Путешественники были одеты в грубые рубахи и штаны, шли босиком и опираясь на посохи. Их лица, впрочем, как и наши, покрытые серой дорожной пылью, делали путников неотличимыми друг от друга. У каждого через плечо висела большая тряпичная сумка, сшитая из мешковины, а на головных уборах приколото множество оловянных блях с изображениями святых, но помимо этого у многих на одежде я видел пришитые значки. Когда люди подались в сторону, освобождая нам дорогу, Жак пренебрежительно бросил: — Ишь, какие! Хотят быть святее святых. Шалишь, не получится.
— Паломники? — высказал я догадку, что сразу было подтверждено кивком возчика. — А что у них пришито на одежде?
— Это знаки посещения святых мест. Их многие монастыри продают или дарят. Скажу честно, по мне так это глупость ходить по святым местам. Конечно, если тебе нужно исцелиться от тяжелой болезни и нет другого выхода, как надеяться на божью милость, то, наверно, можно пойти в другой город и помолиться мощам святого, который исцеляет такие болезни. Вот только даже в этом случае я пойду в церковь и буду молить господа о ниспослании мне помощи. Знаешь, почему я так сделаю?
Жак явно, по-детски, хотел, чтобы я его спросил.
— Почему?
— Наш священник в своей проповеди как-то сказал: для истинно верующего бог есть везде. Он вездесущ. Теперь ты понимаешь, что моя молитва придет к господу в любом случае, и ездить никуда не надо, — сейчас в его голосе звучало торжество, словно он прямо сейчас сделал эпохальное открытие. — Так зачем тратить свою жизнь на это? Кружка пива, хорошая компания и податливая девчонка: разве не ради этого мы живем?
— Согласен. От пива я бы и сейчас не отказался.
Жак, покопавшись под сиденьем, достал наполовину пустую кожаную флягу: — Глотни, приятель.
Сделав несколько глотков, я вернул флягу. Возчик основательно приложился к горлышку, потом заткнул баклажку пробкой и бросил обратно под сиденье.
Несколько минут я обдумывал смысл паломничества, пока в голову не пришла следующая мысль: — Раз они ходят туда-сюда по монастырям, то почему бы им не пойти в монахи?
Парень засмеялся: — Да кто этих бездельников возьмет?
Из его дальнейших объяснений, и к моему большому удивлению, стало понятно, что в монастыри людей со стороны просто так не брали. То есть можно постучаться в ворота, потом плакаться и бить себя в грудь, крича, что мой путь — это служение господу, но это не поможет, если ты, конечно, не редкий специалист в каком-либо ремесле, либо знаешь несколько языков и умеешь переписывать книги. Только в подобных случаях можно попасть в монастырь, а так, кроме миски жидкого супа, куска сыра и хлеба ты ничего не получишь.
Пока я переваривал полученную информацию, мы догнали другой купеческий обоз, стоявший на дороге из-за сломанного колеса одной из телег. Задерживаться не стали, и только те, у кого были знакомые, коротко обменялись радостными криками и обещаниями при следующей встрече как следует напиться. Купцы, в свою очередь, сухо поздоровались со своими коллегами, не выражая при этом особенных эмоций.
"То ли конкуренты, то ли личная неприязнь, — подумал я, оценив их отношения.
Вскоре нас обогнал королевский чиновник, сборщик налогов, с помощником, четырьмя конными стражниками и двумя наполовину загруженными телегами. На боку у помощника болталась большая кожаная сумка. Насчет него меня просветил опять же Жак, дополнив свою короткую речь ругательствами, из чего нетрудно было сделать вывод, что и в старые времена эту службу не любили. Дальше снова потянулась пустая дорога, не считая крестьян на полях на фоне парочки деревень, да далекого силуэта, то ли замка, то ли монастыря.
С одной стороны, издалека все это смотрелось, как французская пастораль. Природа, крестьяне, птички поют. С другой стороны, если не считать зеленой травки и птичьих трелей, местные крестьяне вблизи выглядели далеко не так радужно. Особенно мужчины и женщины в возрасте. Морщинистые лица, впалые животы и натруженные руки. Нетрудно понять, что такой вид они приобрели от тяжелого труда, недоедания и некачественной пищи. Про местную гигиену мне даже думать не хотелось. От неприятных мыслей меня отвлек стук копыт, а затем всадник, обогнавший нас.
