«Что? Где Изулиса?»
«Не могу сказать, древнейший.»
«Почему?»
«Я поклялся рассказать вам только то, что поклялся рассказать.»
«Что?»
«Что я только что и сказал, древнейший. Я принёс священную клятву и не могу её нарушить. Я могу рассказать вам лишь то, поклялся рассказать и объяснить.»
«Объяснить?» – я перешёл на крик. — «Тогда объясни мне, где моя мама и сестрёнка.»
«Я не знаю их, древнейший.»
«Ликура и Калиса.»
«Не могу знать, древнейший.»
«Что ты вообще тогда знаешь, кроме своих клятв, ящеролюд?»
«Прошу, не гневайтесь, древнейший. Я многое что знаю, и многое что поведаю — но есть вещи, которые я неспособен рассказать.»
«Да?» — гнев немного притупился, его место занял сарказм.
«Именно так, древнейший. Но я могу сказать, что вас ввели в заблуждение.»
«Интересно кто, и как?»
«Не могу знать, кто именно. Но знаю как. Я не ящеролюд. Я — Кта’сат, или ксат, если вам удобно. Можете обращаться ко мне так, либо моим полным именем, или сокращённым — Налдас.»
«Но как такое возможно, ведь мама говорила, что вы ящеролюды.» — меня настолько шокировало услышанное, что свои мысли я огласил в канал мыслеречи.
«К сожалению, вас ввели в заблуждение. Ящеролюды — не мы. Но я прошу простить меня — я должен покинуть вас. Вы провели без сознания двое суток: я вас напоил, но вам следует поесть.»
«Стой, я не закончил.» — протянул я и сразу почувствовал, что канал мыслеречи ослабел. Силы покидали меня.
«Не переживайте, древнейший. В вашем распоряжении не только много дней — вам доступны мои знания, которыми я поделюсь с вами. Теми, которые поклялся рассказать.»
«О чём ты?» — я уже ничего не понимал, плывя в потоке догадок и предположений.
«Я поклялся обучить вас языку н утонов и р атонов, и нашему языку, языку Кта’сат. Чтение и письмо также необходимо для вас.»
«Зачем?»
«Я поклялся обучить вас языкам в столь короткий срок.»
«Зачем?»
«Не могу сказать, древнейший».
«Что ты вообще можешь…» — сознание опять повело, я едва не отключился.
«Я могу многое, древнейший. Сейчас я покину вас, ненадолго. Я принесу еды, чтобы восстановить ваши силы.» — ящеролюд оборвал канал мыслеречи, низко поклонился и вышел из каюты.
Я уставился в потолок. Мысли подобно застравшим мухам в желе, жужжали и трепыхались. Я не понимал произошедшего, но надо брать ситуацию в свои лапы и действовать. Вот только встать у меня закономерно не получилось из-за непреодолимой слабости в теле, оставшейся после того случая в гостинице. Мне оставалось только ждать возвращения ящеролюда и думать, что делать дальше.
Глава 2
Под аккомпанемент скрипа промасленных досок и хлопков парусины, солёные брызги подбрасывались вверх волнами, рассекаемые носом торгового корабля. Ящеролю… Ксаты, снующие по палубе, не замечали стоящего на носу корабля «сородича», без татуировки на лбу и с посохом в руке. С самого первого дня плаванья игнорирование приобрело всеобъемлющий характер.
— Древнейший? — за моей спиной раздался спокойный размеренный голос.
Ещё один разумный с морщинистой кожей, какими полнится и этот корабль, и другие, плывущие в нескольких километрах от нас. Во всём торговом флоте, что огибал южный материк по северной части и стремился к восточным берегам — нет других рас, кроме одной.
— Налдас, — я легонько кивнул в ответ подошедшему ксату.
С того самого дня, когда я очнулся в каюте корабля — этот разумный подобно курице-наседке крутится рядом. И если бы только для обучения языкам. Складывалось впечатление, что Налдас охраняет меня от солёного бриза и морской болезни. Что же скрыто за этим спокойным взглядом и не самым развитым телом, чьи плечи углами торчат под одеждой? Лёгкая и спокойная походка кажется болезненной, а пристальный многозначительный взгляд с каждым днём нервирует всё больше и больше. Но куда сильнее меня бесит это постоянное «Не могу сказать, древнейший». Да и от слова «древнейший» в печёнке свербит.
