— А кто оплатит это лечение длинной в пять лет? — сморщил нос капитан.
— Я оплачу. Там есть два варианта, для очень богатых и для очень знатных. Если мы договоримся, то лечение твоей жены пройдёт по второму варианту среди принцесс и герцогинь всяких. Сыновья будут учиться в школе. Лучшее образование в мире. Есть школа гардемаринов. Есть училище артиллеристов. Подумай капитан. Что хорошего кроме нищенского жалования и ту… и чахотки дала тебе Англия, и что предлагает Великое ханство Джунгария⁈ Кроме того, по истечении этих пяти лет вернёшься очень богатым человеком. Купишь домик в Калифорнии с садом секвой, положишь лишние деньги в банк под проценты, и будешь жить в здоровом климате с женой только на ренту. А дети будут моряками в Америке.
— И что на самом деле вылечите от чахотки? Доктора разводят руками…
— Тут всё дело в том, какая стадия болезни, обычно определяют, что человек болен чахоткой поздно. Поэтому, когда диагноз уже поставлен, то и лечить уже поздно. Тем не менее, чахотку лечат, уж намного продлить жизнь наше лечение позволит. И оно не имеет ничего общего с тем, как лечат у вас. Насколько я знаю, помимо отхаркивающих средств больным выписывают в Англии капли на основе свинца, ртути, мышьяка. От такого «лечения» больной просто обязан умереть раньше, чем от самого заболевания.
— Да жена покупает капли с солями ртути! — попытался вскочить капитан.
— Тихо. Тихо. Чем быстрее мы договоримся, тем быстрее она попадёт в ту больницу.
— Я согласен! — опять попытался вскочить капитан Ирби.
— А палец?
— Палец? Ах, это. Ну, были врагами. Тёплых чувств к вашему ханству я испытывать не буду, но с русскими мы не враги. И жена с детьми мне дороже пальца.
— Хорошо. Бурул, — Сашка выглянул из каюты.
— Корабли на горизонте! Сам видел с вороньего гнезда! — бросился к нему десятник.
— Классно. Развяжи помощника капитана этого корабля Пауля Ирби. И как следует рану обработайте. Он теперь нам живой нужен.
Событие шестьдесят шестое
В кошки-мышки любят играть только кошки.
Владимир Михайлович Хочинский
Майор Джон Эдвард Осборн поплотнее забился под баковую банку большой восьмивёсельной шлюпки, укреплённой на палубе между Фок и Грот мачтами. Шлюпка была закрыта натянутой и плотно закреплённой парусиной, пропитанной какой-то гадостью вонючей, которая делала её водонепроницаемой. Запах был отвратный. Словно он в луже мочи лежит. Ну, в луже точно. Сколько-то воды дождевой под этот тент попадало, и она стекла в самое низкое место, как раз под баковую банку.
Он выжил в этой резне случайно. Спасло то, что он прослужил в Бухаре два года при посольстве. Там поневоле изучил местный язык и даже нанял себе из купцов учителя русского. Всё же «Большую игру» тут Великобритания вела с Россией, и знать хоть немного язык вероятного противника капитан тогда Джон Эдвард Осборн посчитал тогда необходимым, да и вообще лишних знаний не бывает, рано или поздно они пригодятся. Вот сейчас знание русского точно спасло ему жизнь. Пока спасло.
В каюте ночью было душно, а ещё в соседней громко разговаривали турки, и при этом один так громко и противно ржал, что любой ишак ему позавидует. И всё равно этим папуасам, что ночь давно и нормальные люди спят, ну или как он пытаются заснуть. Майор вышел покурить, набил трубку и попытался раскурить ей чиркая кресалом. Но слабый ветерок сдувал искры, и Осборн зашёл за шлюпку скрываясь от мешающего ему ветерка. И тут с другой стороны палубы зазвучали шаги, а после и разговор послышался. Майор хотел посмотреть, кто там в темноте шастает по палубе, но тут его слова одного из невидимых соседей остановили. Точнее, не слова. А язык, на котором они были сказаны. Это был русский. Сказать, что Осборн прямо спокойно мог на нём разговаривать, так будет явно хвастовством, но уж отличить русский от другого языка точно сможет.
