class="p1">— Наябедничаешь.
— До чрезвычайности просто. Завтра утром расскажу всё как есть…
— Ну, ну. Можешь прямо сейчас начинать, — подначил его я. — Давай, зови маменьку. Или… этого… как его там… Фицджеральда.
Каким бы себя гениальным Мишенька ни считал, о главном он пока не догадывался. Тело контролирую я. И это уже не его, а моё тело. А он, всего лишь голос в моей голове. Так что в результате я был уверен и попросту издевался. В отместку за «непроходимо тупого».
Нет, он, конечно же, попытался. Не знаю как, но я слышал, что он пыжится словно индюк, стараясь задействовать голосовые связки. Пробует выдавить из горла хоть звук… Но получалось у него ровно ноль.
Я же пока решал другую проблему — разбирался в голосах в голове. Хотел понять, где моё, где чужое. В принципе получалось, но с непривычки чувствовал себя шизофреником в стадии весеннего обострения. Такие себе ощущения, надо сказать. Необычные.
Вдобавок откровением стала реакция моего визави. Я думал, что он как минимум испугается, и такого наезда точно не ждал. А Мишенька мало что теоретически обосновал перенос чужого разума в тело, так ещё и знал средство, как разум этот изгнать. Оставалось надеяться, что таких умников в этом мире немного.
В любом случае информации у меня сейчас мизер и надо как-то налаживать контакт, пока не разберусь, что к чему. Но первый урок я уже получил — от местных священников лучше держаться подальше.
* * *
— Как успехи, сиятельный? — ядовито поинтересовался я минут через пять, когда надоело выслушивать шипящие звуки.
— Вы как честный человек, должны сами во всём признаться, — заявил он, умолчав о бесплодности своих упражнений.
— Ты уже определись, придурок. Я честный человек, или простолюдин без манер? Как ты там выразился? Люмпен?
— Мне жутко неловко, что я вас обидел своим неосторожным высказыванием и со всей искренностью прошу в этом прощения, — скороговоркой протараторил Мишенька, но в его голосе больше слышалась фальшь отвращения, нежели искреннее раскаяние. — И тем не менее, настаиваю, чтобы вы признались.
— Лицемер, — проронил я, показав, что не обманулся в его истинных чувствах. — Можешь не извиняться, мне на самом деле насрать. Но не думал ли ты, что процедура инициации, чем бы там она ни была, тебя не просто ослабила. Ты умер. И сейчас говоришь, только благодаря мне. Необразованному, без манер и тупому. Как тебе такой расклад?
Мишенька не на шутку задумался. Я прямо-таки слышал, как зашевелились извилины нашего с ним общего мозга. Подождал немного и накидал дополнительных поводов для размышлений:
— И, если у твоего батюшки Никодима получится меня изгнать, в чём на самом деле я сомневаюсь, не умрёшь ли ты окончательно?
На самом деле я сомневался в другом. Как раз в том, что у батюшки НЕ получится. Лично мне снова помирать не хотелось. Жизнь — прекрасная штука. Даже в теле юнца. Тем более в теле юнца. А то, что оно, это тело, немощное и слабое, так мы это дело быстро поправим. Пока же надо разобраться, что это за мир такой, чего инициировали инициацией, и чем Мишеньке (читай мне) грозит факт, что он/я её не прошёл.
Мой невидимый собеседник так и не пришёл к определённым выводам, но признавать своё поражение не хотел. И я задницей чувствовал, что мне это вылезет боком. Не сразу. Но когда-нибудь обязательно вылезет. Но это бог с ним, будем решать проблемы по мере их поступления, пока же есть куча куда более насущных вопросов. И я принялся их задавать.
— Не поделишься, твоя светлость, как ты так обосрался с инициацией?
Я специально говорил грубо, чтобы его посильнее задеть. Понимал, что, если начну лебезить или сопли жевать, в нём заиграет графское. И тогда он совсем охренеет и не станет разговаривать с таким быдлом, как я. Нет, я-то, конечно, быдлом себя не считал. Но он вполне мог.
— Ничего не обосрался, — буркнул Мишенька, от расстройства переходя на нормальный язык. — Там последнее испытание жёсткое. Выбросом внутренней магии выжгло хранилище и каналы.
— А что за испытание?
— Вызов покровителя рода.
— И какой у нашего рода покровитель?
— Смоляной Аргамак.
«Ну да, мог бы и сам догадаться. Смолокуров — смола — смоляной…».
— Не мог. Вы нездешний.
«Тьфу ты чёрт, постоянно забываю, что он мысли читает».
— Неприлично упоминать о присутствующем в третьем лице.
— Не занудствуй. Лучше, скажи вот что, — спросил я, пользуясь тем, что Мишенька наконец-то разговорился. — чем так озабочен отец? И почему твоя смерть, лучше, чем тот факт, что ты выжил?
— Отец объявил меня своим преемником накануне инициации, — грустно вздохнул Мишенька и неожиданно взорвался. — Я не хотел! Лучше бы дядюшку назначил новым Хранителем, он и желание изъявлял. А я… а я вообще художником хотел стать… матушка поощряла…
Вроде и объяснил, но ясности не прибавилось. Каким преемником? Чего хранителем? Я только понял, что не ошибся в одном: Мишенька — маменькин сынок в классическом варианте.
Судя по всему, отец-генерал прочил отпрыску блестящую карьеру военного, а маменька потакала творческим порывам, всячески оберегая чадушко от невзгод солдатского быта и казарменного общения. Такое даже в моём мире происходит сплошь и рядом. Здесь наверняка всё сложнее. А уж со всеми этими родовыми заморочками, и вообще тёмный лес.
— А что за Совет, перед которым надо отчитываться? — осторожно спросил я.
— Совет Высших Родов, — ещё больше погрустнел Мишенька.
— И чем он так страшен?
— Судом Чистой Крови. Судить теперь меня будут. Меня, папеньку и весь наш Род.
— Судить? — удивился я, не понимая к тому причины. — Но за что?
— Не хочу обсуждать это с первым встречным, — замкнулся вдруг Мишенька. — И вообще, мне надо побыть с собою наедине.
Смешно. Особенно если учесть, что мы в одной голове. И тем не менее ощущение чужого присутствия пропало.
Я пожал плечами: как хочешь. Только я не первый встречный. И расхлёбывать это дерьмо придётся нам вместе. Хотя с подходом моего визави, скорее всего, мне одному.
Полежав так ещё минут десять, я расслабился и присоединился разумом к спящему телу.
* * *
— Мишенька, сынок, доброе утро! — разбудил меня мамин голос.
Шурша юбками, она ворвалась в мою комнату, отдёрнула шторы и распахнула окна, впуская внутрь свежесть утра, соловьиные трели и аромат сосновой хвои.
— Утро добрым не бывает, — буркнул я и накрылся с головой одеялом.
Не потому, что вставать не хотел. Просто знать, что матушка умерла и видеть её вот так в новом обличии, то ещё испытание. Должно пройти время, чтобы смириться с потерей родных.
