мы уже до столовой дошли.
– Ладно, дуй. Штук десять небольших выбери, я кое-что придумал.
ПОДКАТ
Очереди, к удивлению, практически не было – два человека. Я почти наугад взял какой-то еды, расплатился, сел. Чёт невесёлые дела закручиваются, вот что я скажу. Если заговор такого масштаба, как я предполагаю, убить последнего Пожарского будут пытаться очень, очень старательно...
– Привет. Можно к тебе присоединиться?
Я сморгнул хмурые мысли. Рядом со мной, очень мило улыбаясь, стояла одна из сестричек Дайго. М-м-м... нестрогая, так скажем.
– Прошу, – я привстал и помог ей поставить поднос. – Момоко, правильно? Ты сегодня обедаешь отдельно от сестры?
– Да, всё верно. Мы... не сошлись во мнениях на один вопрос. И я не хочу, чтобы она сейчас читала мне нотации.
Поругались, одним словом. Или сделали вид, что поругались – чтобы повод был присесть и поболтать. О чём спросить, чтобы она не успела начать выспрашивать меня?
– Тяжело, наверное, в чужой стране? Или ты уже привыкла?
– О, нет! Так трудно привыкнуть к чужим правилам! Все ходят не так, говорят не так, даже смотрят не так, как мы привыкли. В посольстве мы отдыхаем, там всё как дома. Но целый день, стоит выйти за ворота... – Момоко выразительно расширила свои восточные глаза и покачала головой. – А особенно меня удручает еда. Вот, что это? – она сердито потыкала вилкой в блюдо. – Сегодня даже риса нет!
– Я тоже не очень понимаю, что это, – я усмехнулся. – Но главное: здесь есть мясо, это сытно и довольно вкусно. Я лично люблю готовить по старинным рецептам.
– Ты умеешь готовить? – глаза ниппонки сделались совсем большими.
– Конечно! И не просто умею, а очень даже хорошо. Для воина это обязательный навык, мало ли что случится в походе – и что? Голодным сидеть?
– Н-ну да, – согласилась она так, словно я открыл ей страшную истину.
– Люблю блюда старинной русской кухни. И ещё кавказской. Они довольно простые, но очень вкусные. Могу угостить тебя при случае. Как ты посмотришь, например, на мясо молодого барашка, которое полежало в специальном соусе, в специях, а потом я его запекаю на углях, прямо на твоих глазах, – я немного понизил голос, – а вокруг горы, нежная изумрудная трава, хрустальный воздух. И мы с тобой вдвоём...
Момоко смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. Ну, а что? Разве не за этим она вокруг меня крутится? Я не мясо имею в виду.
– Это звучит очень вкусно, – кивнула она и облизнула губы.
– Ты не представляешь, насколько.
Нет, кажется, она себе всё-таки представляла, потому что немножко порозовела.
– Скажи, пожалуйста, Дмитрий... А это... очень долго... организовать?
Я накрыл ладонью её пальчики, сжимающие вилочку:
– Если судьба не подкинет нам неприятных сюрпризов, в воскресенье я тебя приглашаю.
Ну, что. Вилкой не ткнула за наглость – с вероятностью в две трети придёт.
Кузьма примчался, увидел нас, болтающих, замер в дверях столовой. Мне просигналил, мол: всё путём, принёс.
ПО ОБМЕНУ ПРЕМУДРОСТЯМИ
После обеда Болеслав снова осчастливил группу своим внеплановым посещением. Явился он в аудиторию не один. Следом за деканом втекли, лучше и не скажешь, два новых ученика. Парень и девушка – видимо, родственники, что-то такое общее проглядывало в чертах обоих. Оба блондины, голубые глаза, стройные, если не сказать худые. Даже одеты похоже, в строгие костюмы в крупную клетку, только у парня брюки, а у девицы – юбка по колено. Где-то я похожих видел. Не каледонцы ли? Хотя, у тех было бы наоборот: девица бы в брюках вышла, а парень – в юбке. Или уж оба в юбках. Словечко ещё под эти юбки специальное есть, да забыл какое. Да и пошире они в плечах. А ещё каледонцы галстуки не любят, им надо чтоб свобода, грудь на распашку – у парней, понятное дело, хех. А эти – строгие, в галстучках. Тоже в одинаковых и тоже в клетку, как и брюки-пиджаки. У них что другой ткани не было?
Болеслав был официален:
– Группа, знакомьтесь, это ваши новые однокурсники, студенты по обмену с Оловянных островов, – новички дружно поморщились. Не нравится, что ли? – Прошу любить и жаловать.
– Мы прибыли с Альбиона, – пафосно заявил парень, – Эдвард Хангерфорд и Виктория Фёрниволл.
Альвы! – вспомнил я их самоназвание. По крайней мере, в моё время их называли именно так.
Они как будто ещё чего-то ждали, и Болеслав скупо махнул рукой:
– Проходите, садитесь.
Парочка оглядела аудиторию и дружно подошла к парте Беловой.
– Ты же уступишь мне место? – неожиданно спросила девушка высоким и звонким голосом.
Анна склонила голову, смерила парочку взглядом и снизошла:
– Нет.
– Но я привыкла сидеть на самом лучшем месте. А в этом классе это твоя парта. Ты же уступишь? – не сдавалась чужестранка.
– Нет, – судя по всему разговаривать с новичками Белова не хотела.
Зато весь класс с наслаждением смотрел за разгорающимся на ровном месте скандалом.
– Мы хотели бы сесть вместе, а здесь свободно только одно, – зашёл с другой стороны парень, – не могла бы ты пересесть?
– Анечка! – неожиданно громко возгласил Илья. – Ты не против, если я рядом с тобой сяду?
– Садись, Илюша, – ко всеобщему изумлению, ответила Анна.
Илья, все учебные принадлежности которого состояли из одной тетрадки и одной ручки, подхватил их, подошёл к Анниной парте и слегка наклонился к новичку:
– Здесь занято, понял?
А Илюха-то даже повыше пришлого будет.
– Господа, – ровным голосом сказал Болеслав, – если условия обучения в нашей Академии неприемлемы для вас, мы немедленно составим акт о прекращении программы обмена.
Эдвард, сморщенный как брезгливая борзая, выдавил:
– Нас всё устраивает... – и прошествовал к парте у окна.
Я усмехнулся. Гляди-ка, страсти какие! Вот и ещё парочка появилась, у которых есть повод страдать, что здесь всё не так, как дома.
Нет, я и сам однажды участвовал в программе обмена. Правда там всё пошло не по правилам, да и закончилось очень быстро. Но это уже моя судьба такая.
Эх, ностальгия...
