Своих детей у Григория не было, жена его была осталась вдовой в сорок третьем. Пасынок никогда не забывал, что Григорий ему не родной отец, с радостью уехал учиться в Москву и остался там, женившись на москвичке, внучке ректора своего института. С новой родней как-то не заладилось, внуки сибирского деда практически не знали. Григория Ивановича это очень быстро перестало расстраивать, просто очередная жизненная потеря. Сколько их было уже. Гораздо больнее было пережить смерть жены, да после выхода на пенсию часто стал Григорий Иванович вспоминать свое врачевание, которое пришлось прекратить после побега, так как бумагу о медицинском образовании выправить не удалось.
Во времена гласности и перестройки Григорий рискнул съездить и Москву и разыскать свою первую жену. К его удивлению это оказалось очень просто. Детей бывшая так и не завела, мужей и сожителей за эти годы у нее было не меньше десятка. Кроме жалости никаких чувств у Григория она не вызвала. Перед поездкой он рассказал жене всю правду о себе.
Последние лет пять-шесть Григорий Иванович много времени стал проводить с двумя семьями своих бывших учеников, вернувшихся после учебы на свою малую родину и осевших в достаточно большом селе, расположенном в паре километров. Физически он последнее время значительно сдал, если бы не постоянная помощь бывших учеников, то ситуация была бы просто караул кричи.
С головой последние годы то же начались некоторые проблемы. Пока что их Григорий Иванович достаточно успешно решал достаточно простым способом, он просто перестал куда-либо спешить, старался все делать пусть и медленно, но правильно. Но последний год проблемы, связанные с возрастом стали нарастать как снежный ком.
Старший сын одного из учеников, раскопал интересную местную легенду. Якобы через год или два после разгрома пугачевского восстания, в здешних краях пытались укрыться несколько сотен пугачевцев. Были они заводским населением одного из уральских заводов и присягнули самозваному императору. Спасаясь от преследования карательных отрядов, ушли в Сибирь и в итоге оказались в Минусинской впадине. Но царские каратели были неутомимы и непокорные бывшие заводчане ушли дальше, в Саяны. Скорее всего там они и погибли.
Неугомонный юноша очень хотел найти их следы и узнать судьбу почти пятисот человек. Григорий Иванович на старости лет этой идеей увлекся и стал в меру своих сил помогать молодому человеку, которого он как-то незаметно даже для самого себя стал называть внуком, в его поисках и реконструкциях событий восемнадцатого века.
В начале мая 2003 года местные краеведы на правом берегу Саяно-Шушенского водохранилища, почти напротив затопленного Большого Енисейского порога нашли остатки очень интересного лагеря, на первый взгляд века восемнадцатого. Григорий Иванович очень внимательно выслушал рассказ о находке и неожиданно даже для самого себя попросил своего" внука" свозить его на это место.
Ранним субботним утром 24 мая Григорий Иванович со своим «внуком» и его отцом прилетели в лагерь местных краеведов, разбитый недалеко от их находки.
— Григорий Иванович, вы тут в лагере располагайтесь, а нам надо срочно кое-что сфоткать. Погода вон видите портиться, а фотки нам край надо сегодня перекинуть, — руководитель краеведов был страшно обрадован прилету гостей. Дополнительные рабочие руки явно были не лишними, а уж внеплановый прилет вертолета вообще был просто сказочным подарком. Поэтому появление очень старенького посетителя не вызвало никакого негатива, хотя в другой ситуации этот товарищ был бы очень возмущен таким визитом. Но не сейчас, внеплановый полет был исключительно знаком личного уважения к Григорию Ивановичу.
— Давайте сынки занимайтесь своим делом, а я тут с палочкой по-стариковски поброжу, я ведь тут тысячу лет не был.
Григорий Иванович остался один. Прямо перед ним внизу, расстилалась гладь водохранилища, образовавшегося после постройки Саяно-Шушенской ГЭС и скрывшего страшный порог многометровым слоем воды. Хорошо был слышен шум Енисея. Конечно сейчас это шумом можно было назвать только с большой натяжкой. Вот до постройки ГЭС Енисей шумел, а сейчас он тихонько шептал, ведь он стал намного шире и спокойнее. Григорий Иванович для себя водохранилище называл Енисейским морем.
