(даже отсюда видно) постепенно переходил то ли в лес, то ли в парк, одновременно делясь надвое громадной чашей воды! Что это? Пруд? Озеро?
- Это… - Она запнулась, потому что горло перехватило от полноты впечатлений. – Это всё наше?
- Нет. Там, где высокие деревья склонились к воде, отсюда не видны решётки, отделяющие нашу часть озера от соседних поместий. Жаль, ты не умеешь плавать, - вздохнула Кристал. – Никас успел починить купальную беседку – через два-три солнечных дня могли бы и искупаться все вместе.
«Как это не умею плавать! – про себя возмутилась Аня, вовремя спохватившись и закрыв рот, потому как едва не выдала себя. – Очень даже умею!»
- Ну вот, - продолжила Кристал. – Вот это всё твоё…
А Лисса с писком поскакала по дорожке к садовым деревьям – кажется, к яблоням.
Глядя ей вслед, Аня вдруг прочувствовала, как холодная волна прошла по позвоночнику. «Вот это всё твоё…» И память будто прорвало. Она вспомнила.
В своей семье она всегда была изгоем. Почему? Не знала до последнего….
Как только ей исполнилось семь лет, её к себе, в деревню, забрала бабушка со стороны матери. Дед на внучку внимания не обращал, смотрел мимо – так, как будто и нет её в избе, а бабушка, устроив Аню в деревенскую школу, то и дело ворчала на её родителей: «Совсем уж девчонку забросили! Уж не могли как-то иначе…» И тут же замолкала, не объясняя, что она имеет в виду под словом «иначе».
Но Ане в деревне понравилось. Можно бегать в школу с подружками и друзьями, потом возвращаться домой, где никто на тебя не прикрикнет только потому, что бросила школьную сумку в сенях и убежала гулять. Правда, работать тоже пришлось – и много, но она не удивлялась и не отнекивалась: деревня же! И подружки так же много работают!.. И даже новости о том, что у мамы родился братик, а потом и сестричка, как-то не слишком её впечатлили. Это было… где-то далеко. Тем более в город девочку не возили ни разу за несколько лет. Вскоре Аня выросла настоящей деревенской жительницей: она не просто помогала деду и бабушке по дому, но работала в огороде, в саду, научилась прясть овечью нить, которую покупала бабушка, по мелочи шить и вязать…
Но пришло время – и родители вновь перевели её в городскую школу. Сначала Аня удивлялась и тосковала по деревенской вольнице. А потом начала понимать: её перевезли в город, чтобы она нянчилась с младшими и хозяйствовала по дому. Все домашние дела легли на её плечи, причём благодарности к ней никто не испытывал. Только покрикивали да ругали за малейшую провинность. Единственным просветом стали школа и книги. Читала много и запоем, едва выдавалась свободная минутка, хотя… Чего уж. Свободного времени было ой как мало…
Когда приезжала бабушка, Аня втихаря умоляла вновь взять её к себе, а та лишь вздыхала. Потом девочка закончила школу и только было заикнулась о поступлении в вуз (оценки хорошие – почему бы не попытаться?), как на неё наорали так, обозвав неблагодарной и обвинив во всех грехах, что она почувствовала себя и впрямь виноватой, а потому смирилась и продолжила ухаживать за младшими братом и сестрой. Те, к слову, глядя на родителей, тоже взяли в привычку командовать ею.
По сути, она превратилась в прислугу, которая ещё и деньги зарабатывает: мать устроила Аню на полставки техничкой в ближайший продуктовый магазин. Правда, ежедневная работа не стала аргументом для «отлынивания» от работы домашней, как это называл отец, всегда очень суровый к старшей дочери.
Как-то незаметно вырос брат, начал учиться в вузе, куда поступил на платной основе. Мать тут же перевела старшую дочь на другую работу: соседка по дому ездила в составе большой бригады на стройки в крупный город, работала вахтой, а теперь с собой ещё и прихватывала Аню. И родители, снова задурив старшей дочери голову и снова заставив прочувствовать себя обязанной всем членам семьи, заставили девушку не приезжать домой на две недели вахтового отпуска, работать беспрерывно: нужны были деньги и для оплаты обучения брата, и для будущего поступления младшей сестры…
Потом она работала, отдавая деньги для капитального ремонта в доме, который она уже не могла назвать своим родным и куда её почти не пускали, требуя работать и работать только для семьи. Пара неудачных знакомств в строительной бригаде подсказала, что лучше не иметь никаких отношений с мужчинами и не надеяться на бегство из семьи хотя бы по такой вроде как уважительной причине – с помощью замужества. Едва только родители замечали, что со старшей дочерью происходит нечто, что для них невыгодно, они немедленно собирали «семейный совет», на котором устраивали скандал с обвинениями в дочерней неблагодарности, давя на совесть. А совесть, как выяснилось, у Ани была весьма ранимой…
Научившись не самым сложным строительным специальностям, Аня вскоре была вынуждена работать и в квартирах брата и сестры: родители им купили квартиры в расчёте на её помощь в ремонте… Однажды она всё-таки решилась сбежать от такой жизни. Взяла документы, собрала сумку – словно для новой поездки на вахту… Сестра пришла не вовремя. Пренебрежительно глянула на сумку и спросила:
- Куда намылилась, сиротка?
- Что… - Горло перехватило. Так её ещё никто в семье не называл.
- А что? – уже презрительно спросила та. – Тебе ещё не сказали, что ты детдомовка? Что тебя взяли, потому что у родителей не получалось с детьми, а ещё потому, что есть примета: берёшь детдомовского ребёнка – и получаешь своего? Ну? Так ты скажешь, куда вещички собрала?
Она, потрясённая, ничего не соображающая, вышла на улицу, в дождь.
И дождь был сильным. И она, ошеломлённая, шла, вспоминая свою жизнь в деревне и у «родителей» и, наконец, понимая, почему так жила. И пошла она не по пешеходной дорожке, а по дороге перед домом… А из-за угла вывернула машина…
Нет, не уснула она в своей постели…
… И вот оно.
- Мой дом, - тихо проговорила Аня, пробуя на вкус странные для неё слова. И услышала обрывок из того, о чём увлечённо рассказывала Кристал.
- … На целых девять лет, Агни!
- Прости, Кристал, я задумалась. Что ты сказала про девять лет?
- Твой муж, дин Хармон,
