тоже рассматривая свёрток и фамильяра, сидящего на нём. — Да что ему будет-то?
Он прошёл по комнате, подошёл к кокону и пнул его, осторожно целясь так, чтобы не задеть Штопора, довольно перебирающего лапками.
Внутри ничего не пошевелилось, видимо, Орлов всё-таки был без сознания. Но дед на всякий случай сказал:
— По-хорошему, тебя надо было бы убить прямо тут, чтобы ты больше не поганил воздух своим дыханием. Но я не судья тебе. Убив тебя тут, я стал бы подобен тебе. Я отведу тебя на суд людской. Подонок! Позорище Стрибога!
И он ещё раз пнул свёрнутый из паутины кокон. На этот раз внутри что-то дёрнулось и застонало.
Штопор аккуратно разгладил паутинки, которые помялись после удара дедовым ботинком и преданно посмотрел на меня.
— Ну, рассказывай, что ты тут натворил? — спросил я, вкладывая в слова всё тепло, на которое был способен, полностью следуя заветам Кропоткина.
— Я, когда пришёл, тут много-много вкусного было! Вот этот вот, — он ткнул лапкой в кокон, — тут везде бжу-у-ух делал. Вертелки такие с ветром, — я так понял, это Штопор о смерчах рассказывал. — Вкусные, как беляши на вокзале, но маленькие. Я их ам-ам, и всё. А он воздух давай везде откачивать, но — дурной же, сначала трещин везде наделал, а уже потом душить решил. Ну я его цапнул, конечно, за попу, — паук, который сейчас был размером с собаку, обнажил жвало и показал, как он это сделал. — Тот давай кричать: «Ай-ай-ай!». Я и укатал его, чтобы не хулиганил. А потом вот тот дядя, — он указал на Романова, — решил меня покормить всякими разными сладостями. Боялся и кормил, кормил и боялся. Ням-ням-ням.
Подняв бровь, я обернулся к Романову, который слушал весь наш разговор с немым вопросом во взгляде. Скорее всего, он понимал ещё не всё, что лопотал фамильяр, но последнее точно разобрал.
— Да я перепугался до жути, — признался Романов, наливая себе новую порцию в квадратный бокал. — Думал, помираю уже от кислородного голодания, вот и мерещится всякое. Ну я в него весь запас защитных артефактов и запустил. А он только знай: «Ням-ням». У меня до сих пор руки трясутся, — и он продемонстрировал пальцы, которые действительно немного подрагивали.
— Дядь, а у тебя ещё не осталось тех красненьких? — засмущавшись, спросил Штопор. — Они самые сладкие.
— Что ещё за красненькие? — удивился дед и тоже перевёл взгляд на Романова.
— Тотальный уничтожитель всего живого в радиусе пятнадцати метров, — пожал плечами Пётр Алексеевич. — А у него даже изжоги нет. Я в шоке, — а затем он боязливо обратился к Штопору. — Нет, неведомая зверушка, к сожалению, тех красненьких больше не осталось. Вообще больше не осталось артефактов. А ведь это годовой запас был, — последнюю фразу он сказал, ни к кому конкретно не обращаясь.
Внутри кокона что-то задвигалось. Судя по всему, Орлов, наконец, пришёл в себя.
— А он оттуда не выберется? — оглядывая свёрток из паутины, спросил Дед. — А то придётся сейчас тут ещё обстановку попортить.
— Нет-нет-нет, — замотал головогрудью Штопор. — Это нельзя! Невозможно! Попробуйте!
С этими словами фамильяр слез с закрученного в паутину Орлова, подобрал острый осколок стекла, лежащий тут же, и протянул его Державину-старшему.
Тот осторожно принял кусок стекла, взвесил его в руке, затем примерился к паутине и попробовал её разрезать. Затем ещё и ещё раз.
— Кажется, проще будет стальной канат перерезать, — резюмировал он, затем ткнул остриём посередине свёртка, чем вызывал сдавленные стоны изнутри. — Слушай, — он повернулся к Штопору. — А нельзя ли нам из этой штуки защитную одежду пошить, а? Будешь нашим модельером, как тебе предложение?
— Я… я… — фамильяр начал переминаться с ноги на ногу, словно был очень взволнован предложением. — Я не против! Но сделаю, как скажет Никита. Он — мой друг, он — мой наставник.
«О, как, — подумалось мне. — И я уже чей-то наставник. Хорошо же».
— Давайте не сейчас об этом, — попросил я. — У нас императорская семья где-то под землёй завалена. Займёмся ими. Пожалуйста.
— Я всё понимаю, Никита, — ответил мне дед. — Но мы должны дождаться Славу, чтобы передать ему этого для допроса, — и он ещё раз пнул кокон, чем снова вызывал сдавленные стоны.
— Может, я поеду к Громову с Чернышёвым? — спросил я, лелея надежду, что дед меня отпустит и я смогу предпринимать непосредственные действия для спасения принцессы.
И, словно в ответ на мою просьбу, случилось сразу два события. За окном послышался звук работающих вертолётных лопастей, а деду на телефон позвонили.
— Слава, садитесь где-нибудь во дворе и поднимайтесь на третий этаж, тут для вас подарочек, — проговорил в телефон Державин-старший, после чего нажал отбой и тут же перезвонил по-другому номеру.
Я сразу понял, что он разговаривал с Вадимом Давыдовичем. И по тону разговора тут же понял, что вагон всё ещё не нашли. Мне хотелось бежать и хотя бы самому пальцами ковырять стылую землю, чтобы докопаться до сплющенного в толще земли вагона. Единственное, что меня успокаивало, — это чувство, что Варвара всё ещё жива. Да, ей очень плохо, но она жива. Я очень надеялся, что оно меня не обманывало.
— Хочешь, я пойду с тобой и доберусь до вагона? — предложил мне Штопор, поставив лапку с повязанным шейным платком мне на ногу.
Признаюсь, я этого очень хотел. Примерно понимал, что могут испытать император и императрицей, но, по крайней мере, фамильяр их мог также замотать в коконы, чтобы избавить от любого внешнего воздействия.
Я уже начал обдумывать этот план, как дед сказал, подойдя ко мне:
— Позволишь твоего питомца отправить вместе со Славиком?
— Это ещё зачем? — слишком уж резко ответил я, понимая, что весь мой план сейчас полетит к чертям. — Я хотел взять его с собой, чтобы в тоннель запустить.
— Поверь мне, — сказал на это Игорь Всеволодович, положив руку на плечо, — три абсолюта, включая меня, прекрасно справятся с этой задачей. А вот чтобы упаковать остальных мятежников, нам потребуется помощь Штопора.
Во мне боролись весьма противоречивые чувства. С одной стороны, я хотел заткнуть уши, чтобы не слышать деда, схватить фамильяра и броситься с ним в тоннель. С другой, я понимал, что
