Выслушав меня, Поморцев долго и старательно вглядывался в допросный лист там, куда я ткнул пальцем. То ли действительно человек рад обмануться, если это соответствует его ожиданиям, то ли просто палец у меня оказался волшебным, но минуты через полторы Афанасий Петрович разглядел-таки признаки подделки.
— Ну, Алексей Филиппович, ну, у вас и глаз! Вот что значит молодость! Углядели, так уж углядели! — восхитился Поморцев. — Да как вы вообще додумались это искать?
Пришлось в несколько ужатом виде повторить то, что я уже говорил на днях Лахвостеву о законных и незаконных вариантах пересечения Буткевича и маньяка, и напомнить, что поезда в Ладогу вместе с помощником губного пристава Штерном была единственным случаем, когда Буткевич имел прямое отношение к поискам убийцы.
— Вот я и решил проверить, а все ли с этим случаем чисто, — скромно закончил я.
— Сегодня же пошлю человека допросить Гришину повторно, — Поморцев азартно потер руки, — Да велю за Бессоновым присматривать негласно. Вы же Алексей Филиппович, примите совет опытного человека…
Я изобразил самое искреннее внимание и полную готовность не только выслушать предлагаемый совет, но даже и последовать ему. Получилось, похоже, с должным артистизмом, потому что Поморцев наклонился ко мне и, понизив голос, принялся меня увещевать:
— Вы сейчас езжайте к себе на квартиру. Отдохните, поспите, на ночь примите настоечки или водочки чуть-чуть. К девкам сходите, ежели есть к кому. Ежели нету, я вам посоветую к госпоже Жужиной, ни одного плохого отзыва о ее заведении не слышал. Как только человек из Ладоги вернется, Бессонова мы арестуем, тогда я за вами и пошлю.
Ну, насчет девок не знаю, а вот предложение отдохнуть и поспать мне очень даже понравилось. Я, правда, попытался изложить Поморцеву свои сомнения относительно наличия у Бессонова мотивов к убийствам Ермолаева, Лоора и Буткевича, но Афанасий Петрович только отмахнулся.
— Сам на допросе расскажет, не на первом, так на втором уж точно! И не таких обламывали! — пренебрежительно выдал он. На мой взгляд, спорить тут было не с чем, сам же так и думал. Просто как-то неспортивно, что ли. Да и хрен бы с ним, не в футбол играем.
Лахвостева на квартире не было, его раньше времени никто не отпускал, поэтому я отправился обедать. Эйфория от снятия с города угрозы неприятельского вторжения уже прошла, но рюмочку за счет заведения мне все же поднесли. Ну да, связать недавние события, мой орден, мою же хромоту и сделать из этого соответствующие выводы не так уж и сложно.
Неспешно работая ложкой, ножом и вилкой, я и так и этак прикидывал в уме, как бы увязать Бессонова со всеми убийствами, что числятся за маньяком. И да, еще и подделку Буткевичем допросного листа не забыть сюда вставить, да так, чтобы это увязывалось со всеми прочими событиями. Пусть и не в футбол играем, но вот хотелось, очень хотелось воссоздать всю картину происходившего самому, а потом уже сравнить с тем, что будет петь на допросах Бессонов.
Итак, что у нас получается? Бессонов, под маской Парамонова выполняя дядино поручение, надзирает за постройкой парохода и попутно убивает купца Пригожева. Сразу вопрос: зачем? Тот же Бессонов под той же маской заносит взятки фон Бокту, а несколько позже убивает и его. Тот же вопрос, но ответ вроде бы есть — на тот момент фон Бокт был единственным, кто точно знал, что Парамонов связан с Аникиным. Правда сейчас, в более спокойной обстановке, я не мог понять, как такое знание могло бы угрожать Бессонову. Хотя… Если фон Бокт знал, кто такой Парамонов на самом деле, для Бессонова это угрозу представляло вполне реальную. Значит, надо еще и с этим разобраться…
Дальше. Дальше Бессонов убивает любимого дядю. Ну, не такого уж и любимого, судя по результатам, но вожделенное наследство получает. Тут как раз все понятно, вопросы можно и не задавать, потому что ответы на них уже готовы. А вот дальше уже начинаются земли неведомые, где, по слухам, живут люди с песьими головами.
Зачем Буткевичу понадобилось идти на подлог и обеспечивать Бессонову алиби на время убийства Аникина? Какую пользу и выгоду поимел Бессонов, убив Ермолаева и Лоора? Почему он в конце концов убил Буткевича?
