— Крепко их прижало, раз согласились на все условия и подписали присяжные листы, — Магнус ухмыльнулся, вспоминая, как раболепствовала перед ним городская делегация, прибывшая в Хапсаль. Уговорили сменить гнев на милость и прибыть в Ревель, дабы горожане устроили ему овацию, и принять у магистрата присягу в соборе.
Вот только момент наступил самый благоприятный, и Магнус стал ревельцам «выкручивать руки», фигурально выражаясь. Ратманам такое не понравилось, однако деваться им было уже некуда — пришлось уступать по всем пунктам. Сквозь зубы согласились на смягчение цеховых правил, дали согласие на присвоение эстонцам статуса мастеров наравне с немцами и быть в ратуше на одних правах, обязательное выполнение налоговых и портовых сборов в пользу короны, а не только городской казны. Проще говоря — делиться нужно, и не жадничать!
Король получил беспошлинное право для торговли в городе, и взял на себя охрану Ревеля и порта, вместо нанимаемых магистратом наемников, как повелось издавна. Позволить содержать частную армию нельзя никому, слишком велики риски. Магнус разрешал ганзейским городам содержать только внутреннюю стражу, выполнявшую чисто полицейские функции. И тем заставил ратманов считаться со своими соображениями — наличие флота, что может установить морскую блокаду порта, и армии, что обложит город с поля, поневоле заставит магистрат быть намного сговорчивее.
Но кроме кнута был и пряник!
Запрет в Нарве торговать любым иностранным кораблям, кроме тех, на которых ливонские флаги. А это означало, что Ревель снова становится центром посреднической торговли с богатым Московским царством. Правда, аппетиты пришлось урезать — урвать все и сразу, пришлось заменить на чуть-чуть и понемногу. Московским «гостям» вернули конфискованную у них собственность, русские товары не должны были облагаться пошлинами, и скупать их следовало по «божеской» цене, а не по нищенским расценкам. Зато перепродать тем же любечанам или висмарцам уже по «своей», отсыпав в королевскую казну часть прибыли.
Так что, такая возможность «подсластила» огорченных купцов, которые уже не могли получать прежние барыши, пришлось смирить «аппетит». Но все прекрасно понимали, что жить придется по новым правилам. И оглядываться постоянно на московские власти — приграничные крепости было запрещено восстанавливать в прежнем виде, и держать там королевские войска. Так что лучше жить с соседями в мире и согласии, и больше не нарываться на конфликт. Подобный тому, который привел к Ливонской войне, когда русских купцов ревельцы просто ограбили!
Глава 44
— Занятно, не думал, Магнус, что ты столь заблаговременно начал чеканку собственных монет. Да, серебро чистое, сразу видно — проба как в богемском иоахимсталере. Так ведь?
— Ты прав, именно эту монету и взяли в качестве образца.
— Уйдет быстро, сам знаешь — плохие деньги со временем вымывают из страны добрые. Тебе просто не хватит серебра.
— Зато прибудет масса товаров, столь нужных мне. И умелых мастеров, что будут работать на меня, и приносить доход.
Старший брат Фредерик покрутил в пальцах новенький увесистый талер, затем взял блестящий кружок меньшего размера — половина талера, или двенадцать гульденгрошей. Смотрел с интересом, и на ребристый гурт, и на аверс, где красовался профиль Магнуса в королевской короне, и на реверс, украшенный гербом Ливонии — вставшим на задние лапы мифологическим грифоном, крылатым львом с орлиным клювом, сжимающим в передних когтистых лапах прямой меч.
На увесистые медные монеты, крейцер и полкрейцера, датский король взгляд лишь бросил, однако потер пальцами оба кружочка, удовлетворенно хмыкнул, и произнес:
— Чеканка у тебя отличная, что и говорить. Подделать такие монеты будет затруднительно, хотя умельцы найдутся.