Где-то вдалеке прогремел гром, вызвав легкую досаду Григория Ивановича.
— Глядишь так и погода испортится, и не удастся тебе старый ничего посмотреть, — пробурчал он.
Погода испортилась просто стремительно. Подул сильный ветер, явно все шло к дождю. Григорий Иванович поспешил укрыться от надвигающегося в палатке, но не успел. Низкие дождевые тучи взялись просто ни откуда. Загремели раскаты грома, как будто орудийные разрывы, а потом ударила молния буквально в десятке метров от Григория Ивановича. Он с трудом устоял на ногах, в глазах потемнело, сердце стало биться с какой-то бешенной скоростью.
Следующая молния ударила буквально в паре метров от Григория Ивановича, но он это уже не увидел и не почувствовал. Какая-то неведомая сила подняла его вверх за мгновение до удара молнии, а затем бросила вниз и вперед.
Григорий Иванович увидел, как рядом с ним, буквально на расстоянии вытянутой руки, пролетел столб огня, он даже почувствовал его огромную температуру. Затем взрыв где-то под ним, он успел подумать, что это молния ударила в землю. А затем он начал падать куда-то вниз, последнее что он увидел было то, что очертания залива стали куда-то исчезать и мощно загрохотал Енисей.
Внезапно наступили полная темнота и тишина, сознание медленно начало покидать Григория Ивановича. У него даже возникла аналогия с процессом сдувания проколотого шарика. Последняя его мысль была совершенно дикой: «А очнусь я в восемнадцатом веке!»
Глава 3
Внезапный резкий звук, какой-то металлический, как по пустой бочке бьют. Григорий открыл глаза и медленно сел. Темнота, бывшая в первое мгновение, начала отступать, появилась какая-то расплывчатая картинка. Она тут же начала фокусироваться и достаточно быстро Григорий начал все видеть ясно и четко.
Он сидел на опушке леса, а впереди и внизу был берег широкой реки и это был Енисей! Но Енисейское море куда-то исчезло. Справа раздавался какой-то непонятный, но очень громкий шум. Через несколько секунд он понял, что это шум мощного падающего потока воды и грохот падающих камней.
Всё тело болело, особенно левое бедро и голова просто гудела набатом. Григорий осмотрел себя. Верхней одежды на нем было, лишь исподнее: грязные старые кальсоны и разорванная окровавленная нательная рубаха. Под ней самодельный крест на простой веревочке. На ногах непонятное подобие обуви из какой-то грубой невыделанной кожи. Посмотрел на свои руки, ногти коротко и не ровно не то обкусаны, не то все-таки подстрижены. Руки далеко не холеные, но молодая, чистая и гладкая кожа. Он погладил лицо и шею, кожа то же чистая, гладкая и упругая.
Очень хотелось пить и гудела голова. Григорий встал и пошел к воде. До берега Енисея он спускался, как ему показалось, целую вечность. На берегу Григорий огляделся. Да он не ошибся, рядом громыхал и бесновался Большой Енисейский порог. Реку ниже порога, спокойной называть можно было только с большой натяжкой, но насколько позволял взгляд, она была чистой и не несла ничего разбитого.
Григорий напился и еще раз осмотрелся вокруг. Боль в теле стремительно уходила, набат в голове стих. Приглядевшись, Григорий увидел, что справа за кустом лежат люди. Подойдя ближе, он разглядел два бездыханных тела, уже холодных, но еще не окоченевших. На обоих разношенные черные сапоги с высокими голенищами, в них заправлены красные шаровары, рубахи-косоворотки, бешметы и зипуны. На одном обшитый золотым галуном кафтан. Широкие черной кожи пояса, на левом боку сабли в ножнах. Расширенные кверху высокие барашковые шапки. Григорий решил, что это казаки, тот, что в кафтане — офицер.
Сзади раздались какие-то шаги. Григорий обернулся и увидел метрах в пяти двух казачьих лошадей. Привязав их к большой, торчащей как свеча, ветки лежащего на берегу поваленного дерева, Григорий осмотрел седельные сумки.
