Ага, ага. Были мы казаки вольны…
Каборановск остался позади, и теперь мы ехали быстрее. Хочется домой, понятно. Всем хочется. И водителю «Чайки», и милиции, и мне тоже.
Вот «Чайка» прибавила скорость сверх условленного. Отчего б и не прибавить, дорога хорошая, дорога свободная, дорога чистая, мощные фары светят далеко. И милицейская «Волга» как рыба-лоцман.
Но я на провокации не поддаюсь, держу упорно шестьдесят, и «Чайке» поневоле приходится унимать резвость. Но через десять минут маневр повторяется. И ещё. Конечно, если под капотом двести лошадок, хочется показать превосходство и укорить хозяина, мол, зачем ты пересел на старую клячу, когда есть я, такая красивая, такая мощная, такая резвая.
И Стельбов говорит:
— Миша, ты можешь прибавить немножко?
Я сначала убираю музыку до минимума, и лишь потом отвечаю:
— Андрей Николаевич, если я разгонюсь до девяноста, то мы выиграем четверть часа или около того, но вероятность аварии с серьезным исходом возрастёт в восемь раз. Оно нам нужно? Оно нам не нужно! У нас тепло, у нас музыка хорошая, у нас прекрасная компания — куда торопиться, зачем? Жизнь, она здесь и сейчас!
И продолжал держать шестьдесят.
— Не отвлекай Чижика, папа, — скомандовала Пантера. — Он знает, что делает. Он всегда знает.
И Стельбов успокоился.
А водитель «Чайки» нет. Опять устремился вперёд.
Я возвращать громкость не стал. Чуть-чуть слышно, и довольно.
Еду, смотрю на дорогу, не перебежит ли её заяц на беду. На свою заячью беду, не на мою. Нет, зверюшек я жалею, но твердо заучил правило: моя жизнь дороже. И потому ни резко тормозить, ни сворачивать в кювет не стану. Заторможу обычно, и попытаюсь объехать в пределах дороги без выезда на встречную полосу. Невозможно? Значит, бедный зайчик…
Пока я размышлял о судьбах зверушек, «Чайка» ушла далеко вперед. Улетела, это же птица. И вдруг что-то случилось: дальний свет её мощных фар погас. А несколько мгновений спустя раздался непонятный звук, будто кошка что-то сбросила со стола.
Я медленно сбавил скорость до тридцати. Медленно — чтобы в нас не врезались милицейские «Жигули», что двигались в арьергарде.
— Что там, Чижик? — спросила Ольга.
— Подъедем — узнаем.
Через минуту стало видно: «Чайка» столкнулась с грузовиком. И крепко столкнулась.
Я остановился, вышел.
Очень крепко столкнулась. Водитель собою выбил переднее стекло и вылетел наружу, прямо на капот грузовика.
Никаких признаков жизни. Да и откуда им быть, признакам, если, как говорят деревенские фельдшера, «все мозги наружу». Может, и не все, но наружу.
Заглянул в кабину грузовика, «Газ-51».
Тоже безрадостная картина. Совсем.
Тут и милиция подоспела, арьергардная.
Майор первым делом подбежал к «ЗИМу», убедиться в целости и сохранности Стельбова. Но Стельбов и сам выбрался наружу. Вышел. Из «ЗИМа» очень удобно выходить.
— Что там?
— Ничего хорошего. Травматические повреждения, несовместимые с жизнью.
— И Степан…
— Если Степан — водитель «Чайки», то и Степан, да. И второй, водитель грузовика, тоже да.
— Но как? Почему?
— Это не ко мне.
Подал голос майор:
— Будем разбираться, товарищ Стельбов. Будем разбираться…
— Товарищ майор, — обратился я. — Каков протокол действий при покушении на охраняемую персону?
— Что?
Я повторил.
— Какое покушение? Обычное дэтэпэ!
— Это будет ясно после расследования. А пока выводов нет, следует действовать так, как будто имеет место покушение! Ну, так положено было прежде, как сейчас — не знаю. Вы тут главный от милиции.
— Сейчас подъедет полковник Викторов, он и решит, — ответил майор.
— А вы, стало быть, не решаете?
— Вот что, Миша. Садись в машину и вези девочек в город, — скомандовал Стельбов.
— Непременно, Андрей Николаевич. Но только вместе с вами.
— Я останусь здесь.
