! — недовольно рявкнул герцог и скрестил руки на груди.
В комнату впорхнул дворецкий, наряженный в зауженные брюки и щегольской жилет. Подкрученные усики, напудренные щёки и кудрявый парик тоже были на месте. Он поклонился и спросил:
— Я услышал какой-то громкий крик. Могу чем-то помочь?
Услышав это, герцог удивлённо посмотрел на дворецкого.
— Я в своём родовом замке и делаю то, что посчитаю нужным. Хочу ору, хочу не ору. Это не твоё дело.
— Вы правы, ваше высочество. И всё же. Могу ли я чем-то вам помочь? — невозмутимо спросил дворецкий, уже давно привыкший к подобным сменам настроения.
— Можешь. Скажи, как идут приготовления к упокоению Дубровского? — спросил герцог, расцепил руки и постучал пальцами по подлокотнику.
— С этим есть определённые проблемы. Дело в том, что наши шпионы не могут его найти. Он то появляется в одном из городов, то исчезает без следа.
— Идиоты, — буркнул герцог. — Пробовали применять поисковую магию?
— Разумеется, ваше высочество. Единожды мы смогли обнаружить след Дубровского в Иркутске, а после он опять исчез.
— Что за бред? Как это он мог исчезнуть? — возмутился Фридрих Август первый.
— Увы, этого мы не знаем. Возможно Дубровский использует специфические артефакты или ещё какие уловки. Но несмотря на то, что шпионы ещё не отыскали его, они раздобыли довольно занятные сведения. Недавно Дубровский победил в войне родов, где против него выступили десять семей. К слову, сил у Дубровского было значительно меньше, чем у его противников. Но это не помешало юному наглецу победить. Он не так прост, как кажется.
— А я и не думал, что этот ублюдок прост, — фыркнул Фридрих и добавил. — Продолжайте поиски. Как только обнаружите его, звоните мне в любое время дня и ночи.
* * *
Я проснулся от звонкого смеха Любавы. И нет, она не ошивалась в нашей спальне, а заливалась хохотом под окнами. Зевнув, я поднялся с кровати, напялил деловой костюм, который совершенно не сочетался с новыми ботинками, и выпрыгнул в окно. Я, конечно, не стал бы прыгать с третьего этажа в обычных условиях, но сегодня я почувствовал, что ядро маны наконец восстановилось, и я готов к новому безумию!
Приземлился я в метре от Оболенского, который травил байки моей названой сестрёнке. Видать, рассказывал что-то увлекательное, так как она залилась румянцем и с восторгом посматривала на него. Моё приземление их не испугало, а лишь слегка удивило.
— Это у тебя такая зарядка? — пошутил Оболенский.
— Хи-хи-хи! — хихикнула в кулачок Любава и попыталась сделать невозмутимый вид, будто это не она только что смеялась.
— Зарядка? Нет, что ты. Но ты подал мне отличную идею. Вы оба идёте со мной, — я многообещающе улыбнулся и, приобняв парочку за плечи, потащил в сторону арены.
— Эй! Виктор, вообще то у нас тут…
— У вас тут зарядка, — хмыкнул я. — Не переживай ты так. Всего двадцать минут, и я от вас отстану.
— Ну, если только так, — согласился Оболенский и прекратил упираться.
Раньше Любава была проводником божественной мощи, позволяя изменять реальность. А сейчас она маг десятого уровня, у которого совсем нет маны. Что-то мне подсказывает, что она так и осталась проводником чужой магии. Если я прав, то это будет означать, что у неё полный иммунитет к магии и, более того, она умеет её перенаправлять.
Идеальный отражатель заклинаний с милым личиком и чудовищной физической силой. Но нужно провести тест. Моя магия не годится, так как она не энергетического спектра, а больше направлена на физическое воздействие. Зато заклинания Гриши подойдут идеально!
Мы добрались до арены и я протянул руку Любаве.
— Сестрёнка, дай мне ручку. Хочу проверить кое-что.
Любава мгновенно выполнила мою просьбу. Я создал крошечную лозу, которая проникла в кровоток и начался процесс исследования. Закрыв глаза, я сосредоточенно следил за движением зелёного жгута, а после кивнул. Как я и думал, у неё нет ни ядра маны, ни энергетических каналов.
Зато в сердце обнаружились странные кристаллические вкрапления. Они не мешали сердцу выполнять свои функции, и при этом имели структуру, очень похожую на структуру макров. Правда это были не макры, а нечто иное, более высококлассное, что ли. Открыв глаза, я развеял заклинание.
— Отлично. Подготовка завершена. А теперь, Гриша, встань напротив Любавы и шарахни её электричеством.
Мои слова отразились на лице Оболенского ужасом.
— Виктор, ты что такое несёшь? Не буду я этого делать!
— Да твою мать… — выругался я и призвал Клювика.
Над нашими головами зависла огромная тень и быстрее, чем Гриша понял, что происходит, коршун обрушил на голову Любавы мощный разряд! Сверкануло так, что в глазах запрыгали зайчики. Оболенский в ужасе повернулся в сторону Любавы и, разинув рот, прошептал:
— Как такое может быть?
Молния подкоптила одежду девушки, а вот ей самой не причинила ровным счётом никакого вреда.
— Ну братик! Это ведь было новое платье, — расстроено сказала Любава, разглядывая подпалины.
— Не переживай, я тебе таких ещё десяток куплю, — ответил я, расплывшись в улыбке.
По волосам девушки пробегали желтоватые разряды молний. Со стороны казалось, что она сама стала стихией молнии. Ведь в глазах Любавы тоже плясали золотистые искорки.
— Как себя чувствуешь?
Люба лишь пожала плечами и спокойно сказала:
— Всё хорошо, только платье жалко.
— Помнишь, как ты управлялась с божественной энергией? Попробуй точно так же высвободить поглощенную мощь.
— Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — спросил Оболенский, переводя взгляд с Любавы на меня.
