Последние годы, посещая Санкт-Петербург, я приезжал на своём автотранспорте, а из общественного пользовался только метрополитеном. Все знания о городском транспорте, что накопилось за детство и юность почти полностью выветрились у меня из головы.
Потихоньку вспомню, а пока решил идти пешком. Может и не самое правильное решение, но не такси же мне брать! Можно конечно на метро с пересадками, но по времени займёт столько же, и то не факт.
В будущем через Малую Неву перекинут кривой мост Бетанкура. Но сейчас мне подходит только Тучков мост, что требует от меня совершить крюк в пару лишних километров. Нет, я конечно слышал, что зимой местные по льду ходят на «Серный» остров. Но я не сумасшедший, дойду до моста. Моя цель — переулок Декабристов, дом семнадцать, где в 1991 году детишки найдут клад с сотней золотых советских червонцев.
Хреново чищенные от снега и льда тротуары не добавляли скорости к моему перемещению. Тем не менее, через пару часов пешей прогулки я оказался на месте. Напряженности добавлял не самый спокойный район города, где в возведенные новостройки заселяли лимиту**** работавшую на заводах города. В основном на близлежащих: Орджоникидзе, Приборе и Козицкого.*****
Отсюда и риск столкновения с местными резкими мальчишками, которые на каникулах шатались по всему своему району. Да и пустынное Лютеранское кладбище, тянувшееся вдоль половины переулка Декабристов, оптимизма не добавляло. Но как-то всё обошлось. Пару раз попадались группы подростков, которые на меня косились, но так никто и не подошел и не окликнул.
Внутрь нужного мне дома попасть я не смог. С парадного не пускала злая и страшная бабулька-вахтер, а чёрный ход был заложен кирпичом. В здании, согласно вывеске, располагалось женское общежитие завода номер семь. Офигеть логистика, завод «Арсенал» располагался в Калининском районе города, а его общежитие почти в десяти километрах от него.
Ну и фиг с ними, с червонцами. Долежали до девяносто первого года в моём прошлом, долежат и сейчас. Время есть.
Назад бить ноги, рисковать нарваться на вопрос: «пацан, а ты с какого района», не пришлось. На глаза попался автобус с номером 47, на боковом маршрутоуказателе которого, сквозь грязь смог прочитать про Литейный проспект. На нём и доехал практически до Невского проспекта, где и пересел на трамвай. При виде сцепки из двух трамвайных вагонов КТМ-5****** с номером 65, в памяти всплыла информация, что этот номер довезет меня до улицы имени профессора Попова, куда мне было и надо. На обед я успел почти впритык.
После обеда хотел завалится поспать в номере. Но выяснилось, что у группы посещение Петропавловской крепости. Поехал с ними. Зачем самому добираться если довезут почти в центр города.
Автобус высадил нас на углу Троицкой площади. «Революции», — мысленно поправил я себя. Хорошо хоть вслух не ляпнул. Вся группа дружно потопала в сторону Иоановского моста в крепость, а я остался. Еще в Азове объяснил своей команде, что иногда буду занят делами по новому снаряжению и поэтому с ними не всегда буду ходить на экскурсии. Вот и сейчас они утопали, не удивляясь почему я отстал от них.
Осмотрелся по сторонам, как всё знакомо и одновременно не знакомо… Справа дом с колонами и институт Ленпроект. В доме с колонами сейчас вроде бы проживает Николай Перумов*******. Хотя могу и путать, где-то об этом читал в том, своём прошлом-будущем. Ладно, мне прямо, к зданию станции метро Горьковская. Попробую удачи теперь на улице Декабристов.
Там, на крыше дома, в стропилах должна быть заначка отчима моего кореша Петьки Фёдорова. Которую должны найти и обнести неизвестные в апреле 1986 года. Что-то около пятисот рублей, но, опять таки, это всё со слов отчима. Вот и проверим. А может и станем теми самыми неизвестными.
Доехал до станции Площадь Мира и поперся по старой памяти в пересадочный тоннель к Садовой. Но внезапно уперся в деревянные щиты ограждения. «Тьфу пропасть!» — его же еще не открыли.
