- И… что делать?
- Работать, - сказал я. – Сколько хлеба испечём, столько и продадим. Не больше, не меньше. Можно, конечно, подсократить количество ржаного – заменить один замес на медовый. Выручка от этого подрастёт. Но появятся недовольные – те из наших покупателей, кто победнее. Всё же медовый хлеб не всем по карману. Стоит ли оно того? Сомневаюсь. Всех денег не заработаешь.
- Не нужно ничего сокращать, мастер Карп! – сказал Полуша. – Я тут… эта… подумал… Я смогу за раз выпекать на двенадцать медовых батонов больше, если расположу их в печи чуть по-другому. Я… мне кажется… что у меня это получится. Вчера прикидывал – поместятся. Должны поместиться! Может, мне попробовать, мастер Карп? Если я испорчу одну партию хлеба… Я заплачу за неё, вы не переживайте!
«Опять он лезет со своими придумками! – проворчал в моей голове мастер Потус. – Не раз же говорено, етить его: от добра добра не ищут. Мои предки десятки лет укладывали в печь хлеб так, как я этого лодыря научил! Они уж точно не глупее него были. Губы от молока не обсохли, а уже лезет поучать старших! Нечего ему потакать, парень! Испортит продукт! Да и печь загадит!»
Ворчание старого пекаря я проигнорировал. Но улыбнулся: вспомнил, что к сорока годам и я когда-то стал опасаться любых новшеств. Теперь же, они не казались мне сродни святотатству. Должно быть, так на моём мировоззрении сказалась вторая молодость – она не только вновь наполнила мою голову мыслями о женщинах, но и вернула мне интерес к экспериментам. К тому же, я не видел трагедии в том, что Полушин эксперимент вдруг не увенчается успехом. Пожал плечами. Поправил так и норовивший соскользнуть с подноса ржаной каравай.
- Попытайся, почему бы и нет, - сказал я. – И не боись: платить ни за что не придётся. Как говорится: кто не рискует, тот... помрёт нищим. А мне нищим быть совсем не хочется: надоело. Так что делай, Полуша. Если считаешь, что шансы на успех есть, то попытайся. Потом и меня обучишь своей придумке. Лишних двенадцать батонов или караваев в каждой партии – для нас это здорово, это… попахивает неплохой премией для тебя, парень.
***
Я раскладывал хлеб на стеллаже за спиной Лошки, размышлял об идее своего подчинённого. По моим прикидкам, увеличение количества товара в каждой партии могло привести к неплохому скачку выручки – неплохому даже за вычетом налогов. Особенно если учитывать, что за предыдущие дней пять-семь магазин распродавал хлеб в «ноль» - закрывался, сверкая намытыми полками.
Утром мы уже давно не торговали «вчерашней» продукцией. За ночь я и Полуша едва успевали вновь заполнить витрины. Должно быть, потому народ и шёл к нам с самого утра – после обеда выбор товаров с каждым часом становился всё более скудным: заканчивался то один, то другой вид хлеба. Печи не успевали выпекать всю нужную продукцию – ускорить выпечку не получалось.
Мэтр Рогов почти мгновенно подсчитал, сколько денег я получу в итоге в случае успешного завершения Полушиного эксперимента. Вышло не так уж и много – не горсть золотых. Но и лишняя пара серебрушек в день – для Персиля очень даже чувствительное увеличение дохода. Тем более привлекательное тем, что для его получения работать ещё больше мне не придётся.
Я приводил в товарный вид витрины с хлебом. При этом мысленно обсуждал с профессором Роговым грядущие в случае Полушиного успеха изменения в бухгалтерии моего предприятия. Старался не грубить вставлявшему в наш разговор умные фразы мастеру Потусу (старик не желал идти в ногу со временем). Не сразу заметил, что голоса покупательниц за моей спиной внезапно стихли, словно кто-то нажал паузу на проигрывателе.
«Етить его», - сказал мастер Потус.
- Четыре пшеничных, - громко произнёс знакомый мужской голос. – Да. Пять…
Я обернулся.
Очередь из десятка женщин разделилась на две группы. Покупательницы отхлынули от центра зала ближе к стенам. Освободили широкий проход от двери магазина к прилавку, за которым прилежно растягивала губы в улыбке Лошка. Женщины молчали. Даже не перешёптывались, что выглядело очень странно и необычно. Смотрели на замершего у прилавка Рела Музила.
