Будний день, и посетителей в парке немного. В основном, мамашки с колясками, несколько школьников с цветастыми неуклюжими портфелями. Парочка пенсионеров, что двигает шахматные фигуры в беседке неподалеку. Дворник вылизывает асфальт. Метет усердно, будто парк готовится принять важную делегацию.
— Привет, Андрей Григорьевич, — Горохов появился будто из ниоткуда.
Заметил я его почти в последний момент. Либо расслабился, либо он спец по конспирации. Скорее всего, и то, и другое. Расслабляться нельзя, но я знал, что будет дальше. Поэтому с осторожностью особо не заморачивался.
Я привстал и пожал руку шефу:
— Как дела на работе? Затянулся мой больничный…
— Заварил ты кашу, Андрей… Меня, как твоего начальника, хотели временно отстранить от службы. Москва вступилась. Сказали, что дело по Дубову надо закончить. Вот, представь себе.
Мы сидели бок о бок, подставляя лица солнцу.
— Все правильно, только Гоша Индия его не убивал.
— Поздно, Андрей, коней на переправе менять. Я уже в Москву отрапортовал. Все ждут скорейшего результата. Гоша на поправку идет. Скоро из больницы в СИЗО переведут. Там разговорится.
— Неправильно все это…
— Что?
— Дворник нас слушает.
— Андрей… Тебе нужно сдаться. Ты меня знаешь. Я за своих порву. А так ты преступник — в бегах. О себе не беспокоишься, так мою репутацию пожалей.
— В СИЗО у меня руки связаны будут. Вы же меня не хотите слушать.
— Мы все взвесим и во всем разберемся. Я могу ходатайствовать в генеральной, чтобы у местных дело в Москву забрали по тебе. Сам расследовать его не могу, понимаешь же, что лицо я заинтересованное. Закон не позволит. Но все, что смогу, сделаю…
Я повернулся к Никите Егоровичу:
— Вы же верите, что я ни в чем не виноват?
— Конечно, верю. Но и ты мне поверь.
— Во что поверить?
— Что зла я тебе не желаю.
— Черт! Дворник нас точно слушает, — я встал и прикрикнул на мужика в телогрейке и с кривой метлой из караганника. — Что уши развесил? А ну пошел отсюда!
Тот отшвырнул метлу и выхватил откуда-то пистолет:
— Стоять! Милиция.
Из-за кустов на меня со спины ломанулись сразу двое. Пенсионеры бросили шахматы и кинулись тоже к нам. Только сейчас я разглядел, что это вовсе не дедки. Одеты по-стариковски, а морды-то молодые оказались.
Я повернулся к Горохову и громко сказал:
— Эх, Никита Егорович, а я вам верил…
Тот, опустив глаза, тихо пробормотал:
— Прости, Андрей Григорьевич. Но так будет лучше. Особенно для тебя..
На мне повисли сразу трое. Я не сопротивлялся. Рука еще не в полную силу работает, да и тельце мое под прицелом. Постоял еще несколько секунд, сопротивляясь весу повисших на мне тел. Когда в меня вцепился четвертый, ноги мои не выдержали и подкосились. Я рухнул, как срубленный дуб.
Голубое небо перед глазами сменилось на серый асфальт, который наглым образом ободрал мне нос.
Щелк! На моих запястьях сомкнулись наручники.
Глава 25
Конвойный лязгнул замком камеры, отпирая дверь. Второй расстегнул мне наручники. Я повернулся к нему, а тот опустил глаза:
— Ты это… Андрюх. Прости, если что…
— Ты-то при чем? — улыбнулся я дежурному КПЗ. — Твое дело маленькое — за порядком следить и меня сторожить. Не ты меня сюда запихал, а мой любимый начальник.
— Все равно на душе паскудно… — вздохнул молодой сержант. — Мы же с тобой вместе в милицию пришли. Ты вольнонаемным, а я в ППС тогда.
— Все нормально, прорвемся, — честно говоря, я не помнил имени сержанта, с которым просто до этого виделись изредка в коридоре и здоровались. А он меня хорошо запомнил. Особенно после дела о новоульяновском душителе.
— Почему тебя сюда определили? — недоумевал дежурный. — К уголовникам. Ты же действующий сотрудник, тебе отдельная камера положена. Ну или хотя бы не с урками.
