Георгий Петрович отодвинул котелок от огня, всыпал в кипяток горсть заварки. Чаинки, постепенно намокая, ровным слоем разошлись по поверхности. Запахло крепким чаем.
Фёдор Игнатьевич и Тимофеев, постелив на землю плащ, раскладывали на нём бутерброды.
— Разувайся, Андрей! — решительным голосом сказала Катя. — Я осмотрю твою ногу.
Я послушно стянул сапоги. Размотал мокрые портянки. Кожа на ноге была бледной от сырости и отдавала синевой. Но в целом, ступня выглядела на удивление прилично.
Катя тщательно ощупала ступню и щиколотку. Прикосновения её рук были удивительно приятными. Я прикрыл глаза. Не знаю, заметила ли это Катя, но чуткие пальцы задержались на ноге. Или мне показалось?
— Кхм!
Георгий Петрович подошёл и сел рядом со мной.
— Расскажешь, где пропадал четыре дня, Андрей Иваныч?
Я отвёл глаза. Ведь обещал Трифону никому не рассказывать о нём. Но как тут промолчишь?
— Георгий Петрович!
Я оглянулся, но все были заняты своими делами. Тимофеев разливал чай по кружкам. Павел лежал на спине, беззаботно глядя в небо. Катя убирала в наплечную сумку так и не понадобившийся бинт.
— Георгий Петрович! — тихо повторил я. — Я вам потом расскажу, что смогу.
Генерал удивлённо поднял брови.
— Ну, хорошо. А как ты думаешь — кто устроил пожар?
Я помедлил.
— Не знаю. Доказательств у меня нет, а без них обвинять человека не хочу.
Генерал кивнул.
— Понимаю. По следам мы тоже вряд ли что-то выясним. Так за последние две недели столько народу перебывало, что...
Не договорив, Георгий Петрович махнул рукой.
— Подозрительно другое. Знаешь, зачем мы к тебе приехали? Впрочем, пусть лучше Александр Сергеич расскажет.
Генерал кивнул Тимофееву.
— Жмыхин на прошлой неделе приезжал в Ленинград, — сказал Тимофеев. — Пытался устроить так, чтобы новую базу передали в его ведение. У него много сторонников в правлении общества. По их инициативе мы провели заседание.
— И что решили? — спросил я.
— Решили оставить всё, как есть. Кроме того, руководство общества очень довольно твоей работой, Андрей Иваныч. Постановили предложить тебе постоянную работу в должности егеря. Что ты об этом думаешь?
— Не знаю, — растерялся я. — А как же моя учёба?
— Можно учиться заочно, — вмешался Георгий Петрович. — На сессии Александр Сергеич тебя отпустит, не сомневайся. Ну, что скажешь?
Я задумался, прихлёбывая горячий чай и с аппетитом откусывая бутерброд с колбасой.
А ведь это выход! Мне нравилась эта жизнь, эта работа. Возможность быть ближе к семье, но, в то же время, жить отдельно и самому стоять на ногах. Нравилось жить в Черёмуховке. Я с нетерпением ждал открытия осенней охоты. Так хотелось закончить к этому времени базу на озере. Не судьба. Ну, что ж! Это не повод опускать руки. Отстроим домики заново.
Была и ещё одна причина согласиться на предложение Тимофеева. Несмотря на то, что воспоминания потихоньку возвращались, я не был готов к встрече с сокурсниками. Только-только освоившись в новой жизни, я не хотел стремительно менять её на другую — непонятную, полную своих сложностей.
Мне предлагали простой и хороший выход. Всего-то и надо было съездить в деканат, написать заявление о переводе на заочное обучение.
Я, как наяву, представил долгие зимние вечера, которые можно спокойно и интересно проводить над учебниками, неторопливо вникая в материал. За окном будет завывать вьюга, будут уютно потрескивать поленья в печи, зафыркает закипающий чайник. Я заварю кружку крепкого индийского кофе и примусь старательно вникать в какую-нибудь классификацию позвоночных.
Хорошо!
— Согласен! — улыбнулся я.
Бутерброд кончился, и я с сожалением вздохнул. Но Тимофеев тут же протянул мне огромный кусок белого хлеба с толстым ломтем сыра.
Эх, вкуснотища!