— Большую массу монет тайком провести трудно, а в любом ганзейском городе есть ратманы и стража — а они не потерпят фальшивые монеты в торговле. Так что изловят многих, а остальные устрашены будут наказанием — вольют в глотку расплавленные деньги и дельцу, и перевозчику, и сбытчику. А имущество будет конфисковано, жена и дети проданы с молотка в рабство, а так же покарают тех, кто знал, но не донес.
Магнус только пожал плечами — наказание за фальшивомонетничество действительно страшное. Однако справедливое — криминал в этом мире жестоко преследовался, преступников казнили без всякой жалости. Тут не разделяли принципы гуманизма и не собирались содержать негодяев в тюрьме долгие годы. Правда, сам Магнус не собирался расходовать впустую человеческий материал — со следующего года всех осужденных станут направлять на добычу сланцев, и пусть работают там до посинения, а умрет, то прикопают в отработанных штольнях.
— А теперь посмотри на эти монеты, брат — думаю, тебе будет занятно, — Кагнус протянул Фредерику два желтых кружочка, небольшой и совсем маленький. Король их тут же попробовал на зуб, ухмыльнулся.
— Решил своими дукатами и дублонами обзавестись? Только смысла нет, на чеканке монет больше потратишь. Золотых рудников у тебя ведь нет, тогда какой смысл?
— От тестя перепадет лет через десять — у меня чеканка намного лучше будет, чем у него, при меньших затратах.
Магнус знал что говорил — уже летом он озаботился чеканкой собственных монет впрок. Причем на несколько ином технологическом уровне, с использованием энергии водяного колеса. Хотя со станками возились несколько месяцев, воссоздав технологии начала 19-го века. О гуртильной машине с кольцом тут еще не знали, она появится только через двадцать лет во Франции, и тем более не ведали о станке для чеканки с коленчатым рычагом, которые в секунду монету делают.
На изготовлении последних машин он и сделал ставку, собираясь использовать только для себя, беря чеканку на заказ — причем первый покупатель с необъятным рынком уже появился, так как цена была ниже, чем выходило на его Монетном Дворе, а качество намного лучше. А если потребуют царь и братец Фредерик станки, то отдаст им гуртильную установку, пусть подавятся. Делиться с кем-либо техническими секретами за здорово живешь Магнус не собирался, тем более прокатным и волочильным станками, с таким трудом изготовленными.
Дукаты и дублоны были изготовлены мизерным тиражом, для налаживания станка, на котором собирались изготавливать монеты из совсем иного материала. Пока никель не принимается всерьез, но в двадцатом веке он вытеснил серебряные монеты из оборота.
— Посмотри на эти монеты, они занятные, — Магнус протянул брату два белых блестящих кружочка, и Фредерик их взял в пальцы. И через секунду у короля глаза выкатились из орбит, когда он посмотрел на отчеканенный номинал в гульденгрош и его двойной аналог.
— Ты безумец, в этих монетах серебра втрое больше по весу! Нет, тут что-то не так, не может быть!
Молодой король вертел монету пальцами, попробовал на зуб, даже царапнул острием кинжала. Но везде был белый металл, столь похожий на серебро. И Фредерик растерянно посмотрел на Магнуса.
— Что это такое, в чем штука?!
— Это не серебро, брат, вернее, не совсем серебро. У нашего с тобой зятя, курфюрста саксонского есть Рудные горы, и в Богемии тоже есть. А там находят комки руды, похожей на серебро. Ее так и называют «обманкой» — никкель. Я в мае отписал сестре Анне и зятю Августу с просьбой позволить моим людям скупить весь этот металл, он обошелся не в сущую безделицу, но приемлемо. И у богемцев все скупили — но никеля оказалось мало. Небогаты месторождения, «обманка» встречается лишь попутно. Сплав я назвал «нейзильбером» — «новым серебром», вот тебе еще покажу занятные вещицы.
Магнус взял обшитый красным бархатом ящичек и открыл его — внутри лежали в отсеках ложки и вилки, полдюжины тех и других, блеск был как от серебра, от настоящего не отличишь.
