— Не думай, ксат, что ключники от ворот святых слов уподоблены низким… представлениям.
— В церкви предпочитают решать вопросы с огоньком?
— Нет, ксат, мы не сжигаем виновных. И не казним их. Не в праве церкви решать, кому жить, а кому умирать.
— Да? — я искренне удивился. В моих воспоминаниях запечатлён несколько отличный от сказанного сюжет. — И разумных с частями от животных вы тоже не убиваете?
— Ты говоришь о троптосах? — церковник зашёл в темницу и встал около стола.
— Именно о них.
— Ты, ксат, путаешь разумных и отродья скверны, — Хубар говорил с такой интонацией, будто я обесценил самое главное достижение в его жизни.
— Ты хоть раз видел настоящее отродье скверны?
— Видел. И не раз.
— Тогда как может быть разумный порождением скверны?
— А как может быть разумный с ногами козла, с покрытыми перьями руками, с кошачьей пастью, с собачьим хвостом? Это облик извращённой скверной нежити. Они её порождение.
— Здесь только одно порождение, — я взглядом обвёл темницу. В глазах церковника вспыхнул огонёк ненависти, практически сразу потухший.
— Ты прав. Но всё зависит оттого, с какой стороны смотреть.
— Я уже посмотрел, спасибо.
— Оставим это, — белобрысый поднял руку, как бы прося остановиться. Заодно он окинул взглядом стол. — Присоединишься? Я пришёл поговорить. Поговорить и понять, как ты здесь оказался.
— Хм, — я театрально протянул и почесал подбородок. — Наверно, меня привели сюда матоны?
— Нет, — церковник сел за стол, — я про твой жизненный путь.
Так, эта тварь меня переиграла, первым сев за стол. Теперь у меня лишь два выбора.
Первый — не присоединяться. Стоять и ждать, когда церковник пообедает и уйдёт. И в этом случае он будет есть долго, специально затягивая и смакуя каждый кусочек. Так-то есть мне не хотелось и стоять я не устану, но первый выбор — это проигрыш, ведь церковник окажется главнее меня.
Второй — присоединиться, составить компанию этому утырку и переводить разговор с моей персоны на него. А там… А там буду надеяться, что он допустит оплошность и туман над моим скверным будущим хоть немного рассеется. Как-то не хочется провести остаток своих дней в темнице.
— Зачем тебе знать мою жизнь? — я присоединился к Хубару, но посох по привычке не убрал. Его острое основание было около моей левой ступни, а боковина лежала на ключице.
— Я впервые беседую с ксатом.
Белобрысый показал на стол одному из магов-учеников. Тот поклонился и разлил по чашам бордовый напиток. Затем ненадолго вышел в коридор и вернулся с глубоким блюдом. Его содержимое плавно переместилось в наши тарелки, а сырой воздух темницы наполнили ароматы жареного мяса, паприки и свежих овощей.
— Боюсь, наши отношения не столь равнозначны: ты не первый церковник, с которым я говорю, — я ухмыльнулся, стараясь подколоть парня.
— Тогда ты не откажешь мне в просьбе рассказать немного о себе? Прошу, уровняй нас.
— Конечно, — я едва заметно кивнул, показывая, что якобы проиграл. Зрачки церковника расширились, уголки рта чуть приподнялись. Парень хотел что-то сказать, но я оказался быстрее:
— Только после встречной услуги.
— Какой услуги? — подбородок церковника задрожал.
— Ты расскажешь о процедуре дознания, всё и полностью. Если я посчитаю, что ты что-то утаил или соврал — то разговора не будет.
— Ты просишь малое, ксат. Но как мне быть уверенным, что ты примешь мои слова, даже если они правдивы и полны? Где гарантии?
— Гарантии? — я удивлённо развёл руками. — Оглянись, в каком месте мы находимся. Какие могут быть гарантии в темнице для невиновного?
— Тебе гарантирована жизнь.
— Вчера, и только на вчера.
— Нет, ты будешь жив на церемонии. Она… — парень осёкся. Его глаза судорожно забегали, челюсти сжались до зубовного скрежета.
— Церемония поступления через сколько дней?
— Через шесть дней, — парень успокоился, понимая, что уже не отвертеться. — Я не знаю, что случится в тот день.