— Смотри, какие звёзды яркие, — сказал один.
— Да, всё будет отлично видно, — ответил второй голос.
— Ребята сюда, — снова чуть громче произнёс первый.
Загрохали сапоги по деревянному настилу палубы, и потом уже множество шагов потопало в направлении кают.
Майор сунул нераскуренную трубку в карман бриджей и задумался. Кто мог говорить на корабле на русском? Да ещё не один и не два, а десяток, наверное, если по грохоту сапог судить. Ответ был только один, ну, не английские же матросы говорили на русском. Оставались индийцы и джунгарцы. Индийцев майор отбросил. Он был в Индии и точно знал, что эти моряки, зачем-то нанятые непонятным майору послом, из Индии. Оставались только джунгарцы. Ну, не был Осборн в том районе никогда. Севернее и восточнее Бухары не был. Но ведь больше некому. То есть, они не из мифической Джунгарии, а из враждебной Англии России. И пусть сейчас Англия не воюет с русскими, но соперниками и врагами они от этого быть не перестанут.
Всё дальнейшее произошло настолько быстро, что майор ничего толком сообразить не мог. Из каюты турок послышалась возня и крики сдавленные, но всё быстро затихло. Майор, пригибаясь, поспешил к мостику, но там в лунном свете увидел всё тех же джунгарцев. А потом загрохотали выстрелы и послышались шаги с другой стороны шлюпки. Осборн решил спрятаться пока ситуация не прояснится. Он огляделся и не нашёл какого-либо укрытия. И тут он осознал, что стоит-то перед шлюпкой, накрытой парусиной. Майор потянул за край парусины. Он был закреплён. Осборн попытался нащупать завязки, но тут одна из завязок порвалась, и он смог сунуть род парусину голову. Ну и дальше весь заполз под ткань вонючую, извиваясь как червяк.
— Могут заглянуть, — сказал сам себе шёпотом майор и по дну шлюпки пополз на нос. А там и забился под баковую банку. Ничего, пусть вода под боком, но живой же. Майор слышал, как раздавались команды, и убитых английских матросов стали сбрасывать в море.
Событие шестьдесят седьмое
Мастерство человека видно по его поступкам, а не по знакам различия.
Assassin’s Creed
Капитан-лейтенант Вольфганг Эрих фон Кох в подзорную трубу наблюдал, как большой военный фрегат под турецким флагом шел к Редут-Кале. Странно шёл, словно управляющий им офицер был пьян. Кроме того, для западного ветра довольно приличного, который дул кораблю в левый борт, паруса были поставлены неправильно. Они заваливали корабль на правый борт. Вывод напрашивался простой, те, кто управляли фрегатом, ничего толком в этом не понимали. В это время по вантам стали лазать маленькие фигурки матросов, которые убирали паруса. Ну, тоже спорное решение. Чуть рановато. Так к бухте, если фрегат идёт сюда он будет тащиться больше часа, при возможности дойти за четверть часа.
И чутьё, и логика подсказывали Владимиру Фёдоровичу, что это именно то судно, которое он ждёт.
— Взгляни, Генрих Фёдорович, что вытворяют, — Кох передал трубу капитану второго ранга фон Штольцу.
— Тяжёлая, неудобно одной рукой, — отмахнулся старый молской волк, — и так вижу, что пороть и пороть надо, прежде чем из них матросы нормальные получатся, а капитан со старшим помощником чем занимаются? Зимин, — кавторанг подозвал стоящего рядом такого же ветерана, как и сам, — подержи мне трубу, странная форма на матросах.
Боцманмат (Морской старший унтер-офицер) Зимин взял подзорную трубу и положил себе на плечо. Генрих Фёдорович припал к окуляру.
— Точно, донерветтер, странная одежда на матросах.
Фрегат между тем, почти лишённый парусов медленно вползал в бухту. Странные матросы отставили только бом-кливер и кливер на форштевне корабля. К тому моменту, как корабль бросил якорь в паре кабельтовых от берега уже вся дембельская компания высыпала на берег.
Матросы переговаривались, обсуждая свой новый корабль, а офицеры стоящие отдельно на небольшом пригорке продолжали удивляться несуразности действий экипажа и капитана.