Теоретически, конечно, нельзя было отметать и такой вариант, что маньяк — не Бессонов. Если из шести убийств, что пока записаны на маньяка, на счету Бессонова три точно (фон Бокт, Аникин и Буткевич) и одно с высокой, что называется, степенью вероятности (Пригожев), то вот Ермолаев и Лоор могут оказаться жертвами кого-то другого. Да, тут, конечно, никуда не денешь единый почерк и одни и те же орудия убийства, но… Как я понимаю, обзавестись тростью с шарообразным набалдашником и стилетом неразрешимой задачей вовсе не является. Если кому-то потребовалось пойти по стопам Буткевича и изобразить из себя того самого маньяка, можно было и разузнать получше подробности и не повторять ошибок того же Буткевича с не той тростью и гвоздем вместо стилета.
Стоп! А не сам ли Буткевич того Лоора и убил, чтобы вытащить брата из-под ареста? С него бы сталось… Но куда в таком случае девать убийство Ермолаева, которое, не забываем, произошло намного раньше, чем Буткевич убил купца Маркидонова?!
Голова от всех этих вопросов у меня слегка перенапряглась, и еще рюмочку пришлось заказать уже за свой счет. Думаться лучше не стало, зато получилось слегка расслабиться, в умственном плане в том числе.
Вот в этаком малость расслабленном состоянии я и понял, в чем тут главная сложность. Не было у меня той самой точки опоры, которую в свое время запрашивал Архимед, чтобы перевернуть Землю. Когда я пытался разобраться с покушениями на себя, такой точкой стала для меня книга Левенгаупта — знания, которые я почерпнул из нее, подсказали направление дальнейших поисков, а там уже с помощью логики одно пошло цепляться за другое. Что бы могло стать такой точкой для раскрытия этой череды убийств?
Хм, а зачем вообще совершают убийства? Нормальные, я имею в виду, предумышленные, а не по пьянке или там когда хотел пугнуть, а силу не рассчитал? Ну, что из корыстных побуждений, это понятно. Причем вовсе не обязательно для получения какой-то выгоды, недопущение убытка тоже сойдет. Получение чисто эмоционального удовольствия также может стать поводом для убийства, это вам подтвердят не только те же маньяки, но еще и мстители. И часто убивают для того, чтобы скрыть другое преступление.
А теперь рассортируем по этим признакам наши убийства. Аникин и фон Бокт — однозначно корысть. Туда же Маркидонова, пусть убийца уже и известен. Пригожев… Тут вообще не пойми что. С Ермолаевым вместе. Буткевич — почти наверняка сокрытие иного преступления. Лоор, Лоор… Да мать же его чухонскую, вот он и есть та самая точка опоры!
Теперь я пребывал в полной уверенности, что знаю про эту череду убийств все. Эх, говорили же мне в университете, что систематизация — основа любой науки!
Глава 26. Потерялся и нашелся
Народу в приемной генерал-поручика Михайлова (новый чин он получил буквально на днях) было немного, но ждать мне не пришлось вообще — генерал принял меня сразу же, едва порученец доложил ему список посетителей.
— Это и есть ваша портупея? — заинтересованно спросил Михайлов, как только я доложился.
— Так точно, ваше превосходительство! — подтвердил я.
— Вольно, подпоручик, — генерал встал из-за стола и подошел поближе, рассматривая новинку.
Ну да, опять я занялся прогрессорством, на сей раз не из тщеславия и корысти, а по производственной, так сказать, необходимости. Сплагиатил у одного британца поясной ремень с плечевой портупеей, каковой и изготовили в армейской мастерской по моему заказу и под моим же надзором. Надобность в этом изделии появилась у меня, слава Богу, не по той причине, что у упомянутого Сэма Брауна, [1] но поскольку при ходьбе моя левая рука постоянно была занята тростью, сойти за однорукого я вполне мог. Конечно, можно было бы просто прицепить на поясной ремень кобуру с револьвером, а шашку носить через плечо, но… Начнем с того, что не так это и удобно, а в продолжение напомним, что здесь ношение револьвера в поясной кобуре не практикуется ввиду большой пока еще редкости самих револьверов и потому никак не регламентируется. А в армии ведь как? Что прямо не предписано или по меньшей мере прямо не разрешено, то почти наверняка можно считать запрещенным. Так что озаботиться персональным дозволением ношения новой портупеи для себя — это не блажь, а предусмотрительность. Опять же, и Военной палате легче будет принять то, на что кто-то из генералов уже когда-то согласился.