— Это зачем? Вы не врач, да врачу тут делать уже и нечего. Вы не гаишник, вы не из КаГеБе, что вам тут оставаться? Вам уезжать нужно. Немедленно. Мало ли что случится.
— Садись в машину, папа! — это подошла Ольга. — Мы без тебя не поедем.
— Нужно дождаться полковника Викторова! — подал голос майор.
— Странно, где же этот полковник? В решающий момент его почему-то нет! — сказала Ольга и повела Стельбова в «ЗИМ». Тот неохотно, но пошёл.
— Действительно, где же полковник? Вы можете с ним связаться?
— У нас рация не… нет связи, в общем, — ответил майор.
— Как вовремя! — и я поспешил к «ЗИМу».
Сел, выключил приёмник, тронул со второй, объехал сцепившиеся автомобили и — в город. Строго на шестидесяти.
Через два километра поравнялись со стоящей на обочине милицейской «Волгой».
— Остановись, Миша, — распорядился Стельбов.
— Нет, Андрей Петрович. Нельзя. Взрослые мальчики, ваш полковник и водитель. Отобьются, если что, — и, не снижая скорости, я миновал автомобиль.
— Никто из него даже не вышел. Странно? Здесь много странного… У вас, Андрей Николаевич, пистолета, часом, нет?
— Зачем мне пистолет? — вопросом на вопрос ответил Стельбов.
— В стародавние времена, при царском режиме, чиновникам полагалось оружие. Шпага. Как элемент парадного вицмундира. Больше для красоты. Никакой надворный советник фехтовать не учился. А всё же приятно, когда есть шпага.
— Сейчас не прежние времена, — ответил Стельбов.
— Именно. Шпага сейчас и совсем ни к чему. А вот пистолет бы пригодился. У меня «беретта» есть, да жаль, в Триполи осталась.
Но вот что я нашел на снегу около «Чайки», — я поднял левую руку и показал, не оборачиваясь. На дорогу смотрю.
— Пистолет?
— «Макаров», да. У вашего водителя был «Макаров»?
— Да.
— Видно, вылетел из автомобиля в процессе столкновения.
— Ты должен был его отдать…
— Кому?
— Майору.
— В ситуации неопределенности следует действовать по обстановке, полагаясь на опыт и здравый смысл, — сказал я.
— Это откуда?
— Каддафи написал наставление для Капитанов Ливийской Революции.
— Мы не в Ливии.
— Но в ситуации неопределенности. Майор самоустранился, иначе его поведение трактовать нельзя. Полковник… чёрт его знает, что делает полковник. Со мной две женщины и кандидат в члены Политбюро. «В этой ситуации я решил, что нельзя оставлять оружие бесхозным, и изъял его с места происшествия с тем, чтобы впоследствии передать представителям власти, — сказал я нарочито протокольным голосом.
— И ты передаёшь пистолет мне?
— Как представителю власти. По первому требованию, да. Но лучше он пока побудет при мне. До прояснения ситуации.
— Прояснение ситуации… Ты хоть стрелять-то умеешь, Чижик?
— Чижик очень хорошо стреляет, папа, — сказала Ольга.
— И в человека сумеет выстрелить?
— В хорошего человека почему не выстрелить, — ответил я. И убрал пистолет в перчаточный ящик.
Не забрал его Стельбов. Не забрал.
Никто не догонял, никто не ехал навстречу. Мы молчим, только мотор урчит.
Доехали до поворота на Сосновку.
— Едем в город, — опять начал командовать Стельбов.
— Если вас поджидают, то как раз у города, — возразил я. — Едем домой, там вы сможете вызвать хоть роту милиции. И в Москву позвонить.
— В Москву?
— Ну, я не знаю, как там у вас положено. Но покушение на первого секретаря обкома — дело союзного значения, мне так думается.
Доехали до поселка. У ворот охраняемой территории нас никто не встретил. Пришлось выйти. Охранник дремал в будке. Хоть живой, а то всякие мысли приходят.
Разбудил невежливо.
Нет, расслабились все, распустились. Не верят в плохое. А оно рядом, на расстоянии вытянутой руки, плохое.
— Девочки идут со мной, — не терпящим возражения тоном сказал Стельбов.
А я опять поперёк:
— У вас опасно, Андрей Николаевич. А у меня — нет. Кому нужен Чижик? Они же не в «ЗИМ» врезались, а в «Чайку». Если идёт охота, то за вами.