Бандитский атаман изображал обычного покупателя… которому доброжелательные горожанки позабыли объяснить, что такое очередь. Пользуясь отсутствием этого знания, как какой-нибудь большой чиновник из моего прошлого мира, Крюк будто бы не замечал прочих посетителей магазина. Он задумчиво разглядывал полки позади продавщицы, тыкал в сторону них толстенным пальцем.
- …Нет, пять – пожалуй, маловато, - сказал Музил. – Давай семь медовых. Да. Ржаного не надо – пусть его босяки едят. А это что у вас? На медовый похож. Как называется, красавица? Сырный? Не пробовал. Интересно. Ну… давай и их. Парочку. Хотя, нет… не возвращаться же… давай четыре сырных. Да. Я уверен, что у вашего хозяина любой хлеб получается вкусным. Я правильно говорю, бабоньки?
Женщины тут же откликнулись. Закивали головами. Затараторили вразнобой.
- Конечно, господин Музил!
- Тутошний хлеб самый луччий!
- Мы токмо тут теперича хлеб берём!
- У мастера Карпа золотые руки!
Крюк выудил из кармана стандартную для этого мира вещь – сетку-авоську. Протянул её продавщице. Пока Лошка изображала дрессированную обезьянку (прыгала около стеллажей, складывая в сумку заказ бандитского атамана), Музил развязал кошель, двумя пальцами достал из него жёлтый кругляш. Небрежно бросил его на прилавок. Женщины вытянули шеи, разглядывая блестящую золотую монету.
А Рел Музил посмотрел на меня.
- Здравствуй, мастер Карп, – сказал он.
- Здравствуйте, господин Музил.
Я привычно зажал подмышкой пустой поднос.
«Чего это он сам припёрся, етить его? – сказал мастер Потус. – Не мог прислать кого-нибудь из своих шавок? Никак задумал он чего?»
«Уверен, сейчас мы об этом узнаем».
- Понравился, мне твой хлеб, пекарь, - сказал атаман Крюк. – Особенно тот, что с мёдом. Не поверишь: всем теперь советую покупать хлеб только у тебя. Без шуток. Да. Вот, выдалось свободное время, решил заглянуть к тебе – посмотреть, что тут у тебя, да как. Узнать, не беспокоит ли тебя кто. По ночам, например. Да. Ну и хлебушка заодно прикупить. Раз уж я здесь. Сделай-ка себе перерыв, мастер. Угости меня чашкой мятного чая. Поболтаем немного… о жизни. Да.
Глава 26
Я решил совместить разговор с Релом Музилом и завтрак. Потому что утром неожиданно для себя с головой погрузился в работу и не удосужился поесть – теперь намеревался исправить эту оплошность. Пока я заваривал чай, сетка с хлебом исчезла из рук бандитского атамана. Похоже, Крюк явился ко мне не в одиночку – успел передать покупки своим спутникам. Но в мою гостиную он поднялся один. По словам призрака, в моё отсутствие Музил не скромничал: прошелся по комнатам, заглянул и в мою спальню, где на полу всё ещё лежал нож ночного гостя. Но атаман ни к чему не прикасался – только смотрел.
Заслышав мои шаги, Рел Музил вернулся в гостиную, уселся на то же место, что и в прошлый раз – лицом к ведущей на первый этаж лестнице. Скамья под ним тоскливо заскрипела, но вскоре умолкла, смирившись со своей участью. При дневном свете Крюк выглядел не таким грозным, каким казался вчера в полумраке: походил на большого плюшевого мишку, а не на дикого лесного медведя, как при прошлой нашей встрече. И улыбка его смотрелась вполне дружелюбно и приветливо. Хотя я нисколько не сомневался: Музил мог точно так же улыбаться, сжимая своими ручищами мою шею и наблюдая за тем, как я задыхаюсь.
Расставил на столе чашки и тарелки с хлебом (ну а чем ещё мне угощать гостя?), занял своё место – напротив атамана. Сперва я намеревался изображать простака – нести всякую чушь о погоде, о ценах на рынке, о видах теста и прочей ерунде, которой меня время от времени пичкал мастер Потус. Но не сумел перебороть лень. Да и не очень-то хотел в глазах своего гостя выглядеть идиотом. Потому просто молчал, дожидаясь, пока Рел Музил сам начнёт разговор. Ещё из опыта прошлой жизни помнил, что именно многозначительное молчание, а не умные рассуждения, придают тебе в глазах собеседника вид мудреца.
