Иначе мы все погибнем. Его ужасающий пример по-своему меня зарядил, и я уверенно отправился следом за ликвидатором.
Уверенно иду вперёд и, даже не задумываясь, перерубаю какой-то твари с телом человека и головой голубя сухожилия на ногах и следом, не давая ему упасть, срубаю голову, двигаясь дальше.
Ветер, пронизанный запахом гари и гниения, нес с собой вопли и стоны, доносящиеся из-за баррикад. Казалось, что сама атмосфера напряжена до предела, словно грозовая туча над городами. На фоне этого мрачного пейзажа величественно возвышались баррикады, сооруженные из всего, что попалось под руку: разбитых вагонов, деревянных щитов, кирпичей. На них уже появились следы сражения: осколки, пробоины и опалины, а в некоторых местах и остатки демонов, похожих на густую слизь.
Стражи с серьёзными лицами уверенно стояли в своих постах. Их доспехи, составленные из пластин стали и кожи, носили следы недавних битв. На многих из них видны вмятины от ударов, а на некоторых пластинах еще белели засохшие пятна крови. Их шлемы, украшенные гербами города, пусть и не идеально гладкими, на них видны царапины и сколы, свидетельствующие о тяжелых сражениях. За спиной у каждого стража висел меч с деревянной рукоятью, а на боку прикреплена кобура с пистолетом, который, судя по затертой от многократного пользования рукояти, не раз в бою.
Рядом с ними стояли ополченцы. Их экипировка выглядела значительно проще. Многие из них одеты в простые кожаные куртки с подкладкой, а на ногах лишь грубые сапоги. В руках держали длинные копья или топоры, некоторые из них уже заточены с помощью камня, а другие еще ждали своей очереди. Их лица закопчены, а глаза полны осторожности. Некоторые из них еще не справились с трепетом, но все готовы защищать свой участок и дом. Лицо одного из ополченцев особенно запоминалось. Он выглядел молодым, и в его глазах не видно страха, а лишь твердое решение защищать свой дом.
По бокам от баррикад остатки некогда прочных преград горели ярким пламенем, перемешанным с густым черным дымком. Огонь лизал деревянные щиты, остатки разбитых вагонов, и даже некоторые из кирпичей под действием жара трескались и раскалывались. Яркие языки пламени танцевали в ночном воздухе, отбрасывая дрожащие тени на лица стражей и ополченцев.
В огненных языках можно разглядеть остатки демонов, которые атаковали соседей. Их тела, похожие на густую слизь, с черными глазами и острыми когтями, но уже обгоревшими и искаженными. Они лежали на земле, словно отброшенные в сторону игрушки.
Некоторые из ополченцев смотрели на остатки баррикад с тревогой. Они знали, что те, кто стоял на этих баррикадах, уже не с ними. Знали, что среди них остались их друзья, их соседи, их родственники. И что это может быть их судьба уже пару минут.
Воздух наполнился тяжелым запахом гари, перемешанным с резким запахом крови, который еще не успел исчезнуть. Казалось, что самый воздух пропитан страхом и отчаянием. Он прилипал к горлу, заставляя каждый вдох становиться мучительным. Это запах смерти, запах поражения, который висел над городом, как непроницаемый туман.
В этой тяжелой атмосфере, ожидающей новой атаки, звучал шепот страха. Что проникал в каждую щель, в каждую трещину в баррикадах, в каждую душу, которая осталась в живых. Шепот был негромким, но всепроникающим. И говорил о том, что это еще не конец.
Но в этом шепоте страха звучало и ожидание надежды. Не яркой, не громкой, но твердой и неумолимой. Надежда на то, что все выживут, что они смогут защитить свой город, что они смогут победить. Надежда на то, что их дух не сломлен, что они готовы сражаться до конца.
И в этом шепоте страха и надежды, в этой тяжелой атмосфере ожидания, лежала вся суть этого города, всей его жизни, всей его трагедии. В этой атмосфере было все: страх, отчаяние и неугасимая надежда на лучшее будущее.
Как только мы оказались у самых баррикад, ликвидатор с невозмутимым лицом показал страже свой жетон. На нем выгравирована эмблема города, а также написано его звание и номер. Страж бегло проверил жетон, кивнул и дал нам знак подняться на баррикаду.
Мы поднялись на деревянный настил, который уже покрыт пылью от разрушенных зданий и засохшей кровью. Сверху открывался вид на опустевший переулок. Баррикады стояли крепко, но везде видны следы сражения.
Покинув этот сектор, мы натолкнулись на группу зеленокожих дикарей, которые с упоением грабили овощную лавку старого еврея. Их лица искажены злобой, а в глазах блестел бесконтрольный огонь. Они бесцеремонно рылись в ящиках с овощами, бросая их на землю, и забирали все, что им попадалось под руку. Старый еврей, с изможденным лицом и грустными глазами, бессильно стоял в стороне, отчаявшись остановить грабителей.
Я узнал этого еврея. Он держал овощную лавку уже много лет. И я часто покупал у него бакалею, и он всегда был вежлив и добр ко мне. Гнев тут же вспыхнул в душе.
— Пойдем, — сказал ликвидатор хмуро, и мы направились в сторону дикарей. Его шаги выглядели уверенными, каждый звук по брусчатке эхом отдавался в тишине переулка. Лицо невыразительным, но в его глазах блестела холодная решимость, от которой по спине пробежал холод. — Пришло время показать вам, что такое настоящая магия, — проговорил он с улыбкой, которая казалась не человеческой, а скорее даже более демонической, чем у убитых мною демонов.
На кончиках его пальцев заискрились синие искорки. Они казались яркими и живыми, словно капли синей жидкости, застывшие в движении. Танцевали вокруг его рук, играя и переливаясь от голубого к темно-синему. С каждой секундой они становились ярче, больше и в то же время более непредсказуемыми.
Его лицо, как и раньше, выглядело невыразительным, но в глазах блестел не только гнев, но и удовольствие, и ожидание. Он словно хищник, который приготовился к охоте. И в этот момент стало понятно, что перед нами не просто человек, а нечто более мощное, нечто более опасное.
— Ненавижу ксеносов… — сплюнул он и на миг застыл, повернувшись ко мне лишь своей обгоревшей до кости стороной. Это воистину ужасающее зрелище. Одна сторона его лица выглядела целой, но вторая представляла собой пугающую картину опустошения: кожа выглядела чёрной и сгоревшей, словно дерево, которое прошло через пламя. Череп проглядывал через трещины на коже, а оставшиеся куски мяса остались обгоревшими и черными, как уголь.
На его лице нет и капли страха и даже хоть какой-то эмоции, кроме глубокой, неизмеримой ненависти. Что тяжелым грузом лежала на его плечах, отдавливая его в землю, заставляя