— Наверное, Сафонов постарался. Любит он меня, как бык красную тряпку. Как узнал, что меня задержали, небось, ручонки потирает и голову ломает, как жизнь мне усложнить. Скотина…
— Ну, ты, если что, стучи… В дверь. Я рядом побуду пока.
— Да не заморачивайся. Разберемся.
Дверь, небрежно слепленная из толстых листов железа, недовольно скрипнула и распахнулась. Я вошел в камеру. Бух! Стальное полотно за мной захлопнулось, накрепко заперев в тесном помещении с двухъярусными шконками (всего 4 шт) вдоль стен, парашей в углу и металлическим столом, приваренным к полу. Воняло потом, нечистотами и вообще — подвалом.
— Вечер в хату, граждане заключенные, — я оглядел присутствующих.
На нижних ярусах сидело трое. Из одежды лишь полинявшие трико и майки-алкоголички, которые открывали синеву татуированных плеч и груди. Традиционные купола, голые бабы, какие-то змеи и прочие зверушки.
— О, а ты чьих, парнишка, будешь? — расплылся в неполнозубой улыбке самый “синюшный”. Морда лысая и наглая, как у Нагиева, который пока что, наверное, на уроках сидит мается.
Проверяют меня, гады. Главное сейчас — правильно поставить себя, иначе заклюют. Это решающий момент, после которого окошко захлопнется — от параши не выберешься. Так что ответил я твердо, но без вызова:
— Можешь называть меня Андрей Григорьевич, если коротко, то Григорич.
— А ментик-то с гонором, — едко поддакнул второй, с пузом и прищуром, как у Леонова, как раз когда он был в роли Доцента и занимал лучшую койку у окна.
Опа… А Сафонов уже позаботился, чтобы они узнали, кто я такой. Не повезло, блин. Зэкам не повезло. Придется ведь отстаивать честь советской милиции и в таком злачном месте. Без выбитых зубов никак не обойтись. Главное, лишнего ничего не сломать, чтобы на меня еще телесняки не повесили.
— Ментяра не понял, куда попал, — хмыкнул третий, самый худой из них, похожий на Кощея, и нос такой же крючковатый, только волосы на голове имеются. Седые не по годам. — Нужно объяснить, где его место.
Ну началось… Вот к чему лишние разговоры? Психологически хотят сначала продавить. Если знают, что я мент, нападали бы сразу. Так хоть какой-то шанс у них был бы. А без организованной атаки, то есть, без заточки, “бабочки” и “розочки” эта шобла мне не опасна. Привыкли стаей наваливаться, и никто им сопротивления не оказывает. Но, как говорится, лучшая защита — это мордой об стенку. Так я и сделал.
Быстрым шагом подошел к троице, и “Кощея”, что сидел ближе всех, схватил пятерней за морду и с ускорением приложил затылком о бетонную стену.
Бум! — звук глухой, то ли стена полая, то ли голова пустая. Скорее всего, второе…
Кощей сполз на шконку и затих. Минус один. Те двое, конечно, вскочили.
— Ах ты, сука! — лысый бросился на меня, но напоролся на мой кулак прямо своим носом.
Судя по выпученным глазам, он так и не понял, как я так руку умудрился выкинуть далеко вперед. Все дело в правильной стойке и повороте плеча. Бокс — это вам не кулаками махать, это тактика.
Нос его предательски хрустнул. Черт! По-любому сломал. От удара лысый откинулся назад и вдобавок приложился спиной о кривоногий стол. Размазывая кровь по морде и сыпя проклятия сквозь зубы, сполз на вторую шконку. Минус два.
Я развернулся, готовый к продолжению битвы. Честно говоря, после всего пережитого за последние дни эта стычка меня, скорее, забавляла. Будто я был персонажем самодельной компьютерной игры со странными правилами — как у Березкина из комедии про олигархов и зеков.
— Не бейте меня! — выкрикнул на упреждение третий, пузатый. — Я вообще не с ними. Их за грабеж повязали, они так-то в СИЗО должны были уехать после допроса, но почему-то сегодня их здесь оставили. Говорят, распоряжение начальника УВД.
Ну, естественно. Я чувствовал, что это только первый, но вовсе не последний “подарочек” пресловутого начальника. Ведь теперь я оказался целиком в его власти.
— А ты за что чалишься? — небрежно бросил я.
— Так я это самое… Гражданин начальник, за ни за что… Как и вы.