— Я надеюсь, вы накрасталанд к уроку языка нутонов и ратонов?
— Я-что?
— Я надеюсь, вы накрасталанд и…
— Накрасталанд? Что это означает?
— Степень готовности, — спокойным ровным голосом объяснял Налдас. — Такая, когда разумный отдохнул, полностью восстановил силы и готов к новым свершениям.
— Да, я готов. Но ответь: почему меня игнорируют, когда я пытаюсь заговорить с командой корабля?
— Не могу сказать, древнейший.
Пришлось вновь подавить вспышку гнева. Что не спроси — один ответ. Сколько будет продолжаться плаванье, и почему только один корабль причаливает в порт, а другие стоят вдалеке? Понятно, что запасы воды и еды в трюме защищены: пропитанные магией амфоры и бочки надёжно всё сохраняют, да и сами стены трюма разрисованы светящимися рунами. Но разве матросы не должна сходить на берег, чтобы отдохнуть? За два месяца плаванья флотилия из пятнадцати кораблей посетила лишь семь портов. И каждый раз в порт заходил лишь один корабль.
— Начинай, — я устало посмотрел в глаза Налдаса. Его вертикальные зрачки чуть сузились.
— Мы с вами остановились на словах…
— В гнезде! На два часа в нос! — закричал ксат, только что вышедший на палубу.
— Есть на два часа в нос! — ответили сверху мачты.
На палубе матросы замерли. Каждый раз, стоило капитану выйти и крикнуть заветные слова, то все с надеждой смотрели вверх. На самой верхотуре мачты из неказистой бочки торчала голова ксата, старательно высматривающего вожделенную полосу на горизонте.
— Есть, — спустя минуту томительного ожидания наконец загорланил смотрящий. — Подтверждаю землю на два часа. Флаг на крепости. Он из жёлто-красных квадратов. Их восемь.
— Мы причаливаем! — раскатистый бас капитана растормошил застывшую команду. — Приготовится! Первый…
— Флаг из восьми квадратов — отличительная символика империи Талкая, а красный с жёлтым — цвет портового города Гантар, — Налдас поспешил внести ясность в происходящее.
— Мы наконец-то приплыли?
— Совершенно верно. Но прошу меня простить, я отойду на минуту, — услужливо кивнув, Налдас направился к капитану.
На фоне крепкого моряка мой щуплый сопровождающий казался задохликом. Вот только перед этим задохликом капитан раскланивался как перед божеством, чуть ли не целуя ноги в низких поклонах. Изучающе посмотрев на солнце и обменявшись несколькими фразами Налдас пошёл обратно, а капитан с облегчением посмотрел ему вслед. Меня же главный по кораблю вообще старался не замечать, будто я прокажённый.
— Прошу меня простить, древнейший, но…
— Неужели так сложно обращаться по имени? Уже тошнит от этого слова. Давай, повтори за…
— Прошу меня простить, древнейший, но я не могу обращаться к вам вашим настоящим именем. Это огромное табу.
— Почему?
— Не могу сказать, древнейший.
— Тогда другим именем, которое мне дали в той пещере. Оно…
— Прошу меня простить, древнейший. Мне известно имя вашей оболочки, но я не смею обращаться к вам так, пока мы находимся в море.
— Почему?
— Не могу сказать, древнейший. Но могу сообщить, что, сойдя на землю, я буду обращаться к вам только по имени вашей оболочки. Это произойдёт в ближайшие часы, ещё солнце будет в зените. Мы многое успеем сделать за сегодняшний день, но сейчас нам следует отправиться в каюты и подготовится.
Приглашающим жестом Налдас указал на конец палубы, на лестницу к нижним участкам судна.
Раздосадовано посмотрев на ксата — я направился к лестнице. Вот только эта досада лишь чистейшая игра. С самого первого дня нашего знакомства мне стало очевидно, что Налдас ничего не скажет. Пытаться же давить на него или угрожать физической расправой более чем глупо: за него заступится капитан и, скорее всего, вся команда корабля. Меня одного слишком мало на столь огромную толпу. Иногда даже казалось, что матросов гораздо больше необходимого.