— Глянь, Клод, королевская почта, — проинформировал меня возчик, прервав свой очередной рассказ о пьянке с приятелями.
Проскакавший мимо нас всадник порадовал меня яркими цветами одежды и наброшенной сверху двухцветной накидкой, одетой сверху, блестевшей на солнце, кирасы.
"Белый и красный. Королевские цвета? — сразу возник вопрос, но спрашивать не стал, чтобы окончательно не пасть в глазах Жана.
Вскоре нам попался, скакавший на встречу, регулярный отряд королевских войск. Состоявший из двух дюжин королевских лучников во главе с офицером. Все они имели красно-белые ливреи, которые подтвердили мое предположение, кроме того, на левой стороне груди у всех были нашиты какие-то значки. Насколько я мог предположить, это были знаки, указывающие принадлежность солдат к какому-то определенному отряду. У каждого из них одной стороны седла был прикреплен лук, с другой — колчан со стрелами, а с пояса свисал короткий меч. Я проводил их глазами, потом спросил у возчика:
— Жак, а в городе, куда мы едем, можно найти работу, хоть на время? Может, что посоветуешь?
— Парень, я в Амбуазе никого не знаю. Только скажу тебе честно, Клод: ты какой-то малость придурковатый, поэтому мало найдется желающих иметь такого работника, хотя ты всегда можешь наняться на чистку общественных туалетов или подработать на кладбище у могильщика.
— Я же читать умею, — принял я обиженный вид.
Жак в ответ только пожал плечами.
"Отличная перспектива — чистильщик общественных туалетов".
Снова потянулся скучный и однообразный пейзаж из полей и лесов, пока я не разглядел на нижних ветвях дуба, росшего в метрах тридцати от дороги, пятерых повешенных. Судя по тому, что их лица были исклеваны воронами до полной неузнаваемости, а вместо глаз были черные дырки, висели они тут давно. Только когда мы подъехали поближе, я смог углядеть на стволе дерева какой-то вырезанный знак.
— Жак, это что? — обратил я внимание возчика.
— Разбойники, — в очередной раз удивленный моей тупостью, ответил мне Жак.
— Да нет. Вон там, — и я ткнул пальцем в направлении значка. — Вырезано на стволе дерева.
— А-а-а. Так это королевская лилия, — но увидев мой вопрошающий взгляд, продолжил пояснение. — Вырезается для того, чтобы все знали, что разбойники пойманы жандармами и повешены по королевскому указу.
Как я потом узнал, "королевская лилия" — геральдический цветок лилии, входя в герб французской династии при Валуа и Бурбонах, считался эмблемой королевского дома.
ГЛАВА 2
Стены Амбуаза показались ближе к вечеру, но еще до этого признаком приближения города стало оживление на дороге, которая постепенно стала наполняться народом. Навстречу нам ехали пустые повозки и тележки крестьян, распродавших свой товар в городе, чаще стал встречаться самый разнообразный народ, а по обочинам дороги пастухи гнали с пастбищ стада овец и свиней.
Стоило обозникам увидеть видневшиеся вдалеке городские стены, как люди сразу оживились, а вслед за ними зафыркали, прядая ушами, лошади, словно почуяли, что их здесь ждет свежее сено и отдых. Меня, в свою очередь, тоже охватило нетерпение, состоявшее из любопытства человека, приезжающего в новое место и тени надежды, что меня там могут узнать.
Когда мы подъехали поближе, я увидел мост через реку, а на другой стороне раскинувшийся город с замком. Мне уже было известно, что здесь находится королевская резиденция. Высокие и мощные стены замка вздымались вверх. Линии тяжелых защитных контрфорсов постепенно переходили в стрельчатые окна зданий, украшенные орнаментом. Сам город был скрыт городскими стенами, над которыми виднелись только крыши, печные трубы и церковные шпили. Сами стены, защищавшие город, имели шесть метров в высоту и толщину два с половиной метра и были сложены из могучих валунов, облицованных неровными блоками грубо обтесанного известняка.
