— Хм, а ведь и верно, — поддержал меня Шаболдин. — Михаил Дорофеевич, может быть, вы что-то о том знаете?
— Ни о каком завещании Смирнова нам ничего не известно, — покачал Мякиш головою. — В конторе присяжного поверенного Карцева завещания Ивана Фёдоровича точно нет. Но вы, Алексей Филиппович, правы, оно и вправду очень странно… И ведь ни Павлов, ни Юревич тоже ничего не знают… Однако на розыск Родимцева это необъяснимое явление, полагаю, никак не влияет, — Мякиш, похоже, сообразил, что дальнейшие разговоры об этом могут привести к тому, что губные в лице Шаболдина узнают лишнее, а потому решил переменить тему.
— Пожалуй, — согласился с тайным исправником Шаболдин. — Стало быть, продолжаем искать Родимцева…
Решили, что губные пока продолжат проверку съехавших из приличных меблированных комнат жиличек с именами на «М», а дальше будут работать по её итогам, тайным же досталась задача либо найти завещание Смирнова, либо окончательно убедиться в его отсутствии, причём второе нам всем представлялось даже более вероятным. Я же снова остался не у дел, о чём никак не печалился — и подумать мне было над чем, и более практическое занятие себе я тоже нашёл. Вот с него, занятия, и начал, отправившись в колясочную мастерскую Пахома Загладина.
Что я там забыл? Ну, знаете ли, дети имеют свойство расти, и уже скоро Андрюша Левской из своей коляски вырастет, а там, не успеешь оглянуться, и ножками топать начнёт. Вот тогда очень кстати будет коляска сидячая, а её надо придумать, потому что я говорил уже, кажется, какое убогое зрелище в этом мире являют собой такие коляски. Здешние мастера ничуть не глупее конструкторов бывшего моего мира, просто живут они в другой среде и действуют на другой базе знаний и наработок. Зато если им ткнуть пальцем в нужном направлении, суть они схватывают моментально, а дальше уже вполне самостоятельно думают, как поставленную задачу выполнить, и думают в большинстве случаев правильно. Убедившись в этом на опыте работ над винтовками, карабинами и револьверами, я и в колясочном прогрессорстве решил действовать сходным образом. Объяснив Пахому задачу и набросав ему общую схему складной сидячей коляски, я уверился в том, что идею мою он понял, и отбыл домой. Вот сделают у Загладина первый образец, там уже будет во что тыкать пальцем и с похвалами, и с конструктивной критикой, а потом придёт время оформлять очередную привилегию и начинать выпуск новой модели. И людям хорошо, и мне лишние деньги…
Домой вернулся как раз к обеду. Отдав должное сытным и вкусным яствам, поболтав за послеобеденным чаем с Варварушкой и Оленькой, я удалился в кабинет, устроился поудобнее в кресле и принялся размышлять.
Итак, прекрасно зная о собственном нездоровье, составлением завещания Смирнов не озаботился, и это, замечу, при том, что в отсутствие каких бы то ни было родственников в выборе наследников он имел полную, ничем и никем не ограниченную, свободу. Да, очень может быть, что Мякиш, говоря о том, что наследовать Смирнову будет казна, сказал мне не всё, и какие-то заблаговременные договорённости с Палатой тайных дел относительно судьбы своего наследства у Ивана Фёдоровича имелись. Более того, они, эти самые договорённости просто обязаны были существовать, потому как и я не мог поверить, что так уж прямо равнодушен был этот в высшей степени предусмотрительный человек к судьбе своего дела, и Палата тайных дел не допустила бы прекращения деятельности столь полезного для себя предприятия, как Русское телеграфное агентство. Да и кто продолжит издание популярных у образованной публики «Московского вестника» и «Русского слова», для тайных тоже вопрос не из последних. Никакого разумного объяснения такого положения я не видел, но это же вовсе не означало, что того объяснения нет. Есть оно, не может его не быть, а то, что я его не знаю, можно и нужно исправить.
