И… ну вы поняли, когда ты готовишь на красивой кухне из красивых ингров под хорошую музыку для любимых людей, то душа тоже поёт как не знаю кто. И выходит запеченная симфония или овощное танго. А тут у нас суровый край, борьба за выживание и разжёвывание основ марксизма параллельно с пережевыванием пищи, не очень вкусной, зато в меру натуральной.
Это я всё к чему? Это к тому, что Павлик, оказывается, не приучен есть всё вот это, к чему готовит советская действительность и что готовит его мама. Можно сколь угодно долго восхищаться вкусом котлеток с пюрешкой, но если твоя мама работает пять дней в неделю, то котлетки эти будут из кулинарии. Вы знаете, что такое кулинария? Не, это не мясное животное, которое забивают и прокручивают на фарш. Кулинария при ближайшем рассмотрении оказалась филиалом гастронома, в котором работают советские люди со всей советской беспощадностью к… прежде всего к покупателям.
А вот сами представьте: ты такая вся из себя красивая женщина с золотыми серьгами по всему лбу, и дома тебя ждут такие же упитанные детки, которые постоянно хотят кушать. И ждут они не только тебя, но и сцуко-сумку, в которой им несут вкусняшки. Кто встаёт как враг между сумкой и твоими детинушками? Покупатель, самое ненавистное существо! Он тоже считает, что имеет право кормить детей (заметь — не твоих, а каких-то совсем чужих наглых оглоедов), он прямо из твоей глотки готов вырвать это мясо, которое ты кладешь в котлетки по девять копеек за штуку. Должна класть в котлетки по девять копеек. Когда-то клала, в юности, пока тебя не отругали старшие товарищи, пока не народились младенчики-кровиночки. Вот и думайте, дорогие мои, стоит ли искать в покупной котлете то мясо, которое предназначено для детей продавцов гастрономии и кулинарии. А еще ж что-то надо обменять на импортные дутые сапоги-луноходы, без которых сынульку в школе за человека не посчитают.
Я вам не говорил, кого здесь и сейчас считают людьми? Тех, кто крутится, кто может что-то достать или купить с переплатой, потому как бабок куры не клюют. А прочие, которые в ширпотребе — это граждане. Именно для них писан закон, о них неустанно думает партия вообще и товарищи в частности. Товарищи — это вам не граждане и не люди, товарищи не достают, не стоят в очередях, у них даже деньги стали рудиментарным органом, без которого в принципе можно неплохо жить. Товарищи получают пайки, дефицит им дают в распределителях, а путевки в санатории ничего не стоят. Потому как товарищи — соль земли нашей, подлинные строители и первые тестировщики коммунизма.
— Так что, Пашка, суп ты есть категорически отказываешься? А чего, вкусно же. Как бы…
— Отказываюсь! Он с капустой. А котлеты есть?
— С пюрешкой?
— С пюрешкой — и смотрит с надеждой на старшего брата.
— Нету. Макароны будешь?
— Твои? Буду!
Понятное дело, мои макароны любой будет. Мои макароны даже я ем без напряжения душевных и прочих сил. А всего-то натереть сыра, да кинуть в свежесваренные макаронные изделия сливочного масла побольше. Да с луковой разжаркой. И не переварить макарошки, чтоб не начали слипаться. Насчет «не ошпариться», когда сливаешь я писать не буду — взрослому и так это понятно, а мелкие так не смогут. Вот такие макароны с сыром мой младший брат будет. Ха! Да я даже на родителях как-то испробовал этот рецепт — сожрали без остатка всё подчистую! Отец Мишин попытался развить идею, мол раз так умеешь готовить, Михаил, то…
— Да ты что! Кроме макарон и не умею ничего, и времени ни на что вечно не хватает. — И сразу руки в защитном жесте в сторону отца, только что отворот не начал вслух читать.
— Я как-то успеваю всё, думаешь, нам с матерью легче?
— Я не думаю, пап. Ты сам посчитай: в школе учусь, причем пытаюсь без троек, чтоб аттестат выглядел прилично; музыкальный коллектив собрал, с пацанами занимаемся музыкой, раз уж вы меня в музыкалке столько лет мариновали; в кружок роллеров хожу, с тренером вместе всякие трюки разрабатываем; в центральную прессу статьи пишу…
— Ну ты уже через край хватил! Разок написал, теперь год говорить будешь?
— А ничего, что я в три издания статьи подготовил, а потом еще переделывал? А то, что я каждый день дневник пишу, это время не отнимает?
— При чём тут дневник?
— При том. Я стиль вырабатываю, чтоб рука не отвыкла от публицистики. Раз уж выбрал себе занятие на всю жизнь, надо каждый день в себе тренировать журналиста. И, наконец, я занимаюсь физкультурой, чтоб уважали, чтоб здоровье было, чтоб вы гордились! — Эк меня понесло, словно мне не до лампадки, что про меня кто думает. Но как аргумент зашло.
— Это верно, мы тобой гордимся, да. — Отец начал отползать назад. Ладно, раз ты такой занятой…
Чего-то мысли перескакивают с одного на другое. Разговор тот с отцом по поводу готовки уже две недели как состоялся. А сейчас у меня кот некормленный мяучит под ногами. Фигурально выражаясь. Пашка, кис-кис! Иди жрать, существо!
— Сам ты существо! Сейчас, штаны переодену и приду! — Кричит из комнаты мелкий. Это что, я вслух его позвал как кота? Бывает…
«Мы сегодня репетицию решили замутить не как обычно, а вечером. И пообедать успеем, и меньше народу в актовый зал соваться будет. А то когда после уроков остаёмся, то и полкласса с нами тусит. Вроде своя компания, но пацаны и девки галдят как на батарейках. И при этом не заткнешь их. Ну и не скажешь однокласснику: "Чего приперся!", он вроде кореш твой. Так что дома я пробуду недолго, а вот потом в школе можно будет зависнуть до ночи, ну как минимум дотемна. Уроки? А что уроки… Письменные прямо сейчас сделаю, а устные пусть так из головы всплывают, если смогут.
Нормально так порепетировали. Кто-то вспомнил, что мы вроде «Черного кота» прошлый раз пробовали изобразить. Тот раз не пошло, а сегодня по непонятной мне причине всё было зашибись! Ирка поймала кураж и прямо как фортепьянила, так