— Вот и отлично, — кивнул Георгий Петрович. — Теперь закончим по Жмыхину. Никаких доказательств против него у нас нет. Да, он потерпел неудачу в попытке объединить базы. И пожар случился сразу после его возвращения из Ленинграда. Но это вполне может быть совпадением. Тем не менее, я попрошу тебя, по возможности, приглядывать за ним. Думаю, это вполне безопасно — он не рискнёт тебе мешать. А домики мы отстроим, как можно скорее. Подключу кое-какие связи.
— Договорились!
Из леса мы выбрались только к вечеру. Как ни крути, шёл я медленно, постоянно опираясь на свой костыль. Всем остальным приходилось подстраиваться под мой медленный темп.
На опушке леса нас дожидался «Газик» председателя и «УАЗ», за рулём которого скучал Рустам. Увидев, как мы выходим из леса, сержант заулыбался и выскочил из машины.
— Нашёлся? Вот здорово!
— Что у тебя с продуктами, Андрей Иваныч? — спросил председатель. — Есть, чем гостей кормить?
Я пожал плечами.
— Садись ко мне, — предложил Фёдор Игнатьевич. — Я тебя до магазина довезу. А гостям дай пока ключ от дома.
— Да у меня денег с собой нет, — возразил я.
Но председатель только махнул рукой.
— Разберёмся!
Катя и Павел забрались назад. Я вскарабкался на переднее сиденье, а Фёдор Игнатьевич сел за руль.
— Сначала, Катюша, мы тебя завезём, — обернувшись, сказал он. — Небось, больные заждались уже.
— Хорошо, Фёдор Игнатьевич, — согласилась Катя.
Это были едва ли не первые слова, которые она произнесла за всё время дороги.
«Газик» фыркнул двигателем и, подпрыгивая, покатился по полю.
Через десять минут мы въехали в деревню. Я с удовольствием вдыхал сладковатый запах навоза от совхозной фермы и рассматривал идущих по улице людей.
Как, оказывается, можно соскучиться, всего за четверо суток!
Мы подъехали к медпункту и высадили Катю. На скамеечке у входа её уже дожидались две бабульки, несмотря на жару, наглухо укутанные в пуховые платки.
Катя торопливо попрощалась с нами и поспешила к пациенткам. Фёдор Игнатьевич внимательно посмотрел ей вслед.
— Паша, ты тоже шёл бы, — неожиданно сказал он. — Мне с Андреем Иванычем поговорить надо.
— Так и мне надо, — улыбнулся Павел.
— Значит, подойдёшь к магазину — там и поговорите, — хмуро отрезал председатель. — А сейчас вылезай.
Павел, ничуть не обижаясь, выскочил из «Газика».
— Увидимся, Андрюха! — сказал он мне и пошёл по улице в направлении сельсовета.
Я удивлённо посмотрел на Фёдора Игнатьевича.
Председатель достал из кармана папиросу, размял её и закурил. Сизый дым пополз по кабине, защекотал ноздри.
— Тут такое дело, Андрей Иваныч, — без обиняков начал он. — К Лиде муж приехал.
Я непонимающе поднял брови. Но через секунду до меня дошло, о чём говорит председатель.
— И что? — внезапно охрипшим голосом спросил я.
— А то, — строго ответил Фёдор Игнатьевич. — Был он на северах, за длинной деньгой погнался. И теперь вот решил вернуться.
Председатель глубоко затянулся. Облако дыма окутало его коренастую фигуру.
— Лида приняла его? — снова спросил я.
— А это не наше с тобой дело, — покачал головой Фёдор Игнатьевич. — У них семья. И пока они сами между собой не разберутся — я прошу тебя не вмешиваться. Понял, Андрей Иваныч? Никаких прав на Лиду у тебя нет. А поломать всё можешь в один миг. Вот и прошу тебя — дай ей самой решить, как лучше. Вот сделает Лида свой выбор — тогда и будешь думать дальше. А до тех пор — ни-ни. Понял?
Он повторил это с нажимом.
Я задумался только на секунду. Как ни крути, Фёдор Игнатьевич был абсолютно прав. И слова его справедливы. Нельзя вмешиваться в чужую жизнь, если ничего не решил сам.
— Понял, — кивнул я. — Вы правы, Фёдор Игнатьевич.
Напряжённое лицо председателя разгладилось.
— Вот и хорошо, — с облегчением сказал он. — Спасибо, что понял меня, Андрей Иваныч.
Он протянул мне руку.
— Поехали в магазин. С Лидой я сам поговорю.
Возле магазина Фёдор Игнатьевич оставил меня сидеть в машине, а сам скрылся за тяжёлой железной дверью.