Тут, кстати, и ещё один вопрос вставал во весь свой немалый рост: почему Смирнов, явно покровительствуя Родимцеву, не сделал его своим наследником? Ну или хотя бы одним из наследников? Я понимаю, конечно, что без должного образования толку от Родимцева в издательском деле и в торговле новостями никакого бы не было, но уж дробления собственности и просто прекращения существования предприятий Смирнова наличие наследника и толковых при нём управляющих избежать однозначно помогло бы. И ведь тот же Юревич говорил, что Смирнов вроде как собирался поставить Родимцева на управление каким-то из своих предприятий… Тут, правда, Иван Фёдорович запросто мог ввести своего дворецкого в заблуждение, чтобы тот не лез с ненужными вопросами, а в действительности иметь на Родимцева какие-то иные виды, но поди теперь разбери. Беда здесь в том, что это можно будет прояснить, только разыскав самого Родимцева, с чем пока у нас дело идёт не особо и хорошо.
Что ещё мне во всём этом очень уж не нравилось, так это полное непонимание действий Смирнова как коллеги-попаданца. В том, что Иван Фёдорович именно таковым является, у меня никаких сомнений давно не оставалось, но вот поступал он как-то не по-нашему, не так, как оно нормальному попаданцу положено. Вот какого, спрашивается, чёрта понадобилось ему вообще уличать меня в попаданстве, если, что называется, и сам такой⁈ Чего он этим хотел добиться? Устроился-то ведь вполне неплохо — денег много, влияние, пусть и опосредованное, через новости, газеты и книги, тоже имеется, от каких-то совсем уж ненужных проблем прикроют тайные. Да, не повезло со здоровьем, так сказать, принимающей стороны, но это же тем более лишний повод зря не высовываться. Так нет же, полез куда не надо, Тихонова этого, который «Иван Иваныч», приплёл, тайным своей нездоровой инициативой карты спутал… Зачем⁈
А ведь есть зачем, на идиота господин Смирнов не похож. И опять-таки, если я тут ничего не понимаю, а я уж точно не понимаю, надо искать то, что поможет мне хоть что-то в этом многослойном и донельзя запутанном деле понять. Потому что я тут лицо самое что ни на есть заинтересованное.
Как это пелось в моей прошлой жизни, если долго мучиться, что-нибудь получится. Вот и у меня то самое «что-нибудь» и получилось. Мне удалось-таки придумать непротиворечивое предположение относительно причины благоволения Смирнова к Родимцеву. Парень же запросто мог оказаться его незаконнорожденным сыном! Это объясняло многое, но всё же я, по здравом размышлении, признал, что посчитать такое предположение непротиворечивым, пожалуй, поторопился. Незаконнорожденные дети могут получить наследство, но только по завещанию, в наследовании по обычаю они никаких прав не имеют, а завещания Смирнов не составил. Да, он и не умер, но тут опять стоило припомнить характерную для Ивана Фёдоровича предусмотрительность и в очередной раз удивиться, почему на сей раз он её не проявил. Или всё-таки проявил, но так хитро, что никто этого так и не видит? Хм-хм-хм… Кажется, я знаю, где это можно частично прояснить, но именно что частично. Ладно, думаем дальше.
Думать дальше оказалось решением не сильно правильным — ничего умного в голову мне не пришло, а потому я позвонил присяжному поверенному Веснянскому и договорился встретиться с ним прямо сейчас, с учётом того небольшого времени, что требовалось мне, чтобы до его конторы добраться.
За чашечкой кофею мы с Владиславом Аристарховичем кратенько побеседовали о застывшем на мёртвой точке деле с привилегией на мою учебную методу. Полтора года назад царь обещал передать вопрос на рассмотрение Высшей судебной палаты, но никаких известий оттуда я так до сих пор не получал. Считать, будто царь своего обещания не исполнил, у меня и в мыслях не было, но дело это и вправду настолько сложное, что скорого его решения я и сам не ждал. Веснянскому я про обещание царя не говорил, особой надежды на успех у меня тут давно уже не было, да и не затем я к нему и пришёл.
— У меня, Владислав Аристархович, несколько неожиданно возник вопрос, к нашим с вами делам не относящийся, — кофе попили, на дежурную тему поговорили, пора было переходить к делу. — Может ли незаконнорожденный сын наследовать своему отцу по обычаю при отсутствии завещания и иных наследников?