Пришлось вылезать из-под земли на Площади Мира. Опасливо покосился на громадный бетонный козырек над входом станционного павильона, который в 1999 году рухнет и убьёт семь человек.
Дом номер четыре по улице Декабристов был знаменит. Сам по себе доходный дом Брунста ничем не был примечателен. Довольно ветхое четырехэтажное здание, построенное в начале 19 века и перестроенное еще дважды в течении того же века. Но в нём, почти год, проживал Николай Васильевич Гоголь. О чём и имелась бронзовая табличка на фасаде.
Вход в дом был со двора. Парадный вход вместе с половиной первого этажа оккупировала жилконтора. И первым же встреченным мной человеком при входе в подъезд, оказалась пожилая женщина, восседавшая на венском стуле рядом с массивной батареей отопления. При виде меня она встрепенулась и строгим голосом почти прохрипела:
— Ты хто? К хому?
— Здрасте тётя Реля, я Женя, к Фёдоровым, на третий.
Тётка Апрелия была местной сумасшедшей. Но тихой и неопасной. Она в детстве, во время блокады попала под бомбёжку. Её сильно контузило и, видимо, это привело к необратимым изменениям в психике. Она стала считать себя ангелом-хранителем этого дома. Убирала и мыла подъезд, гоняла курильщиков и постоянно работала самоназначенным консьержем.
По-моему, это был единственный жилой подъезд в Октябрьском районе без запахов кошачьей мочи и надписей на стенах. Жильцы нарадоваться не могли такому полезному помешательству и всячески ей угождали, хозяйки подкармливали и делились старой одеждой. Случались у неё и обострения, примерно раз в год. Она начинала всех обходить и предупреждать о воздушной тревоге. Сначала потихоньку, потом всё настойчивее, но никогда никого силой никуда не тянула. Тогда её отводили через дорогу, в 28 больницу, которая сейчас имени Нахимсона********. Надо же, вспомнил! И как раньше «Максимилиановская лечебница» называлась, и что Адмиралтейский район раньше другое название имел.
Услышав от меня свое имя и знакомую фамилию жильцов, она тут же выдала мне пропуск, выразившийся в вялом взмахе рукой и непонятном бормотании чего-то себе под нос. И я поскакал по ступеням на самый верх. Второй и третьи этажи занимали коммуналки, а на четвертом были квартиры. А мне был нужен чердак, ключ от которого гордо висел на гвоздике рядом с дверью.
На чердаке меня ждал облом. Никакого тайника и соответственно никаких денег я в нужном месте чердачных балок не обнаружил. Или его изначально не было, а отчим друга всё зачем-то придумал, или деньги прятались позже.
Хрустя насыпным утеплителем, грустно двинулся к выходу. И внезапно споткнувшись, чуть не упал.
— Ёксель-моксель, под ноги смотреть надо, — зло пробурчал я. — За что я там хоть зачепился?
Причиной моего спотыкания был край жестяной коробки. Вот тебе и клад нарисовался. Раз не взорвалось ничего, значит не взрывчатка. Заберу с собой, а в гостиничном номере посмотрю, чего нашел. Откопал коробку, тщательно замотал в старые газеты, да и запихнул в свой школьный рюкзак.
Спускаясь по лестнице в подъезде, разминулся с молодым парнем, мимоходом скользнув по нему взглядом. И только на улице до меня дошло, что я встретился с самим собой. С моим прошлым, двадцатилетним я. Это открытие настолько вывело меня из себя, что я перестал смотреть под ноги. Из-за чего поскользнулся и чебурахнулся в придорожный сугроб, пребольно стукнувшись коленом.
Эта боль мне немного прочистила мозги, и я смог добраться до станции метро. Но в вагоне, опять закопался в глубины своей памяти, пытаясь вспомнить, что я делал у Фёдоровых второго января 1986 года. Вроде ходил к ним, но видел там мелкого пацана в клетчатом пальто или не видел, так и не вспомнил.
За всеми этими самокопаниями уехал аж на «Чёрную речку», пришлось возвращаться до станции метро Петроградская. В гостиницу я попал почти одновременно с нашими. Не пришлось ждать в вестибюле, потому что все номерки на ключи от номеров были у Владимира Владимировича. Пропуска-то выписали на всех, а ключи выдали только взрослым.