— Это ведь ты что-то предложил магам.
— Да, я предложил совместить тебя и желание благородного о турнире. Но я не знаю, что именно магистрат решил.
— А тут и думать не надо, — я пальцем подцепил немного соуса с мяса, собираясь проверить еду на яд. Сладкий вкус паприки и оттенок пряного базилика тронули кончик языка.
— Возможно, но я теряюсь в догадках, — церковник пожал плечами. — Прошу, не стесняйся и ешь в своё удовольствие. Есть ещё несколько блюд, так что ты наешься досыта.
— Не самый отвратный последний обед, — жжения на языке не чувствовалось.
— Брось, я не соврал тебе, и еда не отравлена. Сегодня не твой последний день.
— Я предпочитаю самостоятельно решать свою судьбу. И свой последний день я назначу сам.
— Лишь Всебоги ведают о наших судьбах, — церковник церемониально поднял голову к небу. — Их слова твердят об этом.
— И что тебе говорят твои боги, церковник?
— Многое, ксат. Многое. Прошу, наслаждайся. А пока позволь отвлечься и поговорить о делах не столь насущных. И, если тебе удобней будет, зови меня по имени. Хубар. Фамилии у меня нет, я всего лишь послушник.
— Пока что послушник?
— Пока что, — Хубар кивнул и посмотрел на меня ожидая, что я представлюсь следом.
— Лик’Тулкис. Можно Ликус, так разумным проще.
— Благодарю. Кстати, о простоте: как у вас относятся к магическим инструментам?
Я не противник или любитель разговоров «ни о чём», но эта отвлечённая беседа о том, что магические инструменты упрощают жизнь — оказалась кстати. Появилась возможность расслабиться и насладится вкусной едой, хоть и не в самой приятной компании. Но какой выбор?
Зато эта, казалось бы, ничего не значащая беседа — для меня означала многое. Упоминаемые Хубаром инструменты поражали своим многообразием. И виденные ранее — лишь малая капля. Ступа, благодаря которой можно взбить сливки так, что боги обратят на них внимание и наделят масло особым свойством, или же оно будет дольше храниться. Наковальня, работая на которой кузнец выкует меч гораздо прочнее. Не счесть разнообразия магических устройств. Всё это пугало, ибо мои подозрения получали всё больше подтверждений: мир окуклился в магическом развитии. А если прибавить, что части порождений используют повсеместно — то такими темпами силу пара разумные обуздают через три, или даже четыре тысячи лет.
— Что ты хочешь узнать о процедуре дознания? — Хубар поднял стакан с вином и задумчиво повертел его в руках. С обедом было покончено, как и с отстранёнными разговорами.
— Всё.
Хмыкнув, церковник принялся объяснять, зачем и для чего разумные отвечают на три вопроса.
В прошлом мире это называли причастием, в этом — дознанием. Вот только в прошлом мире причастие шло строго после как человек исповедуется, в этом же мире следовало доказать чистоту своих помыслов, прежде чем открыть душу церковникам. И детектор лжи для этого подходил как нельзя лучше. Как и специально обученный служитель церкви. Имя ему — трихтих. Именно на него и обучался Хубар. Стать тем, кто заглянет в душу разумному и определит его помыслы — есть высшая добродетель и почёт.
— Я надеюсь, ты доволен моим рассказом?
— Я принимаю его, Хубар. Ты хотел узнать, как я оказался в академии?
— Не только. Сначала я хотел узнать о твоём возрасте.
— Зачем тебе это?
— Никто не знает, как в академии смогли принять твои документы. В них ничего нет, кроме твоего имени и того, что контракт оплачен.
— Тебе следует спросить с магов, как они это допустили, не с меня.
— И для этого надо знать твою личность. Возраст, это главное.
— Поведёшь меня к кристаллу, чтобы проверить слова? — зачем ему это? Не знаю, но в банковской системе высших эльфов, как и в империи Талкая, везде указан возраст оболочки.
— Нет, в этом нет необходимости, — Хубар едва слышно хлопнул в ладоши и вскоре на столе оказался небольшой кристалл на подставке, а рядом с нами встал ратон в белых церковных одеждах и синей накидкой на плечах. — Голос богов не знает лжи.
